Валик повалился на тропу, точно убитый. А Устя осталась стоять с выпученными глазами.

— Устя, ни с места! — закричал Маков, перескочив через Валика, который тут же вскочил и бросился следом.

— Это вы... с-с-стреляли, Олег Захарович? — прошептала Устя.

— Я еще не чокнулся, чтоб в людей стрелять! Это самострел.

Геофизик показал на протянутый через тропу шнур, который она натянула ногой.

— Мистика какая-то, — пробормотала Устя, отступая назад.

Шнур был привязан к сухой лиственнице возле тропы и тянулся через нее в чащу елочек. Маков пошел по этой нити и наткнулся на колкие лапы трех сросшихся елочек. Из хвои глядел на него черный зрачок винтовочного дула.

— Вполне реальная мосинская трехлинейка! — заключил Маков.

Он клацнул затвором — из патронника вылетела дымящаяся гильза. Передернул затвор еще несколько раз — под ноги ему скатилось четыре патрона без пуль, устьица гильз были залиты воском.

— Самострел-пугалка, — сказал Маков, внимательно разглядывая винтовку, густо смазанную каким-то остро пахнущим жиром. — Заряжена была холостыми, в расчете на слабонервных, но все равно неприятно.

— Трехлинейка, может, из тех... — выдохнул Валик, — старинная... того отряда...

— Изготовлена до тридцатого года, до конструктивных изменений, — заключил Маков, закинув винтовку на плечо рядом с дробовиком, и первым шагнул на тропу, как и положено старшему. — Видно, в самом деле, здесь есть что охранять.

Ели расступились, открывая взору поляну и странное сооружение посредине. Нетерпеливый Валик попытался обойти Макова, но тот дернул его за рукав.

— Хватит верхоглядства. Все, оказывается, серьезнее. Могут и еще быть сюрпризы. Надо в оба глядеть, мальчики и девочки.

Они настороженно подошли к лабазу. Это был домик на четырех сваях, серый, обомшелый, но крепкий. Маков взял лиственницу, приставленную к свае, и упер ее верхний конец в днище лабаза, где виднелась дверца люка. Осторожно поднялся, отодвинул щеколду, толкнул дверцу вверх и скрылся в темном зеве. Валик быстро вскарабкался по лестнице и тоже нырнул внутрь лабаза.

В таежном складе было сумрачно, пахло лиственничной смолой и тем жиром, которым была смазана выстрелившая винтовка. Полоски вечернего света пробивались в щели, и Валик разглядел пирамиду винтовок и две шашки, прислоненные к стене. Он дотронулся до крайней винтовки, пальцы скользнули по смазке.

— Точно, винтовки того отряда! — произнес Валик сдавленным голосом. — Здесь должно быть и остальное.

— Что-то есть еще, — сообщил Маков, отбросив истлевшие звериные шкуры. — Кажется, палатка.

И тут Валик увидел уголок ящика. Пока геофизик возился с обнаруженным под палаткой туго набитым мешочком, он схватился за ящик. Рванул сгнивший ремень, откинул крышку. Блеск монет ослепил его. В лабазе сразу стало светлее.

Валик запустил в них руки, засмеялся:

— Вот оно, золото! Золото! Смотрите, Олег Захарович, золото!

Маков оставил мешочек, загреб горсть монет, поднес к свету.

— Бронзовый металлолом, — сказал он, кинул монеты под ноги и снова взялся за мешочек с бурым крошевом. — Моя находка куда дороже — чистый самосад! Как он-то сохранился?

— Бронза? — испуганно воскликнул Валик, зажав по монете в каждой руке. — Неужели медяки?

Кружочки на свету, проникающем сквозь щели, оказались тускло-белыми. Монеты были не бронзовые, но и не золотые. Серебрушки! Где он видел такие? Двуглавый орел, держащий в когтях скипетр и глобус, а на другой стороне — цифра...

— В историческом музее есть такие, — вспомнилось ему. — Никакой ценности не представляют, да?

— Царская монета, — равнодушно изрек Маков. — Транспортировка до музея дороже обойдется. Хотя если вертолетом...

— Неужели они мучали себя и людей из-за простых монет? — сдавленным голосом спросил Валик. — Молодой поручик и пожилой унтер...

— Тогда всякая валюта в ходу была. — Маков нюхнул табак и закатил глаза от удовольствия. — Те люди выполняли свой воинский долг, хоть и ложный. А вот бывает сейчас, в наши дни, люди гибнут за металл.

— Этот же металл кто-то собрал и так старательно укрыл... — От нахлынувших подозрений у Валика потемнело в глазах. Он судорожно ткнул в мешочек щепоть и поднес к ноздрям понюшку табаку — едкий запах прошиб до корней волос, и сразу зорче стали глаза. — Надо как следует поискать у этого хозяина-куркуля, Олег Захарович! — И тут он увидел в дальнем углу старую попону, прикрывающую что-то. — Как бурундук, все сгреб в свой склад. Не зря их так и дразнят — бурундуками, местных хозяев.

Валик шагнул под скат крыши, опустился на колени, нащупал край толстого войлочного одеяла, отбросил его. Перед ним опять стояли ящики.

— Может, в них золото? — Валик откинул первую крышку. — Ради золота сюда бы вертолет вызвать и деда Ипата свозить!

В ящике плотно друг к другу лежали пачки денег. Выдернув одну пачку, увидел на верхней бумажке профиль императора с бородкой.

— Опять царские, — протянул он, бросая пачку Макову. — Разрисованные бумажки!

— Была бы у нас машина времени, — заметил геофизик, — можно было бы с этими денежками прогуляться по старой Москве или Петербургу!

— Неужели нет золотых? — Валик раскрыл следующий ящик. — А я так хотел деда Ипата скатать сюда на вертолете.

— Начнем съемку, обязательно захватим сюда твоего деда.

— Желтые монеты! — с надеждой воскликнул Валик.

Он зачерпнул горсть и поднес монеты к щели — в ладони перекатывались медяки. Некоторые были уже с прозеленью.

— Даже медяки перли через тайгу служивые. Вот тупость! — разозлился Валик.

— Военному не полагается обсуждать приказ, — объяснил Маков. — Попадешь в армию, поймешь: прикажут — дрова понесешь через тайгу.

В следующем ящике опять были пачки денег, а поверх лежала кожаная полевая сумка с истертыми уголками. Валик отбросил сумку и перерыл ящик до дна. Одни царские купюры.

Плюнув, он бессильно опустился на какой-то туес. Тут же вскочил, как с шипов, и откупорил этот туес, перевернул на бок — посыпались круглые гранаты и боевые патроны. Гильзы были щедро смазаны салом.

— Этими патрончиками можно целое стадо сохатых да изюбрей перестрелять. Гранаты тоже годятся. Для шустрого хозяина это почище золота, — заключил он уже с ненавистью.

— Смотри! — Маков поднес к глазам полевую сумку, которую тот поначалу отбросил. — Вот это находка!

На покрышке была обозначена подпись хозяина сумки: «С. И. Сизых».

— Это... Устиного отца? — Валик от растерянности снизил голос до шепота. — Как она могла тут оказаться?

— Сейчас посмотрим... — тихо сказал Маков. Он расправил покоробленную кожу, вытащил из сумки компас, сложенную в несколько раз карту и толстую тетрадь с поблекшей химической надписью: «Сизых С. И. Деревня Заваль». Маков снова просунул руку внутрь, извлек кусок железной руды, точь-в-точь какой нашел сам в ловушке.

Пальцы Макова вдруг задрожали, а когда он расправил на коленях карту, лицо его побледнело. Валик проследил, на чем сосредоточены расширившиеся до предела зрачки геофизика. На карте поодаль от синей жилы Ангары, возле пика с надписью «Небожиха» стоял красный крестик. Возле крестика вилась надпись: «Рудное проявление железа, назвать «Устино»!

Валик коснулся пальцем точки на карте у деревни Заваль и повел его к крестику, узнавая ручьи, горы, распадки...

— Мое месторождение открыто, Валька, — прохрипел геофизик, когда грязный ноготь Валика уперся в красный крестик. — Опоздал я.

— Мы нашли следы Устиного отца. Это самое главное, Олег Захарыч!

— Да, чего же это я?.. — Маков нахмурился, стал листать тетрадь. Он прочитал все записи, а на последних страницах замер, окаменел у темнеющей с каждой минутой щели. — А здесь такое... такое, Валька...

Валик вытянул шею, разглядывая скорый мелкий почерк.

«Люди, товарищи мои, жена Маша, дочь Устя!

Я умираю от раны возле лабаза Гордея Авдеевича. Как я и чуял, тесть мой темнит про Верхнюю Тайгу. Сколько ни просил его принести образцы камней, так ни разу и не выполнил лукавый мою просьбу. Пришлось идти самому на некоторую хитрость: отбыть в тайгу в одном направлении, а свернуть на Кавергу. И здесь, в верховьях, в отвале свежей браконьерской ямины Гордея я обнаружил куски железной руды. Вот, оказывается, чем объясняется блуждание колчаковского отряда в Верхней Тайге!