Глава 18

Лэндон

— Это вафельная.

— Ты не любишь вафли? — с выгнутыми бровями поворачиваюсь я к Джемме.

Она бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Я что, коммунистка? Конечно, я люблю вафли. Я обожаю вафли.

— Тогда в чем проблема? — смеюсь я.

— Да нет никаких проблем. — Она пожимает плечами и откидывает волосы на спину. — Я удивилась, потому что время завтрака прошло.

— Какая разница? Ты что, полиция завтраков? — Я поднимаю руку, чтобы привлечь внимание администратора. Подаюсь ближе настолько, что чувствую жар ее тела, и говорю: — Вафли замечательны тем, что их можно есть когда угодно: на десерт, на обед, во время перекуса или, если ты совсем обезумела, даже на ужин.

— Верно.

— Вдобавок вафли не походят на то, что едят на свиданиях, в отличие, скажем, от мороженого. Про твои условия я помню.

— Туше, — с улыбкой опускает она глаза.

— Годится?

— Годится.

После того как мы садимся в кабинку и заказываем вафли с ягодами и взбитыми сливками, я откашливаюсь и задаю очевидный вопрос:

— Хочешь о нем поговорить?

— Нет, — сразу же отвечает она.

«Супер», — думаю я, в голове гудит от облегчения. Вряд ли я вынесу разговор о Рене Паркхерсте. Поверить не могу, что он выложил в интернет такой ролик. Как будто у Джеммы без того мало тревог.

— Хочешь поговорить про фотографа и про то, что он сказал?

— Нет. — Кажется, она в недоумении, и винить ее нельзя. — Я даже думать не могу.

— Ладно, — пожимаю я плечами. — Тогда не мучь себя.

— В смысле «не мучь себя»? — щурится она.

— Не мучь себя мыслями, — говорю я, повысив голос.

— Легче сказать, чем сделать. — Она роняет голову на грудь. — Я почему-то думала, что уйду без проблем. Я думала, что если я уеду из Эл-Эй и начну все сначала, то с тем этапом жизни будет покончено. Но от Рена опять одни сложности, опять будут печатать статьи, задавать вопросы и строить догадки. Потом всякие эксперты начнут высказывать мнение. — Она с разочарованным стоном закрывает глаза.

— И что?

— И что?

— Джемма… — указательным пальцем я рисую круги на столе, — я кое-что усвоил из соревнований по серфингу: нельзя помешать хейтерам тебя ненавидеть.

Она прикусывает нижнюю губу и отводит глаза.

— Умом я понимаю, но все равно с души воротит от того, что люди обо мне болтают. Я как будто трескаюсь по швам и не могу это остановить.

— Понимаю. Не выходи в интернет. Никого не слушай. Не дай себя втянуть во всякую хрень. А это полная хрень.

— Вряд ли получится, — нервно смеется она.

— Волну не остановить. Но если не стоять на воде, на дно тебя не утащит.

— Типа если в лесу упало дерево, а поблизости никого нет, то кто докажет, что оно действительно упало?

— Если дурак сплетничает о тебе, — улыбаюсь я, — а ты не в курсе…

— Может, ты и прав. — Она вновь прикусывает губу и смотрит на руки, сложенные на столе. — Ты не поймешь, как это унизительно и дико, когда о тебе говорят незнакомцы.

Но я понимаю. Она даже не представляет насколько.

Официантка останавливается у столика, чтобы налить еще кофе. У нее темные волосы с седыми корнями. На бейджике сказано, что зовут ее Дебра.

— Скоро подам ваш заказ.

— Отлично, — говорю я.

Перед тем как уйти, Дебра упирается руками в стол и наклоняется так, будто собирается поведать тайну.

— У меня вопрос. Парень, который стоит у гриля, занимается серфингом. Ему интересно: вы правда Лэндон Янг? Я обещала узнать.

От тревоги перехватывает горло. Я цепенею всем телом. Джемма растерянно хмурится. «Черт!»

— Ну так что? — спрашивает Дебра с легкой улыбкой на губах.

Сердце сжимается, кровь приливает к голове. Я через силу киваю.

— Он будет в восторге! — шире улыбается Дебра. — Он говорил, что он ваш огромный фанат. — Она дважды стучит костяшками по столу и уходит.

Как только мы остаемся наедине, Джемма пригвождает меня суровым взглядом.

— Что это значит?

Надо было давно рассказать, но я молчал. Я перестраховывался и избегал правды. А теперь в самый неудачный момент меня выдернули из укрытия.

— Лэндон?

Я смотрю на Джемму. Естественно, я много раз думал об этом моменте. Думал о том, что она сделает и скажет, но когда я составлял сценарий, я и представить не мог, что все сложится вот так.

Я сглатываю и говорю:

— Хочу кое-что тебе показать, но не хочу, чтобы ты злилась.

Она щурится, с губ слетает смешок.

— Ты скажешь, что втайне любишь «Никельбэк»?

— Возможно.

— Серьезно? — вскидывает она брови.

— Не совсем.

С нервным смешком я вынимаю телефон из кармана. Черт, как волнительно. Координация нарушена. Нахожу то, что ищу, и протягиваю телефон через стол.

Джемма опускает глаза, потом смотрит на меня. Она больше не улыбается. Во взгляде неуверенность.

— Что это?

«Ну погнали».

— Поиск в «Гугле».

— Боже. — Она наконец-то все понимает. Она глядит то в экран, то на меня, словно пытается убедиться, что это не галлюцинации. Минуту спустя она присвистывает. — Здесь же сотни ссылок.

— Знаю, — сиплю я.

Джемма кривит губы. Взглядом со мной она не пересекается.

— Ну и что это значит? Ты… кто?

Прерывисто вздыхаю и рассказываю правду, внимательно глядя, как ее лицо становится все бледнее. Я рассказываю, что раньше был профессиональным серфером, что обо мне пишут на фан-страницах и в прессе, рассказываю обо всем том, что она ненавидит в бывшем.

— Знаю, момент неудачный. Клянусь, я не хотел, чтобы ты узнала вот так.

— Вот спасибо, — шепчет она.

Джемма моргает, в глазах предательски блестят слезы, которые грозятся пролиться. Мне словно воткнули в сердце нож.

— Знаю, как это выглядит, — опускаю я голову.

— Знаешь? По-моему, это похоже на обман.

Меня окатывает волна паники.

— Это не обман, — шепчу я.

— А смахивает на обман, — издает Джемма короткий стон.

Она права. В силу трусости я не был честен с самого начала, и теперь она уйдет.

Мозг кипит. Я перебираю отговорки и жалкие объяснения, отчаянно ищу то, за что можно ухватиться.

— Я… я говорил, что участвовал в соревнованиях по серфингу.

Объяснение ее озадачивает. Она округляет глаза и чуть ли не хохочет.

— Это ты так оправдываешься?

— Я не оправдываюсь. Это правда.

Роняю голову на грудь. Черт, я все делаю не так.

— Правда? Ну да, про соревнования ты говорил, но ты многое скрыл! — Она показывает мое фото, где я улыбаюсь и держу над головой огромный кубок. Снимок сделан три года назад во время соревнований на Беллс-Бич. — Ты говорил, тебе было четырнадцать. Я представляла тощих подростков на пляже, мегафон и награды в виде бутылочных крышек. А не вот это.

Под «вот это» она имеет в виду пятьсот тысяч результатов поиска в «Гугле», несколько минут назад высветившихся на экране.

— Извини. — Нарастает ощущение опасности.

Мне правда жаль. Жаль, что Джемма узнала вот так. Жаль, что я не тот, кем меня хочет видеть мир. Жаль, что я неудачник. Жаль, что ее бывший снял тот ролик. Жаль, что Эбби опять торгует наркотиками. Жаль, что ситуация настолько запуталась.

— Извини, — повторяю я.

Джемма заглядывает мне в глаза. Она стискивает зубы.

В знак капитуляции я поднимаю руки.

— Надо было рассказать.

— Да уж. — На щеках проступают красные пятна. — А Клаудия со Смитом… почему они молчали? Господи, почему никто не сказал? Я давно с вами работаю, и никто не сказал ни слова.

— Я попросил забыть про этот этап моей жизни. Практически все уважают эту просьбу.

— Почему? — бросает она вопрос, как упрек.

— Потому что… — я пытаюсь подобрать верные слова, — я не хотел, чтобы ты знала Лэндона Янга.

Краска на щеках становится гуще. Джемма качает головой.

— То есть тебя?

— Нет. — Я провожу руками по волосам. — Я не хотел, чтобы ты знала его, — указываю я на телефон, — потому что ты разочаруешься.

Джемма

Люди, описывая автомобильную аварию, всегда говорят, что не осознавали происходящего, пока не становилось слишком поздно.

Наверное, неправильно сравнивать сегодняшний день с аварией, но аналогии лучше не найти.

Скрежет металла. Визг шин. Хруст бьющегося стекла.

Фотограф. Видео. Лэндон сидит и пытается объяснить, зачем он меня обманул.

«Он меня обманул».

Я пропускаю все через себя. Голова кружится, кружится, кружится. По телу прокатываются волны боли и возмущения. Сердце колотится, как умирающее животное. Взволнованная кровь кипит в венах.

— Я не хотел тебя разочаровать.

Напряжение в его голосе проникает под кожу, пронзает пелену злости, заволакивающую голову. Эта фраза меня останавливает.

Я в вафельной.

Сквозь поток разговоров и звук бьющегося сердца слышно, как шипит масло в сковороде. Передо мной стоит чашка любимого кофе со сливками и сахаром. Над кассой качается туда-сюда, отсчитывая время, хвост часов в виде кошки.

Напротив меня сидит и ждет Лэндон. Руки подняты. Глаза сощурены. Он похож на заключенного, который вот-вот услышит приговор.

— Господи, с чего вдруг я должна разочароваться? — скриплю я из-за больного горла.

Лэндон трясущейся рукой забирает телефон. Он хмурит брови и что-то ищет. Ужасающий миг спустя он протягивает телефон мне.

Я не спеша читаю статью и, переваривая слова, начинаю понимать. Во всяком случае, мне так кажется.

Наркотики. Нападение. Реабилитация.

Кусочки пазла встают на свои места. «Сломленный». Такое ощущение, что я вижу Лэндона впервые.

— Ты красивая блистательная девушка. В кои-то веки показалось, что у меня появился человек, за которого стоит держаться. — Он смотрит на руки. — Знаю, я ошибся, но я не хотел, чтобы ты знала о моем прошлом. Я подумал, что, если ты узнаешь правду, ты никогда не дашь мне шанс.

Я даже кивнуть не могу. Вспоминаю вечер, когда он рассказывал о матери. «Ты слишком хорошая и не поймешь», — сказал он. Он был прав?

— Я дрался, Джемма. Часто. Я принимал наркотики. Разные, — серьезно говорит он. — Во время своих последних соревнований я набросился на фаната: он предъявил мне за то, что я закидывался прямо на волне. Он назвал меня посмешищем, а я вмазал ему с такой силой, что он плевался кровью и зубами, а потом до кучи пнул его по ребрам.