home (сущ.) — место, где кто-л. живет; приют для престарелых, сирот и т. п.; родная страна; (прил.) — домашний (в разл. смыслах); родной; (спорт.) проходящий на родной для команды территории (о соревновании).

— Я собираюсь навестить одну семью по соседству, не хочешь сходить со мной? — спрашиваешь ты.

— Семья? Какая семья? Не твоя семья?

— Нет. Они бенгальцы.

Это не очень обычно для тебя — хотеть навестить другую семью. Потому что ты не любишь само понятие «семья». Ты говоришь, что семья против общества, что семья — эгоистическое явление.

Кажется, ты любишь другие семьи больше, чем свою собственную. Детей из этой бенгальской семьи ты знаешь много лет, с того времени, когда работал с детьми. В доме между Брик-лейн и Бетнал-Грин-роуд старая бенгальская мать выращивает десять детей. Большой трехэтажный дом, десять маленьких комнат. Пять детей от одной матери и другие пять детей от другой матери, но от одного отца. Отец, женатый бенгалец, приехал в Лондон двадцать пять лет назад и женился здесь еще раз на этой матери. У него был бизнес между Англией и Бангладеш. Потом он умер и оставил одну семью в Лондоне и другую в Бангладеш. Но пять детей в Бангладеш захотели поехать в Лондон, поэтому их отправили сюда жить с этой лондонской матерью. Детям от трех до двадцати четырех лет. Самый молодой родился в 2000. Как странно родиться в этот год! Он может сказать по английски только «пока». Самый старший только что выпустил из Голдсмитского колледжа. Он изучал политику и хочет стать юристом.

— Я не понимаю, как мать может выращивать десять детей без мужа, — тихо говорю я. — И у нее нет никакой работы!

— Вот поэтому я и люблю эту семью. Они просто живут своей жизнью и не строят из себя мучеников. У них есть свой маленький бизнес, они делают у себя дома серьги и ожерелья.

— А две группы детей от разной матери совсем не ссорятся?

— Нет. Им нравится жить вместе и делиться всем, что у них есть, — не то, что в других семьях. Жаль, что моя семья была не такой.

— Ты ненавидишь свою семью?

— Ну, я их не люблю. Они скучные люди. Я порвал с ними много лет назад.

Ты уходишь в молчание.

Я не могу представить, как это — порвать с семьей. Даже хотя у моей матери очень плохой характер и она причиняла мне боль, моя жизнь зависит от них, и я не могу выжить без них.

— Ты хочешь, чтобы у тебя была семья со мной? — спрашиваю я.

— Разве мы сейчас не семья?

— Нет, настоящая семья.

— А что такое «настоящая семья»?

— Дом, муж и жена, потом несколько детей, готовить обед и обедать вместе, потом путешествовать вместе…

— А я-то думал, что китайцы — коммунисты.

Ты, кажется, смеешься. Что ты имеешь в виду?

Мы смотрим друг на друга и больше не обсуждаем об этом.

— Салаам малай кум! — говоришь ты старой матери. Мать покрыта старым зеленым сари. У нее темно-коричневая кожа и множество морщин на лице. У нее нет никаких образований и ни слова по английски. Всегда улыбается и очень мало говорит. Когда ее дети в комнате, где телевизор, смотрят Би-Би-Си и громко говорят по английски, она просто сидит рядом и мирно смотрит, как будто понимает, что говорят. В ванной не работает слив и душ. Нет денег починить дом. Но кажется, что для них это все в порядке. Кажется, они совсем не беспокоятся. Делают холодный душ раз в неделю и не используют туалетную бумагу, потому что всегда используют воду для чистоты.

Каждую ночь за окнами торгуют наркотиками и проходят много пьяных, стуча бутылками, но семья не страдает.

В китайском языке слово для «дом» и «семья» одно и то же —

Для нас семья — то же самое, что дом. — крыша на верху, а внутри несколько рук и ног. Когда пишешь этот иероглиф, чувствуешь, как двигаются руки и ноги под крышей. Дом существует для того, чтобы в нем обитала семья.

Но английский по другому. В Тезаурусе Роже семья имеет отношение к: часть, жадность, генеалогия, родительский, потомство, общество, знать.

Впечатление, что «семья» не означает место. Может быть, в Западе люди просто переезжают из дома в дом? Всегда ищут дом, может быть, западные люди занимаются этим всю жизнь.

Я все время говорю тебе, что мне нужен дом. Твое лицо мрачнеет и выглядит разочарованным, что ты не можешь сделать меня счастливой.

— Твой дом — это я, — говоришь ты.

— Да, но ты всегда ездишь то туда, то сюда, и не хочешь здесь жить.

— Ты права. Я устал жить в городе. И еще — не могу представить себя женатым человеком.

— Но я люблю город и хочу выйти замуж. Это значит, что у нас не может быть общего дома, — утверждаю я.

— Нет, я этого не говорил.

Ты кажешься мне таким далеким.

Любовь значит дом. Или дом значит любовь?

Страх — быть без дома. Может быть, поэтому я люблю тебя? Из простого страха?

Я строю Великую Стену вокруг тебя и меня, потому что так боюсь потерять дом. Я живу в этом большом страхе с детства.

Ты не спрашиваешь о моем детстве. Для тебя это зона молчания. Когда я оглядываюсь на свое детство, я понимаю, как жесток был с моими чувствами мир.

Мы были крестьяне. Родители работали в рисовых полях. Они не делали обувь, пока я не закончила школу. После как они поняли, что никогда не заработать денег с этих полей, они дешево продали их и начали делать малый бизнес. Меня всегда били большие девочки. В деревне люди выражают свои чувства кулаками и криками. Отец иногда бил меня, и мама тоже. Это было обычно.

Мы были бедны. Еды не хватало. Мы ели мало мяса. Я каждый раз боялась съесть больше, чем хотелось матери. Иногда на столе была жареная свинина, она пахла как в раю. Но я не смела протянуть свои палочки к мясу, приготовленному только отцу. Конечно, ведь мужчине нужно мясо и мужчина важнее, чем женщина. Я смотрела на свинину, и мое сердце сжималось желанием. Я бы отдала что угодно за съесть один кусочек жареной свинины! Мать всегда смотрела за столом. Я ненавидела ее, но боялась. Она могла сломать мои палочки, если бы я потянулась к свинине.

Я всегда была голодна, потому что я никогда не могла есть то, что действительно хотела есть — мясо, любое мясо. Этот голод остается в моем животе до сегодня.

У моей матери был очень плохой характер. Может быть, она ненавидела меня за то, что я была бесполезной девочкой. Она не могла иметь больше детей из-за нашей политики одного ребенка. Может быть, поэтому она меня била. Из разочарования. С ней жизнь тоже была несправедливо. Ее била ее мать за то, что она вышла за моего отца. Ее лишили всего, что принадлежало ей, после того, как замуж. Когда я выросла из подростка, я не могла доверять ничему и никому. Может быть, я вообще не понимаю, что значит «доверять». Его нет в моем словаре. Во-первых, я не могу доверять своей стране. Нам говорят, что мы горды тысячами лет истории, но на следующий день видим, как сносят красивые старые храмы. Все старое нужно снести и расчистить. Это значит, что наше прошлое больше ничего не стоит?

Мне нужно устроить мой собственный дом, дом с моим любимым мужчином. Но я не знаю, как сохранить этот дом навсегда, до конца жизни. Я боюсь, что потеряю любовь. Этот страх как яд в каждом уголке моего сердца. Вот что тебе не нравится.

— Ты должна доверять мне. Я не собираюсь влюбляться ни в кого другого, — говоришь ты.

— Откуда мне знать? Я могу доверять тебе, но не смогу доверять, когда тебя кто-нибудь соблазнит.

— Но ты должна мне доверять, — настаиваешь ты.

— Да, но это не значит, что ты не можешь влюбиться в какого-нибудь нового человека. Так что же такое доверие?

— Ну, если мы влюбимся в кого-то другого — что ж, отлично. Мы же не можем приказывать своим чувствам.

— Что значит «отлично»? Что значит «не можем приказывать»? Мы можем, если захотим! — говорю я, твердая, как женщина-воин.