Бурков надеялся: удастся найти свидетелей, собрать достоверный материал — победителей не судят.

Для выполнения задачи требовался надежный, умный исполнитель. Борис Сергеевич вызвал с фронта капитана Алексея Филипповича Башкирова. Это был интеллигентный, смелый человек. Преимуществом Башкирова перед другими сотрудниками редакции было то, что он уже два года находился на передовой.

Бурков предупредил Башкирова: задание сверхсекретное. От результатов расследования зависит судьба всей редакции. Любые сведения, хорошие и плохие, Башкиров должен будет сообщать только ему, Буркову. Поскольку «делом» Гайдара занимается еще кое-кто, возможны опасные провокации. Чтобы не привлекать ничьего внимания, Башкиров поедет в Канев и село Леплява один.

На случай особо тщательной проверки Башкиров, помимо служебного удостоверения, получил свежие сопроводительные документы. А совсем уже на крайний случай Бурков вручил Алексею Филипповичу еще один мандат:

Я познакомился с Алексеем Филипповичем Башкировым в 1973 году, 29 лет спустя после его исторической экспедиции. Он рассказал, что перед отъездом в Лепляву они с Бурковым проговорили несколько часов. В том числе и на случай, если вмешается Лубянка.

У «Комсомолки» было мало автомашин. Корреспонденты отправлялись к линии фронта когда поездом, когда самолетом. А там, на месте, — на попутках. Часто пешком.

Бурков дал Башкирову новенький «виллис» и водителя, чтобы Алексей Филиппович смог добраться до Леплявы под Каневом на собственном транспорте. Чтобы никакие «объективные причины» не помешали расследованию.

Башкиров с заданием справился блестяще. В Лепляве он опросил несколько десятков человек, которые лично знали Гайдара. Вce ранее полученные сведения подтвердились.

Башкиров нашел семьи казненных партизан Степанца и Сасича, жену расстрелянного немцами лесника Швайко. Повстречал Алексей Филиппович и товарищей Гайдара по отряду. Башкиров установил, что Аркадий Петрович зарекомендовал себя опытным разведчиком и пулеметчиком, отличился в бою лесопильного завода. Бывшие партизаны подтвердили: писатель погиб 26 октября 1941-го на окраине Леплявы в стычке с немцами. О том же свидетельствовали местные жители, чьи дома стояли возле железной дороги, где партизаны попали в засаду.

Мало того, из рассказов очевидцев, бывших партизан, стало известно о подвиге Гайдара у лесопильного завода, о том, что в его сумке хранилось несколько новых произведений, созданных уже в окружении и лесном лагере.

По просьбе Башкирова впервые за три года была приведена в порядок могила. На ней установили простой деревянный крест и прибили сосновую доску с надписью:

Позднее, уже после отъезда А. Ф. Башкирова, чья-то заботливая рука поставила и число: «26».

Башкиров вез в Москву на своем «виллисе» не только показания очевидцев — у него были записаны их адреса. В случае более тщательного, юридического разбора обстоятельств смерти Гайдара свидетелей можно было бы вызвать в Москву. Некоторые заранее дали согласие. Материалы расследования полностью опровергали доносы молодых негодяев.

В Москве Башкиров представил обстоятельный отчет и снимки могилы А. П. Гайдара. В редакции результаты расследования были восприняты с благодарностью и вздохом облегчения. Все сомнения рассеялись. Гайдар не был предателем: он самоотверженно сражался с врагом и погиб героем.

Башкирову было поручено готовить большой, на целую полосу материал с портретом писателя и привезенными снимками. «Комсомолка» делала все возможное, чтобы взять реванш за трехлетнее унижение. Было решено: когда газета выйдет и будет множество откликов, редакция обратится в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством о посмертном награждении Гайдара. Речь могла пойти даже о Золотой Звезде.

Полоса была уже сверстана, когда раздался грубый окрик «оттуда». Материал слетел. «Виновник», Алексей Филиппович Башкиров, тут же был «выслан» Бурковым на передовую, чтобы не дать чекистам возможности задержать его и завести новое «дело» о «попытке оправдания предательства», совершенного писателем-корреспондентом..

Редактору «Комсомольской правды» Борису Сергеевичу Буркову строго разъяснили: писать о героизме корреспондента, который подозревается в измене Родине, нельзя.

Когда публикация очерка о подвиге Гайдара сорвалась, а самого Башкирова засунули в «дуглас» и без промедления отправили на передовую, началось невообразимое. Посыпались звонки. Читатели спрашивали:

— Это правда, что Гайдар погиб героем?

Из других газет и журналов требовали:

— Где же статья? Чего вы тянете? В каком номере она стоит? Вы же газета, а не ежемесячный журнал. Чего вы тянете?

Радиокомитет хотел пригласить Башкирова в студию, чтобы он рассказал о поездке на Украину радиослушателям. Из студии кинохроники в редакцию «Комсомолки» готовы были приехать кино- и звукооператоры. У них было задание сделать сюжет для еженедельной кинохроники, которую обязательно показывали во всех кинотеатрах Советского Союза перед началом фильма.

Поздно вечером, после заседания в ЦК партии, к Буркову постучался Александр Фадеев. Ему тоже нужно было о многом расспросить Башкирова. Но Алексей Филиппович уже снова находился на передовой. Линия фронта и окопы стали для него самым безопасным местом…

Всем, кроме Фадеева и своих, отвечали:

— Да, такой материал планировался, но его задерживает цензура.

Окрик с Лубянки снова оборачивался против Гайдара и против Буркова. Если бы чекистам пришло в голову наказать «пособников в содействии предательству…», Бурков в списке «виноватых» оказался бы первым. Ведь это он подписал своим золотым «вечным пером» командировочное удостоверение Аркадия Петровича и тем самым сделался «пособником».

Борис Бурков за несколько недель пережил череду сильнейших потрясений. Первым стало решение провести собственное расследование. Оно потребовало больших нравственных усилий. Ведь Бориса Сергеевича могли обвинить в попытке «подменить компетентные органы, которые никогда не ошибаются», в намерении «подготовить лжесвидетелей в преддверии официального расследования» и во многом другом.

Вторым потрясением стала радость одержанной победы: благодаря Башкирову Бурков получил доказательства полной невиновности Гайдара.

Когда Борис Сергеевич полушепотом поведал об экспедиции Башкирова Михайлову, Николай Александрович долго тряс его руку. Потом молча обнял, чего за ним отродясь не водилось.

Разговор происходил в кабинете первого секретаря ЦК ВЛКСМ, где существовала прослушка. Михайлов запер дверь на ключ. Достал бутылку водки и две рюмки. Сначала выпили за «отличного мужика, настоящего героя, который чему учил, то сам и делал».

Вторая рюмка пошла за молодца-капитана.