Завтра, с восходом солнца, мы выйдем из звездолёта. Завтра!

Камов приказал нам отдыхать. Арсен Георгиевич спит в гамаке, подвешенном между окном и дверью. Я сижу на своей постели. Сна нет! Возбуждённые нервы надо чем-то успокоить.

Дневник - старое, испытанное средство.

Опишу прибытие на Марс.

…Наш замечательный звездолёт явился в ту точку пространства, где была назначена встреча, в точно рассчитанное время.

Приближаясь, мы видели Марс, ярко освещённый солнцем, почти прямо впереди себя и могли день за днём наблюдать его постепенное увеличение. Планета не была оранжево-красного цвета, какой я привык видеть её с Земли. Из окон корабля она выглядела оранжево-жёлтой.

Сначала я предполагал, что причиной этого является скорость нашего корабля, но Пайчадзе объяснил мне, что эта скорость недостаточна, чтобы вызвать заметное укорочение световых волн, даже идущих к нам навстречу.

- Чтобы красный цвет мог показаться жёлтым, - сказал он, - скорость корабля должна быть в пятьсот раз больше. Тогда длина волны красного цвета укоротится и станет длиной волны жёлтого; вызовет в глазу соответствующее восприятие. Это может случиться с одиночной спектральной линией, а Марс даёт непрерывный спектр.

- Но почему же его цвет так изменился? - спросил я.

- Этот вопрос стоит и передо мной. Вероятно, потому, что нет атмосферы за окнами корабля. Когда я найду объяснение, сообщу его вам.

Мы находились в обсерватории вдвоём, Камов и Белопольский отдыхали.

Я пристально вглядывался в маленький, но уже отчётливо очерченный диск планеты.

Крохотный шарик, как мне казалось, заметно для глаз приближался. Что ждёт нас там, у конечной цели нашего долгого пути?…

- Как вы думаете, - спросил я, - есть на Марсе разумные существа?

- На такой вопрос можно ответить только одно: наука не занимается гаданием. Никаких признаков разумных существ не замечено.

- А как же каналы?

Он пожал плечами.

- Скиапарелли, открывший на Марсе тонкие прямые линии, назвал их «каналь». По-итальянски это значит: «пролив», необязательно имеющий искусственное происхождение. Отсюда это недоразумение. Тонкие прямые линии видны с Земли. Мы их фотографируем. Нет оснований считать, что это результат сознательной деятельности. Сейчас, близко от Марса, я этих каналов совсем не вижу.

- Как так?

- Очень просто. Сначала они были видны в телескоп корабля всё ясней и отчётливей. А когда мы приблизились, тонкие линии начали расплываться, стали тускнеть. Потом они совсем исчезли.

- Выходит, что они только обман зрения?

- Скорей не зрения, а расстояния. Но должна быть причина такой иллюзии. Противники Скиапарелли и Лоуэла считали, что каналы - обман зрения, вызванный расстоянием. Возможно, они были правы.

Мне показалось, что Арсену Георгиевичу неприятна эта тема, и я перевёл разговор на другое. Может быть, удастся разрешить загадку, когда мы будем на Марсе.

Спуск ничем не отличался от такого же спуска к Венере. Только не было облаков, которые тогда закрывали от нас поверхность планеты. Атмосфера Марса была чиста и прозрачна.

Так же, как и сто четыре дня тому назад, были включены двигатели для торможения. Экипаж находился на своих местах - Пайчадзе и Белопольский у приборов, я у своего окна, Камов за пультом.

Марс быстро увеличивался, и казалось, что он стремительно надвигается на корабль. Шаровая поверхность планеты постепенно исчезала из глаз и превращалась в вогнутую, как гигантская чаша. По мере приближения края этой чаши опускались, раздвигаясь всё шире и шире, и, когда корабль был на высоте тысячи километров, скрылись за линией далёкого горизонта.

Мы находились над бесконечной равниной. Нигде не замечалось никаких возвышенностей. Ровная желтовато-бурая поверхность с редкими тёмными пятнами.

Пустыня! - сказал Камов.

Я испытывал неприятное чувство разочарования.

Почему? Чего я ожидал?… Выводы современной науки не оставляли места иллюзиям. Я это знал. И всё же был глубоко разочарован.

Странно устроен человек! Во всех уголках Вселенной ему хочется поселить разумные существа, похожие на него самого.

Потерпев неудачу с Венерой, я перенёс свои ожидания на Марс. Населённость планеты казалась мне несомненной. В памяти вставали все существа - от уродливых пауков Уэллса до высоко развитых обитателей Марса Алексея Толстого, - все образы, которыми населило эту загадочную «красную планету» воображение многочисленных авторов фантастических романов.

И вот корабль, расправив широкие крылья, летит над мёртвой, унылой пустыней…

Какой контраст с Венерой!

Там, на сестре Земли, несутся высокие валы океана. Грозовые тучи обрушиваются вниз могучими потоками ливней. Ослепительные молнии бороздят небо. Гигантские леса, высокие горы и жизнь… жизнь, ещё бессознательная, слепая, но с юной силой пробивающая себе путь в будущее. А здесь?…

Корабль опустился на высоту одного километра, и в бинокль хорошо были видны все подробности. Песок… песок… и изредка голубовато-серые пятна каких-то растений.

Мы летели в сторону, обратную вращению планеты, то есть на запад, со скоростью шестисот километров в час. Характер местности постепенно менялся. Всё чаще появлялись обширные пятна растительности. Почва постепенно опускалась, и вскоре мы оказались на высоте около трёх километров.

Песчаная пустыня исчезла. Под нами был сплошной ковёр неведомых растений. Ни одного дерева, ни одного крупного куста.

Неожиданно блеснуло небольшое озеро. Потом они стали попадаться всё чаще. Неужели мы летим к морю?… Но нет! Через два часа мы опять увидели уже знакомую песчаную пустыню.

- Сергей Александрович! - сказал Белопольский. - По-моему, надо вернуться и опустить корабль где-нибудь в районе озёр.

- Посмотрим, что будет дальше. Мы видели только незначительную часть местности. Такие впадины должны ещё встретиться.

Слова нашего капитана подтвердились только через четыре часа. Всё это время мы видели одну и ту же картину - бесконечную унылую пустыню. По-видимому, на Марсе совершенно не было ни гор, ни даже холмов. Виденная нами впадина имела незначительную глубину при ширине более тысячи километров и никак не могла изменить впечатление, что поверхность планеты гладка, как бильярдный шар. Возможно, что в давно прошедшие времена на Марсе были горы, но неустанная работа ветров и дождей, которые тоже могли быть когда-то, сгладила и выровняла их так, что к настоящему времени не осталось ни малейшего следа былых возвышенностей.

Солнце медленно опускалось к горизонту. Скоро наступит ночь. Ночь на чужой планете.

Чужой? Но кому же принадлежит она?…

Ни малейших признаков живых существ мы не видели. Но, может быть, там, где низко по «земле» стелются ещё незнакомые нам растения, таится от наших глаз жизнь обитателей Марса. Это мы узнаем, когда корабль будет на поверхности.

- Мы должны опуститься до наступления ночи, - сказал Камов.

На исходе седьмого часа полёта появились признаки близости новой впадины. Всё больше и больше попадалась растительность оазисов на жёлто-буром фоне пустыни. Потом местность стала понижаться, появились озёра.

Солнце стояло уже совсем низко над горизонтом, когда Камов принял решение прекратить полёт.

Скорость стала замедляться. Корабль описывал широкие круги, постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Гул двигателя становился всё тише. Мы почувствовали содрогание корпуса корабля.

Наступила решительная и самая опасная минута полёта. Звездолёт весом в десятки тонн, на малой скорости, с трудом держался в разреженной атмосфере Марса. Каждую секунду он мог рухнуть вниз.

Камов не отрывал глаз от перископа. Его руки уверенно оперировали рукоятками и кнопками пульта.

Вот мы уже в пятидесяти метрах от поверхности.

Внезапно скорость увеличилась. Притяжение планеты преодолело инерцию полёта. Планируя на крыльях, корабль плавно пошёл вниз. Двигатель прекратил работу. Раздался скрежещущий звук. За стёклами окон заклубились тучи песчаной пыли, и космический корабль, пролетевший более четырёхсот сорока миллионов километров межпланетного пространства, остановился.