ГОРИЗОНТ ГОРЕЛ, КАК ФАКЕЛ

Ивану Стаднюку

Горизонт горел, как факел…
Кольт и шашка — на двоих.
Мы с тобой неслись в атаке
На конях нестроевых.
Мы кричали что-то вяло
С прытью явно тыловой.
И металось из металла
Крошево над головой.
Седла новые скрипели.
Кони ржали и не шли
В этой огненной купели,
В этом хаосе земли.
Пули ныли тонко-тонко…
Мокла с поводом ладонь…
И тоскливей жеребенка
Подо мной заплакал конь.
И дышал он, точно птица.
Угодившая в беду.
Стал качаться и валиться,
Умирая на ходу.
Молодые… Жить охота…
Ты мне крикнул на скаку:
— Не добраться пешим ходом,
Прыгай, что ли, за луку!..
Шел конек с двойною ношей.
Пули пели, как лоза.
Были мы с тобой моложе —
Кости, кожа да глаза.
И тащил нас в муке слезной,
Не щадя мосластых ног,
Безотказный конь обозный,
Уцелевший твой конек.
Френчей рябь… Рычанье пушек…
Шашек всплески… Дым в аду…
И покойники фон Буша
У Ловати на виду.
Танк торчал горой негрозной.
Через рваное жерло
Кровью мертвою, венозной
Пламя черное текло.
И тряслась в дыму пожара,
Пробиваясь напролом,
Сухопарых парней пара
На седле и за седлом.
Генерал увидел это,
Усмехнулся неспроста:
— На Пегасе — два поэта,
Не по штату теснота!
Те заботы — не заботы…
Подозвал кивком бойца:
— Дать писателю пехоты
Заводного жеребца!..
Я изрек посильным басом,
Оттерев дружка плечом:
— Тут Пегасы и Парнасы
Совершенно ни при чем!
Тут совсем иные сферы,
И о том, как видно, речь:
Бережешь себя сверх меры, —
Душу можешь не сберечь…
Мы палили самокрутки,
Грозно морщили мы лбы.
Генерал сказал: — Увы!
Знаешь, друг, солдат без шутки —
Это каша без крупы.
Слушать мне смешно немного
Поучения юнца.
Забирай-ка, парень, с богом
Заводного жеребца!
А не то… —
И сунул бардам
Под нос пуд костей и жил.
…За немецким арьергардом
Эскадрон в ночи спешил.
И на тех тропинках подлых,
Полных выбоин и тьмы,
С непривычки маясь в седлах —
Горе мыкали и мы.
…А земля в жару дрожала…
А металл живое рвал…
И сказал ты вдруг: — Пожалуй,
Прав казачий генерал.
На Дону ли, на Шелони,
В яром зареве огня,
Боевые наши кони
Есть Пегасова родня.
Ибо честные поэты —
Поголовно все — бойцы.
Мы не люди без победы,
Не жильцы и не певцы.
Впрочем, это — прописное,
Будто небо и земля…
И бежали наши кони,
Понимая шенкеля.
И заря вставала ало
Вместе с синью полевой.
И металось из металла
Крошево над головой.
Северо-Западный фронт, 1942

ПОЕТ ЖЕНЩИНА

Осатаневшая от пота,
От смерти, грязи, полусна,
В окопах маялась пехота.
И пела людям про кого-то
В эфире женщина одна.
Она молила, и просила,
И выручала в черный час,
О милых пела и красивых,
А нам мерещилось — о нас.
А нам казалось, огрубелым:
Голубоглазые подряд,
Благоухая белым телом,
Над нами ангелы парят.
Они касаются устами
Войною вытянутых жил
И осеняют нас крестами
Далеких отческих могил.
Покачиваясь, как на льдинах,
В хорал сплетая голоса,
Несут на крыльях лебединых
Дымящиеся термоса.
Сверкая снежными плащами
У белых облак на краю,
Солдат махоркой угощают,
Ненормированной в раю.
…От динамита и тротила
Тряслась вселенная до дна.
…О чем-то песню выводила
В эфире женщина одна.
А нам казалось: на восходе
Несется голос в синь весны.
И снились матушке-пехоте
Ее немыслимые сны.
Северо-Западный фронт, 1942

«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, НЕ ЗАБЫВАЮ..»

Ночь непроницаема, как уголь,
Снег вокруг — подобие золы.
Мертвецов затягивают туго
Крови замороженной узлы.
Поспокойней на исходе суток,
Можно подремать на рубеже.
И кричит по рации кому-то
Молодой солдатик в блиндаже:
— Я — «Онега»!
                         Я — «Онега», «Лена»!
Отвечайте, если вы жива!..
И соскальзывают по антеннам
В полковые рации слова.
Вновь несется над передним краем
Голос сумасшедший в окоем:
— Я тебя люблю, не забываю!
— Я тебя люблю, не забываю!
— Я тебя люблю, не забываю!
— Что же ты безмолвствуешь?.. Прием!
Северо-Западный фронт, 1942

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: