- Вспышка Сверхновой, - произнес Самойлов. Он был очень взволнован.

О сверхновых звездах я знал лишь по учебникам астронавигации, где о них вскользь упоминалось, и не придал большого значения волнению академика. Временами часть поверхности звезды мутнела, заволакивалась клубящимися газовыми вихрями, - и казалось, что звезда подмигивает вам.

С трудом разбираясь в необычном узоре созвездий, я определил, что астролет - на пути к созвездию Змееносца. Это было утешительно; траектория не слишком уклонилась от недавно намеченной Самойловым. Значит, все в порядке? Я вопросительно повернулся к ученому.

- Проклятая звезда, - с досадой заговорил он. - Она закрывает нам путь к искомой Желтой звезде. Мы должны пойти на сильное искривление траектории, а это уменьшит нашу скорость до черепашьего хода. Мы потеряем очень много времени и энергетических ресурсов, так как в результате вспышки сверхновых звезд вокруг них образуются гигантские туманности, состоящие из раскаленной материи. Они имеют размеры пять-шесть световых лет… Но это еще не все, и даже не самое главное, - продолжал он. - Эти раскаленные газовые массы несутся наперерез нам со скоростью шести тысяч километров секунду.

- По сравнению с нашей - это ничтожная скорость.

- Неужели? - с иронией возразил академик. - А мы ведь не знаем, сколько времени они уже в пути… И, потом, ты забываешь о поле тяготения. Я невольно прислушался к зловещему гулу гравиметра. Если оно искривит прямолинейную траекторию корабля, нас не спасут никакие антигравитационные костюмы. Смерть живого существа будет неизбежна… Значит, нужно развить максимальную скорость самым бешеным темпом, до предела допустимого ускорения. Свернуть в сторону “Урания” не может: при скорости в девяносто тысяч километров в секунду можно двигаться только по линии светового луча.

Нужно проскочить зону вспышки Сверхновой, прежде чем раскаленная материя перережет нам путь! С помощью электронного анализатора я быстро прикинул: газовые вихри пройдут оставшееся до нас расстояние за два с половиной часа. Медлить было нельзя. Я бросился к диску выключения главного двигателя.

Прошло полчаса. Экраны заволокло туманной дымкой, пронизанной ярко-синими и бело-голубыми газовыми вихрями. Я все подбавлял и подбавлял мощности. Гравитонный двигатель ревел, сотрясая корпус “Урании”. Я неотрывно следил за стрелкой акцелерографа. Монотонно бормотал автомат:

- Двести “жи”… пятьсот “жи”… девятьсот “’жи”…

- Представляешь, какие грандиозные процессы совершаются сейчас в недрах этой Сверхновой! - с воодушевлением начал Петр Михайлович. Как видно, его ничто не смущало, даже наша возможная гибель, которую он только что предрекал…

- Не увлекайтесь, - предупредил я ученого. - Нам пора сцепить зубы и распластаться в креслах, ибо ускорение все нарастает.

- Девятьсот девяносто пять “жи”… - “подтвердил” автомат.

Академик умолк, с трудом переводя дух. Вскоре нельзя уже было шевельнуть ни рукой, ни ногой. Тысяча “жи”, то есть десять километров в секунду за секунду! Тысячекратная перегрузка веса! Это был предел защитной мощности антигравитационных костюмов. Мы и так до отказа вывели гравитационные излучатели. Выйди сейчас из строя антигравитационная защита - и конец, потому что при таком ускорении каждый из нас весил семьдесят-восемьдесят тонн! Нас мгновенно раздавила бы собственная тяжесть.

… Истекал второй час. Больше не выдержать перегрузки… “Урания” развила за эти сто двадцать минут скорость с девяноста тысяч до ста шестидесяти тысяч километров в секунду. “Кажется, проскочили”, - с облесением сказал я себе, когда турбулентные вихри, сквозь которые призрачно проступало лохматое светило, стали медленно сползать с экрана.

Едва мы отдышались после этой бешеной гонки, как Самойлов снова заговорил о Сверхновой:

- Я изложил только одну из теорий процессов, вызывающих гигантскую космическую катастрофу - вспышку Сверхновой. Более обоснованной является радиоактивная теория вспышек…

- Петр Михайлович! - взмолился я. - Пощадите… Мне все это хорошо известно!

Ученый усмехнулся и снисходительно произнес:

- Ну, хорошо… Закончим беседу о сверхновых звездах в другой раз…

Описывая сложную кривую, “Урания” с малой скоростью огибала океан бурлящей раскаленной материи - детище Сверхновой звезды. Меня мучило то обстоятельство, что, идя в обход Сверхновой, мы затратим годы и годы, так как нельзя развить скорость свыше пята тысяч километров в секунду. Интересно, сколько времени протекло на Земле? Универсальным часам после их странного поведения при суперсветовой скорости я не доверял.

Академик сказал мне:

- А эта Сверхновая - старая знакомая ученых: первую ее вспышку они наблюдали на Земле еще в 1604 году…

- Скажите, - перебил я Самойлова, - сколько лет мы уже в пути по земному времени?…

- Не знаю, - был ответ. - И, признаться, это меня не беспокоит. Земля, безусловно, вертится, человечество за истекший огромный срок наверняка достигло высочайшего уровня цивилизации… А мы по-прежнему молоды.

- Положим, не так уж молоды, - намекнул я.

- Это еще как сказать, - бодро отпарировал академик. Однако через минуту он помрачнел, потом задумчиво промолвил: - Прожить бы еще тысячу лет… Я до конца попользовал бы эти годы для изучения свойств материи…

Я глубоко задумался, пытаясь представить себе жизнь на Земле в данную эпоху развитая.

- Виктор! - окликнул академик, пробуждая меня к действительности. - Очевидно, тебе хочется вернуться на Землю не слишком старым? Хотя бы, окажем, в моем возрасте?

- Моложе, - потребовал я.

- Так скоротаем же время в анабиозе. Пусть протекут годы, не старя нас!

Однако прежде чем погрузиться в анабиозные ванны, пришлось проделать очень большую работу: в сотый раз кропотливо мы проверяли и уточняли программу для робота-пилота, определяли с помощью электронного вычислителя новую траекторию полета и режим ускорений. Дважды за время нашего “сна” скорость должна автоматически падать до сорока километров в секунду, чтобы астролет мог безопасно описать ряд кривых на значительном удалении от Сверхновой и по прямой устремиться к ядру Галактики.

Наконец мы были почти у цели: как показывала карта, от Желтой звезды нас отделяли уже не десятки тысяч парсеков, а всего лишь сотни миллиардов километров.

Перед последним погружением в ванну, академик спросил:

- Ты не забыл умыться, почистить зубы и принять препарат “МЦ”?

Я хотел воспринять вопрос как шутку, но сразу вспомнил, что вирусы могут продолжать свою разрушительную работу в то время, как мы находимся в анабиозе, не ощущая самих себя. Микроцидный препарат предохранял организм от бактерий и вирусов. Пришлось проделать утомительною и сложную процедуру.

Уже в ванне, включив автоматическую подачу растворов в биоизлучении, я, как всегда, чтобы уснуть, начал мысленно считать: “Раз… два., три”.

Под закрытыми веками замелькали цефеиды - верстовые столбы Вселенной. Проплыло чье-то очень знакомое лицо… Я уснул.

Мне казалось, что это обычный сон. Встану сейчас, открою дверь, окно - и в комнату ворвется прохладный ветерок утра. Потом я вспомнил, что окна не открыть - его вовсе нет, понял, что меня разбудило реле времени, а значит - протекли годы и годы с момента погружения в анабиоз.

Интересно, где мы сейчас находимся? Я едва дождался конца цикла “пробуждения” и выскочил в рубку. На экранах, почти рядом - рукой подать - ослепительно сиял центр Галактики. Небесную сферу густо усеивали яркие крупные звезды.

- А где наша Желтая? - спросил я Петра Михайловича, который, по-видимому, давно уже находился в рубке.

- Прямо по курсу. И всего в полумесяце пути.

Искатель уверенно нацелился - в желто-белую звездочку. Она светилась ярче остальных и уже показывали маленький диск. Очевидно, в мощный телескоп можно было бы разглядеть подробности ее поверхности.