Несмотря на дневной свет, на многих циферблатах горели разноцветные лампочки.

— Проходите, пожалуйста! — раздался откуда-то мужской голос, и только сейчас лаборантка увидела человека в углу лаборатории.

Орлова ступила вперед по зеленой дорожке. Ее ноги сразу же утонули в мягкой ткани, словно она шла по лесному мху. Пол блестел, словно полированный мрамор. В нем, как в тусклом зеркале, отражались тени машин, дрожали солнечные блики, двигалась тень самой Орловой.

Когда она была у стола, Нилов встал и придвинул ей кресло:

— Садитесь, пожалуйста, Нина Николаевна.

Орлова заметила, что стены приглушают звуки и что голос ее начальника едва слышен.

— Наконец-то вспомнили о нас, — с мягкой укоризной проговорил Нилов.

В НИАЛ Орлову приняли давно. В прошлом, по ее вине, в большом химическом кабинете произошел взрыв и пожар, за что она отбывала наказание. Красота лаборантки была исключительной, и Нилову казалось, что только внешность помогла Орловой вернуться к прежней работе. Отложив в сторону вычислительное задание, которое он готовил для электронной машины, Нилов помимо своей воли посмотрел на лицо лаборантки. Оно удивительно походило на лицо античной богини. Копна густых темно-каштановых волос резко контрастировала с необыкновенно белой кожей. Большие карие глаза горели умом, и Нилов прочел в них еще и девичью робость, и восторг перед секретной лабораторией, в которую ее только что перевели.

— У вас и страшно, и интересно, — звучным альтом проговорила Орлова. — И притом красиво. — Тонкие и черные как смоль брови лаборантки при этом чуть шевельнулись.

Нилов согласился глубоким кивком головы.

— Признаться, никогда не ожидала, что в стенах института может быть такое волшебство и все подобрано в тон, словно гарнитур для гостиной.

— Здесь последнее слово техники, — не без гордости ответил Нилов и опять посмотрел на румяное лицо лаборантки с ямочками на щеках. Он знал, что ей тридцать лет, хотя выглядела она значительно моложе, что муж оставил Орлову после приговора суда. И с первых же дней, как Нилов увидел Орлову, его стало тянуть к этой женщине, скромной и простой. И сейчас он был рад, что Орлова зашла в его царство и находится рядом с ним, чуть утомленная, но живая и восхищенная.

В это время большой экран перед столом ученого вдруг загорелся дымчато-оранжевым светом. Послышалось низкое гудение, затем шипение и на стекле возникло колышущееся ослепительно-белое пламя. Оно тянуло вверх свои живые струйчатые языки, и невидимая сила сжимала их в плоские, как мечи, ленты.

Орлова испуганно отшатнулась.

— Цветное телевиденье, — коротко пояснил Нилов, — передает процесс, идущий в камере синтеза. Там чудовищное давление, оно-то и гонит пламя вверх. Случись авария, и печь даст взрыв, после которого от лаборатории ничего не останется.

Лаборантка опасливо посмотрела в сторону эмалированной печи. Ее длинные ресницы задрожали. Тем временем пламя стало подниматься выше и выше, и вдруг взорвалось мириадами нестерпимо белых искр. Тотчас же стал виден черный стержень с сосудом-ромбом на его конце.

— Геометрический тигель с углеродом, — пояснил Нилов. — В нем должен родиться алмаз.

Орлова смотрела теперь на экран, как завороженная. Нилов молчал и, двигая верньером, показывал лаборантке раскаленный желудок алмазной печи. Так же внезапно экран потух, и только легкое шипение говорило, что еще минуту назад он горел и будто дышал жаром.

— Позвольте, Нина Николаевна, познакомить вас с нашей лабораторией.

Орлова поднялась, и Нилов увидел, что она выше среднего роста, с изящной талией и высоким бюстом. Щеки ее раскраснелись, не тронутые косметикой губы горели вишней.

— Такая лаборатория, и вся для вас? — несколько осмелев, спросила она.

— Для синтетиков НИАЛа, в том числе и для меня.

— Вам мало алмазов в земле, вы хотите их печь как пирожки?

— Именно.

Орлова замолчала. Ей нравился заместитель невидимого Рублева с энергичным, как у Мефистофеля, лицом. В отличие от других мужчин, он не ел ее глазами, и Орловой казалось даже, что этот ученый не в состоянии выделить ее среди других женщин.

— Здесь вы печете только алмазы или другие камни тоже?

— Пока здесь один углерод. Но можно работать и с рубином, топазом, сапфиром.

Нилов держал себя просто, ничем не показывая, что он выдающийся ученый, а Орлова всего лишь его лаборантка. И от этого Орлова чувствовала себя легче и смелее.

— У вас готовые рецепты, или вы только экспериментируете? — спросила она, остановившись у белой, как молоко печи.

— Если бы был рецепт! — воскликнул Нилов. — Вся-то и беда, что мы изобретаем сотни рецептов в надежде, что один из них будет правильным. И для каждого рецепта своя температура, свое давление, свой катализатор. Если же нас постигнет неудача, эта печь пойдет на слом.

Тогда будем строить более мощную, с еще большим давлением и температурой.

Орлова повернула голову в сторону печи, и Нилов увидел точеный нос и бесконечно мягкую линию подбородка. Орлова быстро повернулась, успев поймать восторг в глазах своего руководителя.

— Но хоть крохотные алмазики у вас получаются? — спросила Орлова, и Нилов поймал в ее голосе нотку кокетства.

— Печь дарит нам самые неожиданные вещи, словно котел чародея. То мы извлекаем из тигля графит, то сажу черную и липкую, то камни опасные, как бомбы. Они взрываются, точно крохотные гранаты. Иногда мы получаем карбид бора — черный камень, более твердый, чем алмаз. Недавно печь родила нам вещество, которое шутя царапало металл, но, упав на стол, взорвалось облачком стеклянной пыли.

— Опасно! — сорвалось у Орловой. Нилов почувствовал, что она боится за него.

— С алмазами бывают неприятности, — согласился Нилов.

— И давно вы работаете с этими камнями?

— Давно, Нина Николаевна.

— Интересно, вы сами ведете работу, или вам помогают? — Орлова становилась смелее, помня о взгляде, который минуту назад на нее бросил Нилов.

— Помогает руководитель — академик Воронов.

— Интересно, какие неприятности бывают с алмазами?

Орлова смотрела на зеленые огоньки манометра в стене и, казалось, ей было совершенно безразлично, что ответит ей Нилов.

— Всякие бываю неожиданности. То взрыв, то утечка газа, то тепла, то похищение… — тут Нилов осекся.

— Похищение? — подхватила Орлова.

— Видите ли, — замялся Нилов, — недавно у нас прямо из сейфа исчез алмаз весьма внушительных размеров. А до этого из Главалмаза пропала целая коллекция камней. Вот был набор! — не удержался он от восхищения. — Все формы кристаллов! Начиная с октаэдров и сростков до волнистых и радиально-лучевых кристаллов!

— Целая коллекция? — недоверчиво протянула Орлова.

— Да! Пропала целая коллекция, все до единого. — Нилов спохватился. — Но это тайна, Нина Николаевна.

Орлова понимающе наклонила свою пышноволосую голову.

— И нашли преступника?

— Не знаю. МГБ нам не докладывает. Все делают молча. Вызовут, спросят, запишут и точка.

Орлова вдруг переменила тему разговора.

— У вас здесь так интересно, что у женщины прямо-таки глаза разбегаются. Вернусь домой, непременно буду читать об алмазах.

Минут через десять Нилов проводил лаборантку до дверей, взяв с нее обещание не забывать его алмазного царства.

Для Рогова этот памятный вечер был полон событий таинственного значения. Назавтра предстояло пустить гидравлическую печь и подавать воду под особо высоким давлением. И вечером, после конца рабочего дня, трудолюбивый кочегар прошел в подвал, чтобы проверить механизмы, трубы и распылители угля. Его встретил запах угара и масла и знакомая влажная жара. Проверив механизмы подачи угля, моторы и гидроаппараты, Рогов сел за свой рабочий стол. Здание института давно опустело, и ни единый звук не доходил до котельной. Подвал представлял собой длинный просторный коридор, в который вели две широкие лестницы. В одном конце подвала находилась котельная Рогова. На другом конце в специальном помещении был вырыт аварийный колодец с электрической помпой. Между колодцем и котельной находились вспомогательные помещения, а также четыре больших склада с аппаратурой, химикалиями и запасными частями. Их двери, как двери котельной и колодезной, выходили в коридор.