Горизонт горел, как факел…
Кольт и шашка — на двоих.
Мы с тобой тряслись в атаке
На конях нестроевых.
Мы кричали что-то вяло
С прытью явно тыловой.
И металось из металла
Крошево над головой.
Седла новые скрипели.
Кони ржали и не шли
В этой огненной купели,
В этом хаосе земли.
Пули ныли тонко, тонко…
Мокла с поводом ладонь…
И тоскливей жеребенка
Подо мной заплакал конь.
И дышал он, точно птица.
Угодившая в беду.
Стал качаться и валиться,
Умирая на ходу.
Молодые… Жить охота…
Ты мне крикнул на скаку:
— Не добраться пешим ходом,
Прыгай, что ли, за луку!..
Шел конек с двойною ношей.
Пули пели, как лоза.
Были мы с тобой моложе, —
Кости, кожа да глаза.
И тащил нас в муке слезной,
Не щадя мосластых ног,
Безотказный конь обозный.
Уцелевший твой конек.
Френчей рябь… Рычанье пушек…
Шашек всплески… Дым в аду…
И покойники фон Буша
У Ловати на виду.
Танк торчал горой негрозной.
Через рваное жерло
Кровью мертвою, венозной
Пламя черное текло.
И тряслась в дыму пожара,
Пробиваясь напролом,
Поразительная пара
На седле и за седлом.
Генерал увидел это,
Заломил усы дугой:
— На Пегасе — два поэта,
Тесновато, дорогой!
Те заботы — не заботы, —
Подозвал кивком бойца.
— Дать писателю пехоты
Заводного жеребца!..
Я изрек посильным басом,
Оттерев дружка плечом:
— Тут Пегасы и Парнасы
Совершенно ни при чем!
Тут совсем иные сферы,
И о том, как видно, речь:
Бережешь себя сверх меры —
Душу можешь не сберечь…
Мы палили самокрутки.
Грозно морщили мы лбы.
Генерал сказал: — Увы!
Знаешь, друг, солдат без шутки —
Это каша без крупы.
Слушать мне смешно немного
Поучения юнца.
Забирай-ка, парень, с богом
Заводного жеребца!
А не то… —
И сунул бардам
Под нос пуд костей и жил.
…За немецким арьергардом
Эскадрон в ночи спешил.
И на тех тропинках подлых,
Полных выбоин и ям,
Два бойца мотались в седлах —
Сорок лет напополам.
А земля в жару дрожала…
А металл живое рвал…
И сказал ты вдруг: — Пожалуй,
Прав казачий генерал.
На Дону ли, на Шелони,
В яром зареве огня.
Боевые наши кони
Есть Пегасова родня.
Ибо честные поэты —
Поголовно все — бойцы.
Мы не люди без победы,
Не жильцы и не певцы.
Впрочем, это — прописное,
Будто небо и земля…
И тащились наши кони,
Понимая шенкеля.
И заря вставала ало
Вместе с синью полевой.
И металось из металла
Крошево над головой.