Лидия заметно помрачнела; это расстроило, а вместе с тем и обрадовало Олега.
— Мне будет очень скучно одной, Олежка…
В голосе Лидии было столько неподдельной грусти, что Олегу стало жаль ее. И все же было приятно, что именно он является причиной этой грусти.
— Понимаете, Лидочка, — с виноватой улыбкой объяснил Олег, — по установившейся традиции у нас ежегодно к окончанию дачного сезона устраивается званый обед. Собираются родные и друзья. Не явиться просто невозможно!
— Понимаю… — Лидия доверчиво опиралась на его руку. — Но мне так хорошо с вами, что и один вечер без вас кажется целым годом.
— И я постоянно хочу вас видеть, — взволнованно заговорил Олег, — хочу не разлучаться с вами. Я уж и не помню, когда бывал в своей компании. Друзья звонят, упрекают, но меня и не тянет туда. Только вы в моих мыслях. Что со мной делается — сам по пойму.
— Со мной тоже происходит что-то непонятное, — в голосе Лидии послышалась грусть. — У меня никакой компании нет, но я ее и не ищу. — Она замолчала, думая о чем-то своем. — Знаете, Олег, в последнее время мне почему-то постоянно вас недостает… Веду себя, как девчонка, а ведь я, чего греха таить, старше вас, должна быть посерьезнее…
— Перестаньте, Лидочка, какое значение это имеет? — горячась, прервал ее Олег.
— Так… к слову пришлось, — тихо ответила Лидия о посмотрела Олегу в глаза. — Давайте завтра выберемся на озеро, покатаемся на лодке. Погуляем в парке. Хотите? Ведь скоро зима…
— Очень хочу, Лидочка, но завтра этот обед…
— Ах, да, я и забыла, — в голосе Лидии было столько сожаления, что Олег в душе проклинал так некстати пришедшийся семейный праздник.
Некоторое время они шли молча. Вдруг Олег остановился, схватил Лидию за плечи, закружил ее.
— Меня осенила гениальная идея! — воскликнул он. — Почему бы вам не разделить с нами этот обед? Раз от него нельзя отделаться, пойдемте со мной вместе.
— Не говорите глупостей, Олег! Меня никто в вашем доме не знает, не приглашал…
— Я приглашаю. Маме я говорил о нашей дружбе. — Он радостно глядел на Лидию. — Папа добряк и большой любитель женского общества. Что касается гостей, то им и подавно нет дела до того, кого я приглашу. Вы пойдете со мной, и все!
— Честное слово, Олег, вы ребенок! Никуда я не пойду! — Уже более мягко проговорила Лидия. — Ну как можно ни с того ни с сего ввалиться в чужой дом! Это же просто неприлично! Незваный гость хуже татарина. Ни за что не пойду!
— Нет, пойдете! Мой дом не чужой для вас, — решительно заявил Олег, — И прошу не упрямиться. Поймите, мы будем целый день и вечер вместе…
Они остановились около большого каштана, недалеко от дома, где жила Лидия. Опустив глаза и надув губки, она молчала.
— Лидушка, ну не огорчайте меня, — Олег старался заглянуть ей в глаза. — Увидите, как все будет хорошо!
— Право, Олежка, неудобно как-то… — Она вскинула на него глаза, и в голосе послышались просительные нотки, — Лучше я не пойду, а? Буду весь вечер сидеть дома и думать о вас.
— Перестаньте. Вопрос решен безоговорочно. Ну, Лидочка, выше голову. — Олег взял Лидию за подбородок и заглянул в лицо. Она улыбнулась. — Вот так-то лучше.
— Если уж вы так настаиваете, Олег, то я пойду, но при одном условии…
— Согласен заранее на все условия!
— Я не шучу…
— Выкладывайте ваши условия.
— Одна я с вами не пойду, Олег.
— А с кем же? — удивленно спросил Олег.
— Пригласите еще кого-нибудь из знакомых девушек, ну, скажем, свою сокурсницу. Кого хотите. Иначе я не пойду.
— Довольно странное условие, — озадаченно пробормотал Олег.
— Олежка… — Лидия ласково взглянула на Олега и чарующе улыбнулась.
— Хорошо, согласен.
ГЛАВА VIII
В этот вечер в доме Коралловых царили оживление и веселье. Гостей было много. И несмотря на то, что некоторые из них присутствовали в доме Коралловых впервые, все чувствовали себя непринужденно, свободно. Только Лидия держалась скованно, мало разговаривала и почти ничего не ела. Олег всячески старался развлечь ее, но это ему не удавалось.
— Ничего не ест, — пожаловался Олег Майе, девушке лет двадцати четырех, сидевшей рядом со Степанковским. — Очевидно, мама приготовила невкусно.
— Нет, нет, что вы! Очень вкусно, — укоризненно глядя на Олега, запротестовала Лидия. — Я ем наравне со всеми.
— А вы Майя, тоже плохо едите, — сказал Степанковский, кладя на тарелку Майи большой кусок жаркого.
Краснея от неловкости, Майя попыталась отодвинуть свою тарелку, и мясо упало на скатерть, От этого она еще больше смутилась и покраснела.
— Вот видите, Валентин Александрович, что я по вашей милости натворила! — укоризненно проговорила Майя.
— Право, Майечка, я только хотел поухаживать… Ну, ничего, сейчас мы исправим ошибку.
Не успела Майя опомниться, как перед ней оказалось блюдо с целиком зажаренным поросенком.
Под общий смех Майя поставила блюдо на место и окончательно сконфузилась.
— Вы сегодня просто несносны, Валентин Александрович…
— Ну, вот я вас и обидел, — виновато проговорил Степанковский. — Извините меня…
А на другом конце стола шел свой разговор.
— Что ни говорите, — убеждал Матвеева Юрий Михайлович Кораллов, — а медицина — гуманнейшая из наук. Что может быть благороднее науки, служащей непосредственно человеку?
— Вы правы, Юрий Михайлович. Поэтому я и избрал Ольгу в спутницы жизни, — отшутился Матвеев.
— Это, пожалуй, единственный случай, когда медицина оказалась негуманной, обманув доверчивую девушку, — поглядывая влюбленными глазами на мужа, со смехом проговорила Ольга.
— Я утверждаю, — продолжал Кораллов, — что боле благородного труда, чем забота о здоровье и продлении жизни человека, на земле нет и не будет!
— А по-моему, самая интересная работа — это геологоразведка, — запальчиво заговорила сокурсница Олега Люся. — В любую погоду, подчас даже рискуя жизнью, искать и открывать для человечества нечто новое, отдавать всего себя работе, чувствовать, что ты делаешь нужное людям дело…
— Люся — будущий геолог, — со снисходительной улыбкой пояснил Олег. — Она и во сне видит неразведанные земли, а себя — их первооткрывателем.
— Весьма похвально, Люся, — вмешался в разговор Степанковский. — Если хватит пороху, не сдавайтесь.
— А я и не думаю. Скорее бы закончить практику и защитить диплом…
— Ты, Люся, всегда куда-то торопишься, — перебил ее Олег. — И я мечтаю о труде как о подвиге, но зачем же так торопиться? Надо пожить и в свое удовольствие, пока молод.
— К хорошему всегда торопиться надо, — внимательно взглянув на Олега, сказала Майя.
— Майя, безусловно, права, — подхватил Степанковский.
— Вот приятное единодушие, — многозначительно глядя на Степанковского, с улыбкой проговорила Ольга.
Олег нагнулся и что-то шепотом сказал Лидии. Она неохотно поднялась и последовала за Олегом в соседнюю комнату. Вскоре оттуда послышались звуки рояля. Играли вальс Чайковского.
А спор между тем разгорался.
— Только труд… Труд и есть счастье для советского человека. Известный английский философ Гоббс писал о человеке как об эгоисте. Он говорил, что человек человеку — волк. Каждый, дескать, стремится уничтожить другого, чтобы очистить место для себя. Такова природа буржуазного общества. У пас же действуют иные законы…
Тихо перебирая клавиши, Лидия прислушивалась к разговору. Постепенно она начала играть громче. Все притихли. Каскады аккордов нарастали. В них слышался то призыв к борьбе, то смятение души, рвущейся в неведомое. Стремительные порывы сменялись нежной проникновенной лирикой. И опять буря, опять настойчивое преодоление чего-то трудного. И наконец торжество победы…
— Хорошая музыка, — заговорил Степанковский, когда умолкли звуки рояля, — рождает желание творить… созидать.
— У меня музыка вызывает такое же чувство, — мечтательно сказала Люся.
— Да, друзья, тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет, — вдруг заговорил строками из песни Юрий Михайлович Кораллов, поглаживая свою белоснежную бородку.