— Саманта пришла в ужас, — рассказала Шауэрс. — Я с трудом убедила её, что с ней всё будет в порядке. Вокзал был наводнён нашими людьми — почти сотня агентов сновала туда-сюда. Мы привлекли стажёров и отставников — так что похитители ни за что не определили бы, кто обычный пассажир, а кто нет.

— За кейсом так никто и не пришёл?

— Никто не проявил интереса даже после того, как Саманта покинула зал, оставив кейс под столом.

— Удивительно. Нет, не то, что похитители не пришли за миллионом. Но то, что бесхозному чемоданчику на вокзале никто не попытался приделать ноги — это чудо.

Шауэрс продолжила рассказ:

— На уголке первой записки мы нашли неполный отпечаток пальца. На второй записке, присланной на следующий день, отпечатков не было.

Вторая записка также была написана от руки, но уже прописью. Там не было упоминания о выкупе — только угроза:

«Твой сын умрёт, если ты продолжишь играть с нами».

Сторм заметил:

— Очевидно, вторую записку писал другой человек. Отличается не только почерк, но и бумага. На первой остался частичный отпечаток, вторая — чистая. К тому, же, во второй допущена ошибка: Мэттью Дулл назван сыном сенатора, а не пасынком. В первой же всё было верно.

— Да, отличия заметны невооружённым глазом, — ответила Шауэрс. — Но не забывай, в похищении участвуют как минимум четыре человека. Один из них мог написать первую записку, другой — вторую. Просто, чтобы нас запутать. Ошибка тоже могла быть допущена намеренно.

Сторма такое объяснение не устроило, но он решил пока не заострять на этом внимание.

— Расскажи мне про сенатора Уиндслоу. У него много врагов?

— Больше, чем можно себе представить. Вероятно, это чемпион по количеству ненавистников среди сенаторов. Он груб, он во власти так давно, что уже считает себя небожителем. Он жесток, и бывает страшно зол, если не получает желаемого. Но обычно он получает всё, чего хочет. Другие политики его боятся. Даже в Белом Доме. У него репутация безжалостного и мстительного человека.

— О каждом из тех политиков, что я знаю, можно сказать то же.

— Уиндслоу — особый случай. Понятно, что республиканцы ненавидят его за то, что он демократ. Но сенатора не выносит половина представителей его собственной партии — это что касается Капитолия. За пределами Конгресса наибольшую ненависть к нему испытывают, пожалуй, борцы за сохранение окружающей среды. За Уиндслоу стоят крупнейшие нефтяные компании Штатов. Он не верит в глобальное потепление, считает, нефтяникам надо разрешить бурить там, где они хотят, и однажды выступил против законопроекта, устанавливающего штрафы за свалку мусора в национальных парках.

— Я что-то с трудом представляю себе вооруженных защитников природы, похищающих сенаторского пасынка.

— Ты просил назвать врагов Уиндслоу. Я думала, тебе нужен полный список.

Сторм заказал себе ещё пива.

— О’кей, кто там следующий?

— Как председатель сенатского комитета по разведке, Уиндслоу имеет большое влияние. Он всегда поддерживал Израиль, из-за чего попал во враги к ближневосточным экстремистам.

— Речь о каких-то конкретных террористических организациях?

— Ни одна из них не испытывает к нему тёплых чувств. Сенатор также нажил себе врагов среди русских, немцев и греков. Он оголтелый антикоммунист, и не верит руководству новой России, считает всех немцев тайными нацистами и не любит социалистов.

— Как можно ненавидеть греков? — удивился Сторм. — Они только и делают, что бьют посуду на черепки, да тратят евро, которых у них нет.

Шауэрс снова не улыбнулась.

— Следующие в списке — ваши люди, из спецслужб. Это сегодня у сенатора в кабинете Джедидайя с Уиндслоу вели себя как старые приятели, но поговаривают, у них был конфликт по поводу какой-то тайной операции. И конфликт довольно бурный.

— Что за операция?

— Не знаю. Не мой уровень компетенции. Возможно, тебе удастся что-нибудь выяснить.

— Ты всерьёз полагаешь, что за похищением может стоять Джедидайя?

— Пока я не сбрасываю со счетов ни одну версию. Я думаю, вы там, в ЦРУ, способны на всё. Возможно, даже твоё появление здесь — всего лишь уловка.

Шауэрс допила свой кофе и аккуратно поставила чашку на блюдце. Хотя зачитанный ею список врагов был уже достаточно объёмен, Сторм подозревал, что о чём-то она умолчала. Большой опыт общения подсказывал, что самое важное люди обычно приберегают напоследок.

— Будь я на твоём месте, — сказал он примирительно. — Я бы ссал кипятком. Я бы думал: «С чего этот парень взял, что может вот так запросто влезать в моё расследование». Я бы не был так с собой любезен, как ты. Но совершено преступление, и есть вероятность, что Мэттью Дулл всё ещё жив. Ради его спасения нам обоим следует выложить все карты на стол, так что если есть ещё что-то, что ты можешь рассказать — что угодно — поделись со мной.

Он был убедителен. Он очень хорошо умел быть убедительным. Это ему всегда помогало — и в работе, и в постели.

— Около года назад, — сказала Шауэрс, помолчав, — в Бюро стала поступать информация, что Уиндслоу берёт. Взятки. Очень крупные. Первая жалоба пришла от одного техасца, участвовавшего в тендере на получение выгодного военного контракта. Человек из команды сенатора потребовал откат, техасец отказался — и контракт достался другой компании. Техасец пожаловался в Бюро, но всё, что у нас было — его показания, а на этом уголовное дело против сенатора Соединённых Штатов не построишь.

— И ты начала копать глубже.

Шауэрс кивнула.

— Я обнаружила, что Уиндслоу вносил поправки в законодательство, позволяющие нефтяным корпорациям получать миллионы долларов от зарубежных операций, не платя налоги в казну США.

— Но в этом нет ничего противозаконного, — заметил Сторм. — Сенаторы постоянно помогают своим друзьям натянуть налоговую службу.

— Так-то оно так, но я выяснила, что Уиндслоу берёт плату, размер которой зависит от того, какую сумму он помог вывести из-под налогообложения. Другими словами, я нашла нескольких человек, готовых дать показания об откатах. Но это, опять же, были только слова. Уиндслоу умён, и старается не оставлять следов. И тут мне в руки попал «дымящийся пистолет». Я обнаружила электронный платёж, который определённо был взяткой от кого-то из-за рубежа.

— От кого? От правительства, корпорации, или от частного лица?

— Я не уверена. Взятку трудно доказать. Тот, кто даёт, не признаётся. Тот, кто берёт, не признаётся. Обычно дело можно завести, только обнаружив денежный след.

Сторм не прерывал агента. Он хотел дать ей выговориться, хотя и так прекрасно знал, как давать и брать взятки, и как их скрывать. Он помогал Джедидайе переправлять миллионы долларов в Ирак и Пакистан. Агентство раздавало стодолларовые банкноты как конфеты на Хэллоуин. Не ставя при этом в известность ни Конгресс, ни рядовых налогоплательщиков.

Шауэрс продолжала:

— У меня получилось отследить перевод шести миллионов долларов с банковского счёта в Лондоне на Каймановы острова. Там деньги обналичили и доставили в Вашингтон. Я почти не сомневаюсь, что в конце концов они осели в кармане сенатора Уиндслоу.

— Почти не сомневаешься или уверена?

Сторм увидел боль во взгляде собеседницы. Его вопрос задел её за живое.

— Я уверена, что накопала достаточно косвенных улик для открытия дела, — ответила она. — Но директор Бюро спрятал результаты моего расследования под сукно. Без объяснения причин. Это было три недели назад.

Шауэрс взглянула на часы. Было уже одиннадцать, и ресторан закрывался. Она собрала со стола записки, сказав:

— На сегодня мы закончили. Теперь ты в курсе всех обстоятельств похищения. Завтра утром ровно в восемь я за тобой заеду. Оперативный штаб по расследованию дела расположен в штаб-квартире ФБР. Если у тебя есть ещё какие-то вопросы — задашь их моим боссам.

— У меня ещё множество вопросов. Ресторан закрывается, давай поднимемся ко мне и продолжим беседу.