— Вот, — сказал он тоном приказа, — читайте.
Сначала Андерсен увидел название издательства, на которое работал, затем наверху имя профессора Хайнриха Клемента и, наконец, слова «бесплатный рецензионный экземпляр». Он уже собрался извиниться, положить в сумку словарь и попрощаться, но старик, указывая на него пальцем, спросил:
— Вы уже потрудились почитать этот плод вашей деятельности?
— Разумеется, — смущенно ответил Андерсен.
— Ну и как, сколько вы обнаружили ошибок? Только честно: сколько ошибок?
Поколебавшись, Андерсен признался:
— Одну, пока только одну.
— Тогда вам самое время почитать более придирчиво, — сказал старик. — Я только в первом томе отметил одиннадцать опечаток, и если вы человек чести, то обязаны признать, что подобное количество ошибок в энциклопедическом словаре недопустимо. Ну что? Вы согласны?
Андерсен виновато взглянул на тома, покоящиеся у него на коленях, и произнес:
— Вы можете не сомневаться, что я немедля извещу редакцию и корректора.
— Это уже другой вопрос, — сказал старик. — И все-таки ответьте, есть ли у вас право продавать словарь, если в нем столько ошибок?
— Издательство дополнительно разошлет перечень опечаток, — сказал Андерсен.
Но старик был непреклонен:
— Да или нет, пожалуйста, ответьте: да или нет?
Андерсен долго смотрел на старика, который был в ярости, и тихо сказал:
— Нет.
Какое-то время они молча сидели, глядя друг на друга, как будто были поражены этим выводом, к которому пришли совместно. Затем старик заговорил:
— Я хочу поблагодарить вас за ваше «нет» и должен вам честно сказать, что написал подробную рецензию на этот словарь для нашего специального журнала. Как вы можете догадаться, вряд ли она вас обрадует… Один экземпляр будет направлен в издательство вместе с письмом, выражающим мою личную позицию… А теперь я прошу вас назвать ваше имя.
Андерсен вызвался сам отвезти в издательство экземпляр, который находился у профессора Клемента, но старик этим предложением не воспользовался и показал на стеллаж во всю длину комнаты.
— Это все словари, — произнес он, — сплошь словари.
В дверях Андерсен чуть не столкнулся с женщиной, она шла с подносом в руках и только вопросительно на него посмотрела. Он поблагодарил ее на ходу.
В столовой издательства было пусто и прохладно. Прежде чем подойти к стойке, Андерсен прикрыл распахнутое окно, из которого тянуло холодом. Он заказал кофе и бутерброды с сыром и, сидя за столом, стал рассматривать помещение, в котором оказался впервые. Ему понравились его строгость и простота, понравились черно-белые фотографии в рамках, изображающие пейзажи крайнего Севера: дрейфующие ледники, затертый льдами корабль. Пока он ел и пил, к его столу подошла женщина, одетая в белое. Спросила, работает ли он в издательстве, его ответ, что он здесь недавно и занимается распространением, вполне ее удовлетворил.
Андерсен придвинул ближе к стулу сумку, о которую женщина едва не споткнулась. Молния на сумке была открыта. Он сунул руку внутрь и вынул третий том словаря, намереваясь просто его полистать, но тут его взгляд остановился на букве С, и он решил проверить текст, относящийся к имени, которое так много для него значило. Сен-Дени. Сенегал. Сенека Луций Анней. Андерсен с пристрастием читал то, что было написано о человеке, которому он посвятил столько времени и сил. Но нет, ему не удалось обнаружить ни единой ошибки: испанское происхождение Сенеки, его авторитет в бытность римским сенатором, растущее влияние на Нерона и лживое обвинение в том, что он будто бы принял участие в заговоре — все было корректно изложено и безупречно датировано, не было ошибок и в том, как излагались его трактаты, призывающие к справедливости. Андерсен снова задумался об этом старом человеке, который сам исполнил смертный приговор, вынесенный ему Нероном: вскрытие одряхлевших вен, представил себе невыносимо медленно вытекающую кровь, героическое стремление приблизить умирание. Андерсен признался себе, что вряд ли сумел бы лучше написать такой краткий портрет, хоть и прочитал о Сенеке массу книг и обладает большими знаниями.
Неожиданно в столовую вошла секретарша Кунхардта, Андерсен захлопнул книгу и убрал ее в сумку. Секретарша быстро сделала у стойки заказ, потом подошла к нему и удивленно спросила, пришел ли он уже в связи с телеграммой, которую она ему послала.
— Господин Кунхардт хочет срочно с вами поговорить, — сказала она.
Андерсен покачал головой: он еще не получал телеграммы, а пришел, чтобы сообщить господину Болльнову о своей потере, о пропаже чемодана.
— Тогда пойдемте со мной, — сказала секретарша и ободряюще ему кивнула. У стойки она взяла тарелку с сосисками, расплатилась талоном и пошла впереди Андерсена, не сказав по дороге ни слова и ни разу не обернувшись.
Кунхардт встретил его приветливо и попросил разрешения есть при нем сосиски, так как сегодня еще ничего не ел. Приступив к сосискам, он спросил Андерсена о новых впечатлениях и без особого интереса слушал его рассказ о странных людях, о разочаровании, пережитом им в доме профессора, о печальном случае на центральном вокзале. Даже когда Андерсен сообщил ему, что постепенно начинает распознавать потенциальных заказчиков, он никак не отреагировал. Пока Кунхардт ел, он ни разу не прервал Андерсена, но, покончив с сосисками, вдруг спросил:
— С этим профессором Клементом вы долго беседовали?
— Он производит впечатление специалиста, — ответил Андерсен. — Такой чудаковатый любитель словарей.
Кунхардт встал, подошел к окну и какое-то время смотрел на темное, заснеженное небо. Потом он обернулся, поднял обе руки, чтобы продемонстрировать свою озабоченность, и сказал:
— Дорогой доктор Андерсен, издательство «Тритон» благодарит вас за вашу работу. Усердие, с которым вы взялись за дело, вызывает всеобщее уважение. И все же у нас есть основания полагать, что нынешнее положение вам не подходит. Ваша квалификация — я говорил вам об этом уже при первой нашей беседе — слишком высока, подобающее для вас место — в редакции.
Андерсен тоже встал, он еще не понимал, на что ему рассчитывать, и с нетерпением ждал приговора, который вынесет ему Кунхардт, понимая, что от этого будет зависеть его дальнейшая работа. И он не ошибся: Кунхардт направился к нему, остановился на расстоянии вытянутой руки и сказал:
— У нас есть ваш адрес, как только в редакции откроется вакансия, мы дадим о себе знать.
— Хорошо, — сказал Андерсен, помолчав. — Я понял.
Он открыл сумку и выложил на письменный стол три тома, проспекты и книжку бланков заказов. Кунхардт проводил его в секретариат. Поскольку касса уже закрылась, заработанные им проценты находились у секретарши. Похоже, она приняла расставание с ним близко к сердцу, вид у нее был озабоченный, наверное, желая его утешить, она сообщила, что только что поступил групповой заказ — четыре словаря на его имя. Андерсен не стал расспрашивать, откуда взялся этот заказ, под взглядами Кунхардта и секретарши он расписался и молча пожал им руку.
Дверь захлопнулась с резким, щелкающим звуком, но Кристиана не проснулась. Свернувшись клубком, она лежала на диване, ее голова покоилась на согнутой руке, так, что дыхание не улетало прочь, а согревало лицо. В руке на сером одеяле — бумажный носовой платок. Уголок рта прикрывала прядь волос. Андерсен не стал ее разглядывать, он помнил, как однажды Кристиана упрекнула его в неделикатности, когда она заснула на пляже Балтийского моря, и он, не в силах противостоять искушению, рассматривал ее лицо. На цыпочках он отнес свое пальто в гардероб и прошел на кухню. Стол был накрыт, но не наспех, не как каждый день, на что указывала свеча между приборами, а с явным намерением что-то отметить. Две бутылки пива и два датских стакана ручной работы стояли наготове, в корзинке лежал хлеб незнакомого ему сорта. Снегопад за окном был столь обилен, что казалось, будто небеса трудятся сдельно. Андерсен включил свет и вернулся в гостиную, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Кристиану. Его взгляд остановился на книжной полке, скользнул по фотографиям, и вдруг он увидел, что серебряный набор из кружек, кофейника и ажурных блюдец исчез. Его охватил ужас. Он быстро подошел к полке и провел рукой по тому месту, где стоял поднос с изделиями шеффилдского мастера. С минуту он в нерешительности смотрел на Кристиану, потом подошел к ней и, склонившись, поцеловал в ухо.