Собственно, отмечу еще раз, разгадку я знал. Просто слишком уж дикой она была, чтобы вот так сразу поверить, не попытавшись найти еще доказательства. Не знал я другого – что мне делать ВООБЩЕ с этой разгадкой. От предчувствия какой-то опасности временами дрожь пробегала по телу, честно. А еще от самой мысли, что такое – возможно наяву, в жизни, а не в книге. Вернее всего будет посоветоваться с отцом… но не раньше, чем я сам – САМ – распотрошу эту «тайну загородного особняка».

Размышляя так, я проник в коридор между черным и парадным ходом. Свет тут не горел, в стеклянных окошках по обе стороны парадной двери я видел тропинку между деревьев, ведущую к воротам. Луна ее здорово освещала… Тропинка местами искрилась – посверкивали крупинки кварца в песке.

У меня все-таки хорошо развито шестое чувство. Это генетическое, наверное – от отца, да и от того же деда. Я уже совсем собрался подняться наверх, но почему-то медлил, не уходил, а потом – неожиданно для себя! – подошел к двери и, распахнув ее, на два шага вышел в ночь. Прислушался.

И – в который уже раз здесь! – поразился тишине.

Ночью не бывает так испуганно-тихо – разве что перед грозой, но небо над головой висело ясное, чистое. И все-таки тишина стояла гробовая. Поеживаясь, я внимательно осмотрелся, стараясь дышать потише и в душе удивляясь, почему все еще не вернулся в дом.

А потом темнота впереди шевельнулась. Метрах в десяти от меня, около кустов крыжовника, у самых корней, я увидел движение – словно что-то большое и тяжелое поднималось с земли.

Я не заорал только потому, что язык прикипел к небу, и у меня получилось выдавить лишь еле слышное сипение. Меня вообще парализовало, и какой-то частью мозга – еще работавшей! – я понял, почему так легко со своими жертвами – часто здоровыми, крепкими парнями и девчонками – расправляются разные там маньяки. Потому что это парализует – сознание и зрелище того, как в обычном, привычном тебе, понятном мире происходит что-то ужасное и противоестественное. Ко мне – почти пятнадцатилетнему, спортсмену, совсем не трусу – можно было сейчас подходить и делать со мной все, что угодно. Я покорно и тупо смотрел на оживший кусок темноты, похожий на Тварь из легуиновского «Волшебника Земноморья», ожидая, что же он предпримет в моем отношении – хотя до двери за спиной было шаг шагнуть.

Потом я услышал самый обычный человеческий стон. Негромкий, еле слышный – будто ветер что-то прошептал в ветвях… только ветра-то не было.

Стон повторился – в такт жутковатому подергиванию тени. Я вздрогнул – гипнотическое наваждение пропало. Пьяный, что ли? Или, может, раненый – машиной на дороге подшибло?.. Да нет, незачем ему на участок ползти. Да и ворота раненый не откроет. Точно, пьяный – не соображает, куда занесло, и ноги дальше не идут.

В тот момент я не подумал, что и пьяный ворота не откроет, не сможет…

Пьяных я не любил. Отец не пил почти совсем; вид шатающегося, идиотски выглядящего человека вызывал у меня брезгливое отвращение. Позволять такому валяться в саду у меня не было никакого желания – я решительно пошел по дорожке к лежащему, на ходу говоря:

– Какого черта вас сюда принесло? Ну-ка…

Лежащий человек – теперь я хорошо видел, что это именно человек, рослый и крепкий, – вдруг тяжело перевернулся на спину и прохрипел голосом, выдававшим страшную боль, но с голосом пьяного не имевшим ничего общего:

– Помоги, мальчик…

Я остолбенел вторично, но теперь – от изумления. Луна осветила лицо вчерашнего посетителя. Только теперь оно было искажено невероятной гримасой то ли боли, то ли напряжения. Роскошные усы превратились в липкие черные сосульки – кровь, темная и густая, вязко текла из пролома на месте левого глаза; казалось, там шевелится что-то живое.

Я очень хотел отвести взгляд от этого лица, но не мог, лишь мельком заметив, что правый бок мужчины тоже окровавлен, куртка там разодрана в мокрые, лоснящиеся клочья, а под кустами тянется примятый, почти сплошь помеченный кровью след – там он полз, пока не потерял силы окончательно.

– Что с вами? – выдавил я, чувствуя, что меня сейчас начнет тошнить. – Кто вас так?

– Времени нет… – Он тихо кашлянул и задышал, как дышит на жаре большая собака. – Скорее…

– Я сейчас вызову «скорую»! – опомнился я, но рука раненого с неожиданной быстротой перехватила меня за штанину джинсов. – Вы чего, я же помочь вам хочу…

– Молчи, слушай, если хочешь помочь… – Он кашлянул снова, и изо рта выплеснулась кровавая струйка. – Это я виноват. Меня выследили. Наверное, кто-то нас предал. Они шли сразу за мной и сейчас будут здесь… я чудом опередил их, они думали, что я мертв. Да я и правда мертв.

– Кто «они»? – холодея, спросил я, подумав почему-то о конкурентах отца, хотя среди них не было настолько серьезных. – Вы о ком?! Вы кто?!

– Тише… – Он отпустил штанину – вернее, его рука просто соскользнула и бесшумно упала на траву, я дернулся, чтобы бежать, но почему-то остался на месте, слушая, как страшно он дышит. – Мальчик, я друг твоего деда. Мы никогда не виделись, но там, откуда я родом, его имя помнят, как имя героя… поэтому я говорю, что я его друг… Они идут сюда, потому что думают – твой дед жив. Им надо его убить. Спрячься, мальчик. Не в доме. Они скоро уйдут. Вот… это…

Он неловко полез левой рукой под куртку, пошарил, скалясь – словно беззвучно смеялся. Я следил за ним. «Бе-ги, бе-ги, бе-ги…» – выстукивала у меня в висках кровь. Вместо этого я ждал.

– Вот, – повторил он и протянул мне на ладони что-то, похожее на сотовый. – Нефиксированный… настраивается на любой канал… им не должен достаться. Бери и уходи. Если случится чудо… с тобой свяжутся наши… скажи им… Немой…

Рука с приборчиком упала. Больше ничего не изменилось – лишь луна, светившая в глазах раненого, заполнила их целиком, лишив собственного выражения. Там больше не было ни боли, ни страдания… ничего. Только красивое и холодное серебристое сияние.

И я понял – странный и страшный ночной гость умер.

Нагнувшись, я поднял «сотовый», выскользнувший из его руки на песок. Антенны у него не было – всю поверхность занимали шесть плотных рядов по пять квадратных кнопок в каждом, помеченных странными символами, не похожими ни на цифры, ни на буквы – во всяком случае, знакомые мне. Скорее, это были просто рисунки. Как это… а, вспомнил – пиктограммы! Но самым странным был значок, расположенный не на кнопке, а на верхнем торце прибора.

Миниатюрная, изящная серебряная свастика.

Толком удивиться этому я не успел. Мое счастье, что, рассматривая прибор, я боковым зрением все время видел тропинку. И заметил две словно бы плывущие над землей фигуры раньше, чем они заметили меня – неподвижного.

На самом деле они, конечно, не плыли над землей, а шли – просто очень ровным, размеренным шагом, плечо в плечо, неспешно и уверенно. Луна светила им в спины, и я не видел лиц. Двое рослых мужчин в одинаковых – то ли белых, то ли светло-серых – костюмах.

Пригнувшись, я метнулся к дому, в два прыжка оказался в коридоре и, стараясь не дышать, закрыл дверь на засов. Затравленно осмотрелся и бросился к висящему на стене телефону, мысленно благодаря отца за то, что он не поскупился установить несколько аппаратов.

В дверь постучали. Потом раздался звонок – такой резкий и неожиданный, что я чуть по правде не обдул джинсы. Потом снова стук – уже не вежливый и короткий, а несколько сильных ударов кулаком. Не сводя глаз с двери, я наощупь пытался попасть в кнопки аппарата.

«„Отворить именем Мордора!"… После второго удара дверь рухнула вся – вместе с крюками, запорами и цепочками…» Ой, мамочка! Сведя коленки, чтобы унять сильнейшие позывы, не отпускавшие меня, я наконец набрал спасительный 02. Телефон пискнул и… равнодушно «сбросил» номер! Я набрал снова, снова, снова… Все три раза – сброс.

Хана.

Сейчас меня убьют.

Только бы быстро, сразу.

Удары повторялись с размеренной неотвратимостью, но все-таки вокруг была не сказка, и дверь – добротная, мощная! – выдерживала. Обливаясь потом, противным и липким, я набрал номер квартиры родителей – и потерял еще полминуты, выслушивая длительные гудки. Никого нет дома.