Южная ночь быстро отступала перед натиском утра. В вершинах деревьев завозились и начали пробовать голоса озябшие от утренней росной прохлады птицы. Солнце не заставило себя ждать и ярко засияло, выхватывая из утреннего тумана отдельные стволы огромных деревьев. У одного из них стояла женщина. Она неотрывно смотрела на белесую ленту шоссе.

Вдали показался быстро приближающийся автомобиль. Женщина подняла стоявший у ног небольшой саквояж и торопливо стала спускаться по узкой, сбегающей вниз тропинке. Серый пыльник, туфли на низком каблуке, какие обычно одевают в дорогу, слегка потемнели от утренней росы.

Она бегом пустилась по тропе, на ходу поправляя светлые вьющиеся волосы, небрежно собранные в узел на затылке.

У шоссе женщина остановилась, с минуту подумала, затем вышла на середину дороги и подняла руку.

Грузовик резко затормозил. В окно кабины высунулся человек средних лет.

— Не согласитесь ли подбросить в город? — просительно глядя на водителя, торопливо заговорила женщина.

— Пассажиров не возим, — угрюмо ответил шофер и скрылся в кабине.

— Послушайте, товарищ! — в голосе женщины слышалась мольба. — Очень вас прошу! До города далеко, а у меня болит нога. Я заплачу, не поскуплюсь… Сделайте одолжение…

— Ладно, — неохотно уступил шофер.

Дверца кабины открылась, и женщина, обойдя машину, села рядом с водителем.

Она сняла саквояж с колен и поставила его у ног. Затем, взглянув на водителя, не обращавшего на нее никакого внимания, достала зеркальце и стала причесываться. Она это делала медленно, тщательно прибирая каждый волосок. Затем стала разглаживать брови, красить губы, поправлять воротничок блузки, выглядывающий из-под пыльника.

За все время пути водитель ни разу не взглянул на пассажирку. Он напряженно следил за дорогой: шоссе давно не ремонтировалось.

Вскоре по сторонам шоссе стали попадаться — вначале отдельные, затем группами — домики предместья, спустя несколько минут, в течение которых машина преодолевала крутой подъем, разом открылась панорама большого города. Машина миновала заставу, и тут женщина попросила шофера остановиться.

— Сколько с меня? — спросила пассажирка, доставая из саквояжа небольшую сумочку.

— Сколько не жалко, — ответил шофер.

Она протянула ему двадцатипятирублевку и вышла из кабины. Спрятав деньги, шофер нажал на стартер.

А женщина, войдя в только что открывшийся гастрономический магазин, куда хлынули покупатели, купила пачку папирос, спички и вышла.

На улице было многолюдно. Женщина внимательно прислушивалась к долетавшим обрывкам фраз, с удовольствием отмечая, что прохожие, особенно мужчины, окидывают ее взглядом с ног до головы.

Казалось, что она беззаботно наслаждается свежим летним утром, солнцем, излучающим тепло и яркий свет, любуется нарядными витринами, зелеными деревьями и яркими цветами. Но ее внимательные глаза все примечали: вывески учреждений и предприятий, театральные рекламы, расположение и название улиц, даже марки легковых автомашин и их номера.

Дойдя до Советской улицы, женщина свернула за угол. Небольшая глухая улица в этот утренний час была тиха и безлюдна. Поравнявшись с домом № 38, она остановилась, внимательно огляделась по сторонам и прошла в калитку. В глубине двора стоял одинокий домик. Окруженный справа и слева красивыми каменными зданиями, он совершенно терялся между ними. Женщина постояла у дверей домика, прислушалась, потом постучала. Ей долго не отвечали. Но вот послышалась возня за дверьми, щелкнул крючок — и на пороге появилась приятного вида старушка…

— Вам кого?

— Вас, Даниловна, — проговорила женщина, бесцеремонно оттесняя старушку и входя в дом.

— Как поживаете, фрау Мюллер? — тихо произнесла она условный пароль.

Старушка непроизвольно отшатнулась. Глаза ее беспокойно забегали с предмета на предмет. Хотя она давно несла эту службу, каждый визит неизменно пугал ее, особенно теперь, после долгого перерыва.

Гостья с минуту смотрела на Даниловну с нескрываемой досадой. Потом резким движением открыла саквояж и протянула старухе пачку сторублевок.

— Это от шефа. Скоро получите втрое больше.

Глаза старухи алчно заблестели, лицо покрылось пятнами лихорадочного румянца. Она не взяла, а как-то впилась руками в деньги. Гостья брезгливо отвернулась. Не дожидаясь приглашения, сняла пальто, достала из саквояжа вышитое полотенце и направилась в небольшую кухоньку к умывальнику.

— Никто не видел, как вы входили? — спохватилась Даниловна.

При звуке этого бодрого, молодого голоса гостья невольно вздрогнула. Из глубокой старухи Даниловна вдруг превратилась в женщину средних лет.

— Не тревожьтесь, фрау Мюллер, меня никто не видел. А если бы даже и видел, вам беспокоиться нечего. С документами у меня все в полном порядке. Паспорт настоящий. Запомните, — наставительно проговорила гостья, — я ваша племянница, приехала из Средней Азии. Зовут меня Лидией Владимировной Севериновой. Жить я у вас не буду, но видеться будем часто. Как база?

— Все в порядке! — глядя в глаза собеседнице, проговорила Мюллер. Движением руки она пригласила гостью в соседнюю комнату. Здесь отодвинула колченогое кресло, подняла коврик. Подойдя к старому потускневшему зеркалу, отодвинула его и нажала выступавшую на стене кнопку. Раздался легкий скрип, и половицы стали медленно опускаться. Из отверстия потянуло сыростью. Лидия смело ступила на лесенку, ведущую в подполье.

В эту ночь органы государственной безопасности нащупали передатчик, но запеленговать его не удалось.

Путь от рядового бойца до полковника — председателя Комитета госбезопасности — выработал в Решетове большую силу воли, зрелость мышления, глубокое знание человеческой психологии.

Старый чекист, Решетов понимал, что не всегда возможны быстрое разоблачение и поимка с поличным врага. Иногда обстоятельства диктуют необходимость сознательной оттяжки, чтобы выкорчевать врага с корнями. А это требует большого мужества и умения.

Полковнику вспомнилось бледное лицо Костричкина, его серьезные глаза и сжатый рот. Лейтенант мучается от того, что враг ускользнул. Но полковнику приятно было, что Костричкин не падал духом. Он по-прежнему деятелен, глубоко верит в успех, и группа его работает неутомимо. Да, воспитание людей, особенно молодых, имеет огромное значение. Решетов с теплым чувством подумал о майоре Вергизове. За пять лет совместной работы он успел полюбить этого всегда спокойного, рассудительного человека. Стойко перенося все невзгоды, связанные с их нелегкой работой, майор проявил себя смелым и умным разведчиком. Он передает свои знания и опыт молодым, воспитывает у них волю и смекалку…

Занятый этими мыслями, Решетов не услышал, как открылась дверь и в кабинет вошел Вергизов в сопровождении капитана Смирнова и Костричкина.

— Разрешите, товарищ полковник?

— Прошу, прошу, — поднялся навстречу Решетов. Его умные, глубоко сидящие глаза внимательно окинули вошедших офицеров. По озабоченным лицам полковник понял, что меры, предпринятые для поимки шпиона, результатов не дали.

— Значит, никаких новых следов? — Решетов застегнул воротник кителя, подошел к столику и налил себе воды.

Он пригласил офицеров сесть и пододвинул им раскрытый портсигар.

— Давайте подумаем вместе, как действовать дальше, — сказал Решетов. — Проверка показала, что умалишенная женщина не числится среди больных психоневрологической больницы. Случаев побега не было ни здесь, ни в радиусе движения поездов, проходящих через станцию Южная.

— Подтверждается первоначальная версия, — вставил Вергизов. — Значит, до встречи со шпионом женщина была в нормальном состоянии.

— Но каким образом, — спросил Костричкин, — шпион довел ее до умопомешательства? И для чего это ему было нужно?