— А черт его знает, — обескураженно ответил я, глядя на непонятное архитектурное излишество, построенное на нашем участке.

— Ну и ну, — только и пробормотал Денис.

— Оригинально, — подхватила Наташа.

— Да уж, — хором произнесли Кристина и я.

А удивляться было чему. В непосредственной близости от нашего дома кто-то воздвиг огромную башню в форме параллелепипеда, наклонившегося к земле под углом в семьдесят градусов.

Эдакий сверхсовременный кубизм с тоской по чуду Пизанской башни! Еще издали было видно, что это сооружение изготовлено из какого-то необычного материала зеленоватого цвета.

«Кому могло взбрендить, — возмущенно думал я, — посреди роскошного луга возле дома из бруса, сложенного в виде русской пятистенки, выстроить такую ультрамодернистскую конструкцию?! Впрочем, что тут голову ломать? Ясно кому — Пафнутию! Он же постоянно повторял: я архитектор, я архитектор. Наверное, если б моя жена сама не нарисовала дом, он бы и дачу нам построил в таком же стиле».

И я вспомнил, что, когда последний раз виделся с Пафнутием, намекнул ему на то, что неплохо было б пристроить уборную и хозблок. И так как конкретными чертежами и рисунками его не снабдили, он, очевидно, дал волю своему воображению и воплотил в жизнь давние творческие замыслы. Сомнений не оставалось — уродский параллелепипед был делом рук Пафнутия. Этот доморощенный архитектор так жаждал раскрыть свой талант, что даже аванса у меня не попросил.

Когда мы подъехали ближе, оказалось, что башню у основания окружает круглая, с человеческий рост, стена, выполненная из того же зеленоватого материала.

И тут со мной произошло нечто необычное. От потрясения, которое я испытал при виде этого архитектурного уродства, у меня открылась паранормальная способность видеть сквозь предметы. Да-да, я смотрел на параллелепипед и окружающую его стену и видел сквозь них луг и лес. Должен сказать, что я с детства мечтал обладать какими-нибудь удивительными, сверхъестественными качествами. Я был готов душу дьяволу продать, лишь бы принципиально отличаться от других людей. При этом я вовсе не думал о каком-нибудь превосходстве над простыми смертными, или мне казалось, что я так не думаю. По крайней мере, сам себе я говорил, что просто хочу удивлять людей чем-нибудь необычным. Ну, например, было бы здорово, если бы я, внешне оставаясь таким как есть, обладал фантастической силой. Действительно, фантастической, недоступной ни одному человеку, будь он даже Арнольд Шварценеггер или Сильвестр Сталлоне. Скажем, такой силой, чтоб одной рукой тонн десять поднимать спокойно. Представляете, идет соревнование по тяжелой атлетике. Спортсмены надрываются, корячатся, штанги на ноги себе роняют, и вдруг на помост из зрительного зала поднимается худощавый молодой человек и самую тяжелую штангу одной рукой поднимает. Или сидит в каком-нибудь кабаке здоровенный громила с симпатичной кралей, входит обыкновенный человек, небрежно роняет того громилу со стула, занимает его место и говорит обалдевшей девочке: ты будешь моей. Верзила с пола поднимается, его халдеи спешат ему на помощь, а я расправляюсь с ними одной левой, не вставая со стула и продолжая беседовать с девушкой. Метрдотель милицию вызывает, но и с нею я… Эх, мечты, мечты! В детстве я в отчаяние приходил, понимая, что они несбыточны. И вдруг — на те вам! На тридцатом году жизни какой-то волшебник вспомнил обо мне! Ладно, силой исполинской не наградил, так хоть видеть сквозь стены позволил. И на том спасибо. А то б жизнь так и прошла — в серых и скучных буднях.

«Теперь я смогу запросто подглядывать за понравившейся мне женщиной, а потом заинтересовать ее своей персоной, удивив осведомленностью о каких-нибудь подробностях ее личной жизни», — думал я, наблюдая сквозь параллелепипед за ястребом, величественно кружившим над землей. И тут Кристина все испортила.

— Из стекла что ль это сделано? — спросила она.

И я понял, что это не меня добрый волшебник наградил необычайным даром, а Пафнутия бес попутал, и он соорудил уборную из прозрачного материала. Я сильно расстроился из-за того, что так наивно поверил в свою исключительность.

Денис обошел это странное сооружение вокруг.

— А входа-то здесь нет, — заметил он.

Я тоже обошел вокруг стены и, действительно, не нашел входа внутрь. Разозлившись, я поднял с земли обрезок доски и швырнул им в стену. Он благополучно пролетел сквозь нее и упал на землю внутри этой необычной конструкции.

— Во, блин! — воскликнул Денис.

Я ткнул кулаком в то место, через которое пролетела деревяшка, но рука уперлась в стену.

— Валера, что это такое? — спросила Кристина.

— Уборная, наверно, — ответил я, потому что ничего другого Пафнутий не должен был строить.

— Прозрачная?! — удивилась Наташа.

— Да еще доски сквозь стены пролетают! — добавила Кристина.

— А кто это построил? — спросил Денис.

— Пафнутий, кто ж еще, — сказал я.

— А как этим пользоваться — он не объяснил? — Денис похлопал ладонью по стене.

— Да черт его знает, что это вообще такое? — разозлился я. — Сам первый раз вижу. Но должны были построить уборную.

— А сколько ты за это заплатил? — продолжал допрашивать меня Денис.

— Да еще не успел и, пожалуй, спешить не буду.

— Валер, — окликнула меня Кристина, — смотри, сюда целая делегация идет.

Я обернулся и увидел Головлевых — Николая Ивановича, его жену тетю Люду и их невестку Машу. Метрах в десяти следом за ними хлюпал сапогами, почесывая на ходу живот, Виталик Головлев, машин муж. Вприпрыжку за ним скакала их дочка Настя.

— Приехали?! — окликнула нас тетя Люда.

— Здравствуйте, — ответил я и двинулся им навстречу, протягивая руку Николаю Ивановичу.

Наши друзья тоже поздоровались, но остались стоять на месте, с интересом рассматривая местных жителей.

Подошел Виталик, и мы пожали друг другу руки.

— Слушай, Валера, мой дорогой, а что это вы здесь такое построили? — спросил Николай Иванович.

— Да я сам не знаю, — развел я руками. — Пафнутий должен был построить уборную.

— На уборную это непохоже, — рассмеялась Маша.

— Да, это что-то непонятное, — подхватила тетя Люда. — И главное, когда построить-то успели? Мы никого не видели, никто не приезжал, а позавчера утром встали, смотрим — батюшки мои, что за ночь построено-то!

— А как же ты-то не знаешь? — спросил Виталик. — На твоем участке что-то строят, а ты не знаешь что?

— Представь себе, — опять развел руками я.

— Ну и ну, — удивился Виталик.

— Мы-то думали, хоть ты нам объяснишь, что это такое, — с чувством неудовлетворенного любопытства произнесла Маша.

— Да, мой дорогой, колхоз какой-то развели, — изрек Николай Иванович и пояснил свою мысль: — Никто ничего не знает, ни за что не отвечает! Колхоз! А так нельзя. Какое-нибудь начальство должно быть.

Пока мы обсуждали необычайное сооружение, возведенное на моем участке, Настя открыла дверцу моей машины, и оттуда стремглав выскочила Анфиса, которая все это время сидела взаперти и строила планы, как вырваться на свободу. Я бросился за нею и начал гоняться за кошкой по участку.

— Да ты что, с ума сошел?! — крикнула тетя Люда. — Оставь кошку в покое, пусть погуляет.

— Это же персидская кошка! — ответил я. — Как я потом буду из нее репейник вычесывать?!

— Да пусть погуляет! — опять крикнула тетя Люда.

И тут произошло нечто совершенно непонятное. Кошка, удирая от меня, ринулась в сторону Пафнутьевской башни и, преспокойненько пробежав сквозь стены, уселась на землю внутри параллелепипеда и смотрела на меня оттуда так, как будто понимала, что мне туда пройти не удастся. Я удивился и стал прощупывать то место в стене, сквозь которое Анфиса пробралась внутрь. Мне помогали мои друзья.

— Ага, вот что интересно-то. Кошки-то тут проходят спокойно, — заметила тетя Люда. — Наш котофей тоже здесь пролазил — я видела.

Дырку мы так и не нашли. И, обескураженные, пытались выманить кошку назад, но ни уговоры, ни демонстрация кусочков колбасы и консервов «Вискас» не возымели должного действия. И, в конце концов, мы оставили Анфису в покое, решив, что сама она быстрее выйдет наружу.