Элц снова отрывисто ответил: “Троза”, как в тот рае, когда показывал пальцем в “землю”.

- Сооружение называется Троза, - сказал мне Самойлов, пожимая плечами. - Но это ни о чем не говорит.

Между тем внизу разворачивался красочный пейзаж Гриады, и спустя секунду мы уже сидели как зачарованные. Пылающее белое солнце, чуть больше земного, нестерпимо ярко горело в фиолетово-лазурной бездне небосвода, разбиваясь мириадами искр на поверхности многочисленных фиолетовых водоемов и многоводных рек, в красноватой листве деревьев, на цоколях и шпилях причудливых строений. Спектральный состав излучения у грианского солнца был несколько иной, чем у земного. Он был более радостным. Казалось, что вся природа, зажмурив глаза, блаженно улыбается, широко раскрыв объятия навстречу живительному потоку лучистой энергии. На горизонте струилась пелена нежнейшей фиолетовой дымки, пронизанной оранжевыми блестками. И куда ни бросишь взгляд - везде многоцветное море садов, парков, лесов; вся растительность была, по-видимому, культурной. Но самым необычным зрелищем являлось, конечно, звездное сгущение центра Галактики. Оно представлялось в виде ослепительного белого облака, немного уступавшего по яркости солнечному свету. Теперь нам стала понятна чудовищная жара, царившая здесь: центр Галактики посылал на планету дополнительный мощный поток теплового излучения.

На обширных пространствах красновато-зеленых лугов паслись стада весьма диковинных животных, отдаленно напоминавших наших овец или коз. Их заметно удлиненные, на очень коротеньких толстых ножках, туловища, лишенные шерсти, перемещались в высокой густой траве. На сравнительно маленькой голове сидели два огромных глаза и пара невысоких тупых шишек вместо рогов.

Окруженные пышным раздольем растительности, искрились под солнцем ребристые крыши и стены красивых зданий, разбросанных на значительном удалении друг от друга. Однако мы нигде не заметили обитателей Гриады, хотя аппарат снизился до ста-двухсот метров. На северо-западе до самого неба возвышалась та самая светло-золотистая, овальная стена, над которой находилась только что покинутая нами полированная равнинна.

Мы с академиком изредка перебрасывались отрывочными замечаниями, поглощенные необычностью всего виденного. Часа через два полета, примерно на расстоянии восьмисот километров от полированной равнины, кончилась культурная растительность. Аппарат летел теперь на небольшой высоте. На западе стала шириться и расти фиолетовая полоса, над ней стояли громады кучевых облаков.

- Море! - воскликнул я и привстал, чтобы лучше рассмотреть водное пространство.

Внизу обозначилась белая линия прибоя. Элц снизил аппарат до самой воды.

- Ого! - послышался голос Петра Михайловича. - Вот это прибой!

Действительно, волны, с гулом обрушивавшиеся на пологий песчаный берег, были высотой не менее восьми метров. Отдельные гребни почти задевали наш аппарат. Непомерная высота прибоя легко объяснялась меньшей силой тяжести на планете. У линии прибоя вода была лазурно-синей, а дальше от берега все больше насыщалась глубокими фиолетовыми тонами, переходя почти в черно-фиолетовую. На горизонте виднелись скалистые острова.

Пока мы совершали это небольшое путешествие, гриане не проронили ни одного звука, даже не шевельнулись. Однако за этим бесстрастием мы постоянно ощущали изучающих, пытливых наблюдателей, не спускавших с нас настороженных взглядов.

Наконец Элц, видимо, решил, что достаточно ознакомил нас с Гриадой, и дал знак повернуть обратно. Аппарат круто пошел вверх. В течение трех минут мы поднялись на десятикилометровую высоту и с огромной скоростью полетели на северо-запад. Солнце клонилось к закату, но не было того ощущения приближающегося вечера, которое испытываешь на Земле: центр Галактики, игравший здесь роль никогда не заходящего светила, лишал Гриаду прелестей наших сумерек.

- Сомневаюсь, бывает ли здесь ночь, - проворчал Петр Михайлович и вопросительно посмотрел на Элца, словно ожидая ответа.

Вскоре под нами открылось удивительное, никогда не виданное сооружение. Я посмотрел в портативный стереотелескоп, захваченный из астролета, и с трудом узнал полированную равнину, на которой мы “приземлились” несколько часов назад. Это была не равнина, а…

- Это же крыша какого-то невообразимого по размерам цирка! - воскликнул я.

- Крышка, которая могла бы накрыть целую область, - уточнил Самойлов.

Глазам предстало грандиознейшее сооружение, очертания которого терялись за горизонтом. Представьте себе цирк диаметром в сотню километров, крышей которого служила полированная равнина! Высочайшая желто-белая стена, поразившая нас еще раньше, при удалении от нее, оказалась лишь частью круговой стены этого “цирка” высотой в полтора километра.

- Это их город, - уверенно сказал Самойлов, - Даже, может быть, столица.

- Видите, на крыше лежит что-то вроде огромного червяка, - перебил я Петра Михайловича. - Это наша “Урания”.

Вдруг аппарат камнем стал падать прямо на полированную равнину. Она приближалась с невероятной быстротой. Мы невольно взялись за руки, решив, что аппарат испортился и все мы сейчас разобьемся. В последнюю минуту на крыше неожиданно открылся широкий конусообразный туннель, в который мы влетели. Взглянув вверх, я заметил как горло туннеля снова закрылось. И еще одно: крыша над городом была совершенно прозрачной. Над головой по-прежнему сиял центр Галактики и горели червонным золотом косые лучи грианского солнца, клонившегося к закату.

- Петр Михайлович, мы даже не подозревали, что “Урания” была посажена на крышу этого “цирка”. Но почему же мы не заметили города под нами? Крыша-то прозрачная?…

- Наверное, лишь в тот момент она не была прозрачной… для нас. Только так можно объяснить. Не может быть, чтобы изнутри, из города крыша была прозрачной, а при взгляде снаружи - непрозрачной. Это противоречит законам оптики.

Аппарат “приземлился” (вернее, пригриадился) на четырехугольную платформу из блестящего материала, напоминающего пластмассу. Платформа оказалась просто крышей восьмигранного здания этажей в восемьдесят. Открылся люк, и мы вышли из аппарата. Мне трудно выразить словами то, что я увидел и ощутил. Во-первых, воздух. Благоуханный, освежающий нектар! Такой воздух бывает на горных вершинах. Ни следа зноя, свирепствовавшего над Гриадой. Это была идеально кондиционированная газовая смесь из атмосферных компонентов. Несколько больший процент кислорода в атмосфере создавал чудесный жизненный тонус. Я чувствовал себя бодрым, полным сил и энергии.

С высоты нашей платформы дальность обзора равнялась двадцати-тридцати километрам, если не больше. Перед нами лежал гигантский город необычайной архитектуры. Колоссальные уступчатые громады зданий дугами охватывали центральную часть титанического “цирка”, своего рода “арену”, шириной, должно быть, в пятьдесят километров. Повсюду на уступах зданий сверкали великолепные статуи, задумчиво смотрящие вдаль. “Арену” занимали обширные парки, тянувшиеся на десятки километров, - с водоемами и бассейнами, каскадами искусственных водопадов, стадионами и бесчисленной сетью своеобразных эскалаторов, перевозивших десятки тысяч существ из зданий на “арену” и обратно. Парки, сады, бассейны и фонтаны были также на крышах многих уступчатых громад, возвышавшихся вокруг.

Во всех направлениях на различных высотах по воздуху мчались тысячи и тысячи гриан, и я удивился, как это они так легко и свободно парят в пространстве, словно птицы. Некоторые штопором ввинчивались в высоту и, подлетев к прозрачной крыше города, подолгу рассматривали снизу “Уранию”, лежащую на полированной равнине, в пятнадцати километрах к северо-востоку от нашего восьмигранника.

По всему горизонту, образованному уступчатыми громадами зданий, шла стена “цирка”. Она также была совершенно прозрачной, - и казалось, что нет никакого “цирка”, никаких стен, а просто раскинулся на планете город, накрытый сверху фиолетовым небосводом, окруженный со всех сторон парками, лесами и раками. Прозрачными были и стены большинства зданий, так что были видны анфилады комнат, длинные залы, заставленные сложными приборами и механизмами, переходы и эскалаторы, движущиеся улицы и лифты, И везде множество “людей” в одеяниях нелепой для наших глаз расцветки. Все это причудливым образам проектировалось друг на друга, вызывая легкое головокружение.