— Спит!
— Подойди-ка тихонько ко мне! — шепотом позвал ее Шошанко.
Жена подошла. Мужчина показал на два ключа и тихо произнес:
— Вот два ключа, один от наружной двери, другой от задней. Я закрыл обе двери, смотри, чтобы из дома никто не мог выйти!
— Это еще что? Почему нельзя выходить из дома? — удивилась жена.
— Тебе-то какое дело?
— Я должна знать! — твердо ответила она. — Ты должен мне сказать, а не скажешь, я сама узнаю!
Шошанко пришлось рассказать. Жена вздрогнула, сердце Шорнолоты затрепетало. Женщина глубоко вздохнула, а Шошанко сказал жестко:
— Ты меня знаешь. Если только расстроишь мои планы, тогда тебе… — и тут он заговорил еще тише, потом покинул комнату.
У Шорны перехватило дыхание. Не зная, как показать, что проснулась, она ущипнула мальчика. Ребенок заплакал. Протирая глаза, Шорна приподнялась на кровати. Жена Шошанко, подавив тяжелый вздох, ласково спросила:
— Ну, выспалась?
— Да, — проговорила Шорна и вышла из комнаты. Она попробовала открыть заднюю дверь, но та была заперта. Подошла к наружной двери — и эта тоже оказалась закрытой. Шорнолота почувствовала себя, как птица, попавшая в клетку. До сих пор, живя в этом доме, она не подозревала о надвигавшейся опасности. А сейчас даже воздух казался ей отравленным: она задыхалась в этом доме.
Шорна вернулась в комнату, из которой только что вышла. За эти несколько минут она так изменилась в лице, что ее вид испугал жену Шошанко. Шорнолота села на стул и замерла неподвижная, как статуя.
— Милая, что случилось? — встревоженно спросила женщина.
Шорна не могла больше сдерживаться и разрыдалась.
— Я все слышала! Вы меня убьете! Отравите! — кричала она.
Жена Шошанко почувствовала жалость к девушке. Она не была такой бессердечной, как ее муж. Она поднялась с постели, подошла к Шорне и стала успокаивать ее:
— Не плачь, милая, не плачь! Мы найдем средство освободить тебя!
При этих словах Шорна припала к ногам женщины. Та ласково подняла ее, вытерла ей глаза и спросила:
— Шорна, ты умеешь читать и писать?
— Немножко!
— Сможешь написать письмо?
— Смогу, но кому я напишу? Дада еще болен. Сейчас ему бесполезно писать.
— А больше никого нет, кому бы ты могла написать и кто бы мог за тобой приехать?
Лицо Шорны при этом вопросе покрылось румянцем. Она опустила глаза:
— Кому же еще я напишу?
— Я слышала, что в вашем доме живет молодой человек по имени Гопал, почему бы тебе ему не написать?
На этот раз Шорна зарделась, как роза:
— Нет, я напишу даде, а он передаст ему.
— Какой толк писать твоему даде? Ведь он прикован к постели!
— Напишу даде, а он передаст Гопалу! — повторила Шорна и склонила голову еще ниже.
Жена Шошанко принесла чернила, бумагу и перо. Шорнолота написала письмо. На следующий день утром одна из служанок пошла на базар и тайком отнесла письмо на почту.
ГОПАЛ В ТЮРЬМЕ
Обычно почтовые конторы сначала пересылают письма важным господам, а потом уже, если остается время и если почтальоны в хорошем настроении, можно надеяться, что будут доставлены и остальные письма. Но если почтальон устал да еще письмо нужно нести куда-нибудь далеко, он просто оставит его до поры до времени у себя в сумке. И только тогда, когда в этой сумке накопится не меньше десятка писем в один район, почтальон как-нибудь в полдень зашагает туда семимильными шагами и вручит письмо адресату. Потому-то письмо Шорнолоты, которое по обычным почтовым правилам Хем должен был бы получить уже на следующий день, задержалось на целых три дня.
Письмо было адресовано Хему. Гопал прежде никогда не видел почерка Шорнолоты. Все письма, приходящие из дома, обычно писались их домашним писцом. Думая, что и это письмо от него, Гопал не распечатал его сразу.
Когда Хем проснулся, Гопал передал ему письмо. Хем посмотрел на адрес.
— От Шорны письмо!
С бьющимся сердцем Гопал взял письмо и прочитал про себя. Сказать Хему о прочитанном он не решился.
— Что она пишет? — спросил Хем.
Гопал поспешно кинул письмо под тахту.
— Спрашивает, как ты себя чувствуешь, — ответил он.
Хем удовлетворился этим ответом и повернулся на другой бок, но если бы он посмотрел на Гопала внимательнее, то заметил бы, что лицо его друга заалело, как китайская роза, а на лбу выступили капельки пота. Гопал вынул письмо из-под тахты и, кинув Хему на ходу: «Подожди, я сейчас», побежал к бабушке Хема, а к больному послал Шему. Затем он прочитал письмо бабушке. Старая женщина задрожала от бессильного гнева и принялась ругать гуру.
— Не надо так шуметь! — остановил ее Гопал. — Услышит дада и будет волноваться. Я поехал. Сейчас четыре часа, свадьба назначена на девять. Надо спешить, а то опоздаю на поезд!
С этими словами он накинул на плечи чадор, взял в руки бамбуковую палку и, прежде чем уйти, снова обратился к бабушке:
— Никому не говорите об этом. Посидите немного здесь, не поднимайтесь наверх, а то, чего доброго, все расскажете. Если дада будет спрашивать обо мне, скажите, что я поехал по своим делам в Бхобанипур. Может быть, я не смогу вернуться быстро, — добавил он.
Гопал выбежал. Но через минуту вернулся:
— Дайте мне, пожалуйста, немного денег на расходы, медлить нельзя! — торопливо произнес он.
Бабушка раскрыла ящичек и вынула ассигнацию. Гопал сунул ее в карман и вышел из дома.
По счастью, выйдя на улицу, он сразу увидел свободный экипаж.
— Если доставишь меня быстро на набережную Ховры, получишь хороший бакшиш! — крикнул Гопал кучеру. Тот сразу остановил экипаж. Гопал тут же вскочил в него. Кучер сильно стегнул кнутом лошадь, и они помчались.
Вот и набережная Ховры. Пароход стоял, готовый к отплытию. Гопал вынул из кармана деньги.
— У тебя есть сдача? — спросил он.
— Нет, — ответил кучер.
Поблизости стоял мелочной торговец. Гопал подал ему бумажку.
— Дайте мне пятнадцать рупий, а кучеру пять! — приказал он.
Получив деньги, он побежал на набережную, а продавец передал пять рупий извозчику.
Когда Гопал подбежал к пристани, пароход, пронзительно загудев и словно смеясь над Гопалом, отошел от берега. Не долго думая Гопал вскочил в лодку.
— Сумеешь переправить до отхода поезда, хорошо вознагражу тебя! — сказал он лодочнику и бросил ему рупию.
— Постараюсь, господин, садитесь! — с этими словами лодочник спрятал рупию и оттолкнул лодку от берега. Лодка причалила как раз в тот момент, когда раздался свисток, возвещающий об отправлении поезда. Гопал хотел выпрыгнуть, но лодочник задержал его.
— Я уже заплатил вам! — воскликнул Гопал.
— Да, конечно, вы бакшиш дали. А теперь платите за наем!
Не отвечая лодочнику, Гопал побежал. Не успел он сделать нескольких шагов, как ему заступил дорогу нищий. Гопал вынул из кармана рупию и бросил ему. Он прибежал на перрон в тот момент, когда поезд трогался. Отчаявшись, Гопал вскочил на подножку поезда, так и не успев взять билет. Едва он вошел в вагон, как почувствовал, что голова у него закружилась, и тело обессилело.
С тех пор как Хем заболел, Гопал ни разу как следует не поел и не поспал. К тому же сколько он пережил, пока добрался до станции! Все это, вместе взятое, довело его до полуобморочного состояния. Гопал прилег на лавку. Мерное постукивание колес стало убаюкивать его. Незаметно Гопал заснул. Где Шрирампур? Где Шорнолота? Гопал спал так крепко, как не спал никогда. Его не могли разбудить ни многочисленные остановки поезда, ни новые пассажиры, садившиеся в разных местах, ни прежние, постепенно покидавшие вагон. В девять часов поезд прибыл в Бордхоман. Железнодорожный контролер вошел в вагон и начал отбирать билеты. Со всех сторон послышался людской гомон. Но и он не разбудил Гопала. Когда вагон опустел, контролер увидел спящего Гопала. «Бабу, бабу!» — окликнул он его. Тот вскочил:
— Это что, Шрирампур? — спросил он.