Поиск
Слушайте космические знаки
Слушайте космические знаки
Нервами открытыми антенн,
Тявканье прощальное собаки.
Вечностью утащенное в плен!
Слушайте галактики гуденье,
Грозный шепот Млечного Пути.
Всемогуща сила тяготенья,
Тайное и вечное «Приди!».
В тьму зеленой лампою качну я,
Лунным легким пламенем облит.
Слушайте вселенную ночную,
Окаянный голос Аэлит!
1961
Мир ночей — и таинство, и чудо
Сыну Алеше
Мир ночей — и таинство, и чудо,
Рек озноб, и хохоток сычей,
Серый волк, Иванушкина удаль,
Переливы праведных мечей.
Кони травкой хрупают у плеса,
И лежит у ног, как стригунок,
Маленький, пока одноголосый,
Несмышленый вовсе огонек.
Вот теперь похож уже на паву.
Выгнул хвост дугою до реки.
И летят на смертную забаву
Майские железные жуки.
Кто там плачет! Филин или евнух?
Или это колдовство стиха?
Или стонет статная царевна
На суровом ложе пастуха?
Воют волки над бараньей тушей,
Сходят феи к речкам и ключам.
Так замри же, мальчик мой, и слушай:
В целом мире — над водой и сушей —
Сказки оживают по ночам.
1967
В студеный сон вороний
В студеный сон вороний
Луна вонзила рог.
В ночи молотят кони
Сумятицу дорог.
Подков каленых дроби, —
Сугробы — стороной.
И нижется, как ропот,
Качаясь, коренной.
Кричит возница: «Ну-ка!»
Во тьме бодрит коней.
Зализывает вьюга
Каракули саней.
И вот — в глуши гранитной,
Как взорванный снаряд,
Гремят грома́ Магнитной,
Огни ее горят.
И чудятся в железе,
Заметные едва,
Неведомой поэзии
Начальные слова.
Урал, 1931
Рабочему классу Урала
Мы с детских лет твою носили робу,
Твои заботы чтили и права,
Твои крутые, как металл на пробу,
До капельки весомые слова.
Ты верил нам, как верят людям взрослым,
Работу дав — начало всех начал,
Ты нас, мальчишек, обучал ремеслам
И мудрости житейской обучал.
И мы росли и обретали силу,
Отчизне присягая и труду,
И доменным огнем нас прокалило,
Как прокаляет флюсы и руду.
Возненавидев скуку и безделье,
Мы шли с тобой все тверже и смелей,
И в горький час, и за столом веселья,
Живя по правде, по одной по ней.
Пусть не металл теперь точу я — слово,
Пускай мартены лица нам не жгут,
Но честный стих бетонщика Ручьева
Есть тот же подвиг и нелегкий труд.
Бывает, право: свой удел поносим
И, зря испортив множество чернил,
Себе твердим, что это дело бросим
И что предел терпенью наступил.
Но слышим голос басовитый, ясный:
— Эге ж, ребята, неважны дела,
Выходит, что учил я вас напрасно
Упорству огневого ремесла…
И больше — ни попрека, ни укора.
И вновь для строчки — страдная пора,
И безразличны вопли щелкоперов,
Шипенье гастролеров от пера.
И в добром слове обретая веру,
Ты снова — сын в кругу своей семьи,
И точишь сталь по вашему примеру,
Уральские товарищи мои.
Я ваш не потому, что я когда-то
У вас учился тайнам ремесла,
И не по праву сына или брата —
По крепости душевного родства.
Нет, не пропиской — твердостью закала
Гордился по закону на войне,
Когда рвались дивизии Урала
Через огонь и выжили в огне!
Вот почему мне дороги до гроба,
Вот почему — и долг мой, и права —
Твои крутые, как металл на пробу,
Весомые до капельки слова.
1959
Мы не воздухом — ветром дышим
Мы не воздухом — ветром дышим,
Не идем, а буравим тьму.
Ни под войлоком, ни под крышей
Нет пощады здесь никому.
Здесь закон для всех одинаков:
Раз работа — огонь из глаз.
Тянут нарту вперед собаки,
По глазам понимая нас.
Берег Баренцева моря,
1952
В заливе Мотовском, зеленом
В заливе Мотовском, зеленом,
Где чайки грудятся с утра
И Север воздухом соленым
По мачтам хлещет катера,
Где горы рушатся с разбега
В кипенье пены и воды, —
Я находил печати века —
Твои походные следы.
Был путь твой тяжек, точно волок,
Был мимолетен твой привал,
И у костров твоих, геолог,
Не раз я душу согревал.
Сшибались льдины в океане.
На травы мая падал снег,
И шло полярное сиянье
К тебе жар-птицей, человек.
Ни зги, ни троп на скалах голых,
Где мне доверен мой рубеж.
И я не раз там слышал голос
Твоих несломленных надежд.
И в солнце будущее веря,
Ты, спотыкаясь меж камней,
Назвал Счастливым этот берег.
Да будет так.
Тебе видней.
Полуостров Средний,
ноябрь 1952
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: