— Хозяин наш, когда напьется, ничего уже не соображает! Тогда у него в руках деньги не держатся. Если бы тайно удалось через хозяйку подать жалобу на это господину сборщику налогов, тогда могли бы назначить опекуна.

Все согласились с советом Рамсундора-бабу. Только писец заявил:

— Я думаю, что вы не правы. Раз мы уж собрались вместе, все, что есть на душе, должны высказать. Я боюсь, что, когда назначат опекуна, мы не получим и тех нескольких пайс, которые нам сейчас перепадают!

Все призадумались. Но Рамсундор-бабу возразил:

— Ошибаетесь! Нам от этого только лучше. Опекун не будет так щепетилен, как Шошибхушон. Вести аккуратно бумаги да содержать счета и кассу в порядке — вот все, что ему нужно. И никто слова не скажет, если ты вместо пяти рупий запишешь пятнадцать! Компания от этого не обеднеет, — закончил он.

Предложение Рамсундора было одобрено. Все разошлись по домам.

После смерти Шоролы десять дней длились поминки. Без них невозможно было обойтись. Удивительный обычай у нас в Бенгалии! При жизни человека нам жалко потратить на него одну рупию, а когда он умирает, никто не скупится израсходовать на его похороны даже десять рупий. Сколько преждевременных кончин можно было бы предотвратить, сколько сохранить жизней, когда б на те деньги, что щедро тратятся на похороны, покупали лекарства для больных!

С тех пор как Шорола умерла, Бидхубхушоном овладело полное безразличие; он никуда не ходил, любое дело валилось у него из рук, подолгу он мог сидеть на одном месте, все о чем-то думал и часто плакал. Шема старалась не оставлять его одного. Она обычно усаживала рядом с ним Гопала. А если Гопала не было дома, сама садилась поблизости и занимала Бидхубхушона рассказами.

Однажды во время такого разговора Бидхубхушон спросил:

— Шема, вы не получали ни одного письма от меня?

— Нет.

— Тогда кто же расписывался за Гопала на квитанциях? — удивился Бидхубхушон.

— На имя Гопала не пришло ни одного письма, и он не расписывался ни на каких квитанциях. Годадхор — тот получал заказные письма, он же и расписывался. Но Гопал — никогда.

Бидхубхушон был изумлен:

— Откуда же Годадхор получал заказные письма? — спросил он.

— Кажется, его дядя присылал ему деньги, — сказала Шема.

Как только Бидхубхушон услышал это, он вскочил, накинул на плечи чадор и воскликнул:

— Шема, я все понял! Письма получал Года, и он же деньги брал! — И Бидху выбежал из дома.

Шема никак не могла понять, каким образом его письма попадали в руки Годадхора. Она пошла за Бидху, чтобы вернуть его, но напрасно. Бидху нигде не было.

Не задерживаясь, Бидхубхушон отправился прямо на почту и обратился к почтовому служащему:

— Кому вы отдавали заказные письма, которые приходили на имя Гопала?

— Все письма мы вручали Гопалу-бабу; на квитанциях имеется его подпись, — ответил тот.

— Мне не нужна подпись! Позовите почтальона, пусть он покажет мне Гопала-бабу!

Служащий тотчас послал почтальона вместе с Бидхубхушоном. Почтальон повел Бидху в дом Шошибхушона. Теперь у Бидху не оставалось никакого сомнения в том, что именно Годадхор получал его письма.

Подошли к дому Шошибхушона. Бидху описал наружность Годадхора и спросил:

— Такой Гопал-бабу?

— Да, господин, вы точно описали его, — подтвердил почтальон.

— Ну, теперь все понятно! Иди домой и никому не говори об этом. Деньги получал не Гопал. Взял их другой человек. Если проговоришься, вора не поймать!

Почтальон побледнел.

— Тхакур, я тут ни при чем! — проговорил он дрожа. — Тот человек мне сказал: «Я Гопал-бабу!», поэтому я и отдавал ему все письма. Теперь мне, бедняге, хоть умирай!

— Чего тебе бояться? — возразил Бидхубхушон. — Но если ты станешь рассказывать об этом и виновный сбежит, тогда я тебя задержу! — пригрозил он.

— От меня никто не узнает ни слова! — сказал почтальон, потрясенный услышанным, и вышел из дому.

Бидхубхушон направился в участок, к дароге. В полиции он рассказал обо всем. Дарога на это ответил:

— Сейчас темно, если идти теперь, негодяя не удастся задержать. Приходите завтра утром, возьмем несколько человек, тогда легко поймаем его.

— А что если все откроется ночью и мошенник сбежит?

— Я знаю, что делать, — ответил дарога и приказал Ромешу:

— Ромеш! Пусть сегодня четверо полицейских дежурят у дома Шошибхушона. Завтра произведем там обыск. В доме преступник, но никто не должен знать об этом. Иначе он сбежит.

— Слушаюсь! — сказал Ромеш, записал имена четырех полицейских и отослал их к дому Шошибхушона. Затем стал размышлять: «Известить мне об этом Годадхора или нет?». После долгих колебаний решил, что чересчур совестливому трудно служить в полиции.

Годадхор был спокоен. После возвращения домой Бидхубхушона он несколько дней провел в страшной тревоге. Но так как за эти дни ничего не произошло, Годадхор успокоился. Он пошел к Бидхубхушону только ради того, чтобы отвести от себя всякое подозрение.

Ночью дом Шошибхушона был под наблюдением полицейских, но в доме никто и не догадывался об этом.

На другой день Шошибхушон вышел, направляясь в контору, и, увидев перед домом полицейского, удивленно спросил:

— Что тебе здесь нужно?

— Вы подождите уходить на службу, — ответил полицейский. — Сейчас придет наш начальник. В этом доме — человек, которого мы должны задержать.

Шошибхушон был поражен:

— В моем доме?

Тогда полицейский объяснил:

— Годадхор-бабу присваивал чужие письма, теперь это открылось. Мы пришли арестовать его.

Тогда и Шошибхушон припомнил, что Годадхор получал какие-то письма. В то время у него не возникало ни малейшего подозрения, поэтому он ни о чем не расспрашивал. Годадхор же говорил, что заказные письма шлет дядя, опасаясь, что простое письмо не дойдет. Шошибхушон поверил. Теперь, услыхав от полицейского, как в действительности обстояло дело, он пришел в ярость и вызвал Годадхора.

— Ну-ка, принеси те письма, которые ты получал от своего дяди! — приказал он Годадхору.

При виде взбешенного Шошибхушона и полицейского Годадхор бросился бежать к задней двери. В онтохпуре[57] он наткнулся на Промоду.

— Куда ты, что случилось, Годадхорчондро? — спросила та.

Не отвечая, Годадхор побежал к задней двери. Промода и ее мать едва поспевали за ним. Годадхор раскрыл дверь, выглянул наружу, но и там увидел полицейского. — Ой! — вскрикнул Годадхор и повернул обратно.

— Что случилось, Годадхорчондро? — спросила мать. Годадхор зарыдал:

— Нет Годадхорчондро! Пропал теперь Годадхорчондро!

— Что случилось? Что случилось? — в один голос спрашивали Промода и мать.

— Те жакажные пишма… — начал было Годадхор, но в это время вошел Шошибхушон.

— Где этот негодник? — грозно спросил он. Годадхор сидел на полу и рыдал. Промода и мать с недоумением глядели друг на друга.

— Что теперь плакать? Каково дело, таков и результат. А я-то думал, это письма от твоего дяди! Ты и сам погиб, и мое имя запятнал! — с гневом заключил Шошибхушон.

От последних слов Шошибхушона Промода и ее мать пришли в бешенство. То, что Годадхор натворил, все было, по их мнению, ерундой. А вот обидные слова Шошибхушона показались им несправедливыми.

— Ты только послушай, — заговорила мать, — не предупреждала ли я: Промода, вы приняли нас, но пройдет время, когда оскорблять начнете! Посмотри, не сбылось ли это? Ты говорила: «Мать, кто посмеет тебя оскорбить в моем доме?!».

— Подумаешь! Ну что особенного случилось? — пренебрежительно сказала Промода. — Неужели нельзя как-нибудь замять это дело?

— Это невозможно! Хотите спасти Году, наденьте на него сари и, если спросят, кто это, скажите, что ваша сестра. А я пойду на улицу, там дарога пришел!

Когда Шошибхушон появился на улице, дарога обратился к нему:

— В вашем доме находится преступник; приведите его, или мы произведем обыск.