Безнадега!

Они ждали уже три часа, но говорящий орангутанг до сих пор не осчастливил их своим появлением, и Хагар уже начинал думать, что сегодня этого не произойдет. Он встретился взглядом с одним из французских телевизионщиков и жестом велел ему погасить сигарету, Француз передернул плечами, повернулся к нему спиной и продолжал дымить.

К Хагару скользнул японец и шепотом спросил:

— Когда появится животное?

— Когда будет тихо.

— То есть вы хотите сказать, что, возможно, сегодня это не случится?

Хагар повернул руки ладонями вверх и развел их в стороны.

— Нас тут слишком много? Хагар кивнул.

— Тогда, может быть, завтра мы вернемся сюда без них? — заговорщическим тоном предложил японец.

— Хорошо, — согласился Хагар.

И вдруг телевизионщики засуетились. Операторы метнулись к свои камерам, поправили штативы и принялись снимать. Хагар услышал звук голосов, говорящих на нескольких языках. Стоявший поблизости от него тележурналист из «Скай-ТВ» поднес к губам микрофон и забормотал в него шепотом провинциального трагика:

— Мы находимся в дремучих джунглях Суматры, и прямо перед нами — животное, которое вызвало переполох во всем мире, шимпанзе, которое умеет не только говорить, но и — да, да! — ругаться.

«Господи!» — вздохнул про себя Хагар. Он повернулся в ту сторону, куда были нацелены объективы телекамер, и увидел промелькнувшую фигуру с темной головой и коричневой шерстью. Зверек был не больше двух футов в высоту. Он издал жалобный крик, характерный только для одного животного, обитающего в этих краях, — макаки свинохвостого.

Телевизионщики словно взбесились. Они ощетинились микрофонами, как ружьями, направив их в ту сторону, откуда донесся крик. Следом за первым из чащи послышались крики других животных. Видимо, там находилась целая стая лапундеров.

Первым в происходящем разобрался немец.

— Nein, nein, nein! — завопил он, прекратив съемку и

в раздражении отскочив от камеры. — Es ist ein macaque[3].

Словно иллюстрируя его правоту, в листве над их головами, перепрыгивая с ветки на ветку, пробежала дюжина макак. Они направлялись на север.

Один из англичан повернулся к Хагару.

— А где же шимпанзе?

— Орангутанг, — поправил его Хагар.

— Плевать! Где он?

Мужчина буквально кипел от злости.

— Видимо, общение с вами не значится в его расписании на сегодняшний день.

— Он обычно появляется именно здесь, да? Тогда, может, мы положим какую-нибудь еду, угощение — что-нибудь такое, что заставит его выйти? Может, его как-нибудь позвать?

— Нет, — коротко ответил Хагар.

— Значит, нет никакого способа выманить его? Я вас правильно понял?

— Совершенно правильно.

— И мы будем сидеть здесь как идиоты и надеяться, что он все-таки покажется? — Англичанин посмотрел на часы. — От меня ждут видеоматериал не позже полудня.

— К сожалению, мы с вами находимся в джунглях, и тут все происходит или не происходит вне зависимости от нашего желания. Это природа, это вполне естественно.

— Говорящая обезьяна — это неестественно! — кипел оператор. — У меня времени в обрез!

— Даже не знаю, что вам сказать, — вздохнул Хагар.

— Не надо мне ничего говорить! — заорал англичанин. — Просто найдите мне эту долбаную обезьяну, и все!

Его крики взбудоражили макак в листве. Они пугливо завопили и стали разбегаться в разные стороны. Хагар посмотрел на остальных.

— Может, все заткнутся? — осведомился французский телеоператор.

— Сам заткнись, педераст поганый! — заорал на него англичанин.

— Полегче, сынок! — проговорил огромный мужчина из австралийской группы, выйдя вперед и положив ладонь на плечо англичанина. Тот развернулся и попытался ударить его в челюсть, но австралиец перехватил руку буяна, вывернул ее и толкнул разбушевавшегося оператора на его же штатив. Штатив упал, англичанин повалился на него. Остальные англичане кинулись на здоровенного осси[4], австралийцы пришли на помощь своему товарищу. Их примеру последовали немцы, и вскоре три съемочных группы сцепились в драке. Когда повалился штатив французов и их камера шлепнулась в грязь, к драке присоединились все остальные телевизионщики. Через несколько секунд поляна превратилась в ристалище, на котором сосредоточенно тузили друг друга два десятка творческих работников.

Хагар печально наблюдал эту картину, думая о том, что орангутанга сегодня уже точно не будет.

ГЛАВА 017

Глава «Биогена» Рик Дил находился в раздевалке загородного клуба «Бель-Эр». Он только что сыграл партию в гольф для четверых в компании потенциальных инвесторов, которых ему очень хотелось бы видеть в числе инвесторов своей компании. Среди них был парень из «Мерил Линч», его любовник, а также человек из «Ситибанка». Рик пытался вести себя естественно и непринужденно, но у него это плохо получалось. Особенно после того, как в вестибюле клуба он увидел Карен с ее засранцем-тренером в белой тенниске и шортах. Без денег Карен он окажется в полной зависимости от своего главного инвестора, Джека Ватсона. Ему срочно были нужны свежие финансовые вливания.

На поле для гольфа, где ярко светило солнце и дул свежий ветерок, Рик разливался перед своими гостями соловьем, расписывая радужные перспективы биотехнологий и чудеса, которые могут творить цитокины, получаемые из приобретенных «Биогеном» клеточных линий Барнета. Он пытался убедить их в том, что компания быстро развивается — и сейчас самый подходящий момент для того, чтобы сделать удачное вложение капитала.

Троица, однако, смотрела на все это совсем под другим углом зрения.

— А лимфокины это то же самое, что цитокины? — принялся допрашивать его парень из «Мерил Линч». — И разве цитокины не становились причиной необъяснимых смертей?

Рик подтвердил, что да, действительно, несколько лет назад был зафиксирован ряд летальных исходов, но — только из-за того, что кто-то из врачей поторопился с применением цитокинов в лечебных целях.

— Пять лет назад я пытался вкладывать деньги в лимфокины, — сообщил парень из «Мерил Линч», — но не заработал на этом ни цента.

Потом в разговор вступил мужчина из «Ситибанка».

— А что вы скажете про «цитокиновые бури»? — спросил он.

«Господи, теперь еще и «цитокиновые бури»!» — вздохнул про себя Рик.

— Ну, — заговорил он, — синдром или эффект «цитокиновой бури» — это всего лишь умозрительное предположение. Данная гипотеза предполагает, что иногда,

при крайне редком стечении ряда обстоятельств, иммунная система может среагировать слишком остро и атаковать организм, вызвав сбой его важных функций.

— Именно это происходило во время эпидемии гриппа 1918 года?

— Так утверждают некоторые ученые, но они работают на фармацевтические компании, которые являются нашими конкурентами.

— По-вашему мнению, это может быть неправдой?

— В наше время к утверждениям ученых необходимо относиться с большой осторожностью.

— Даже по поводу 1918 года?

— Дезинформация может принимать самые разные обличья, — ответил Рик, поднимая свой мячик. — Истина заключается в том, что цитокины — это билет в будущее. Их легко выявить для клинического тестирования и разработки новых препаратов, а продукты, созданные на их основе, демонстрируют самую быструю окупаемость среди всего остального, что существует сегодня в этой сфере. Именно поэтому, создав «Биоген», я первым делом начал вкладывать деньги именно в цитокины. И буквально на днях мы выиграли судебный процесс, который…

— А они будут подавать апелляцию? Я слышал, что — собираются.

— Судья своим решением буквально выбил из них дух.

— Но разве пациенты не умирали в результате переноса генов, который провоцировал «цитокиновую бурю»? Разве от этого не умерло множество людей?

— Не так уж много, — вздохнул Рик.

— Ну а сколько: пятьдесят, сто? Или больше?

— Я не располагаю точными цифрами, — ответил Рик. Он уже понял, что сегодня — не его день, и это предположение подтвердилось уже через час, когда один из набитой долларами троицы заявил, что только законченный идиот будет вкладывать деньги в цитокины.