Глава 4

Джемма

Несколько часов и три тысячи калорий спустя мы вчетвером сидим вразвалку в гостиной. Клетка стоит в углу рядом с футоном. Уибит наблюдает за нами через прутья, уплетая сырой овес.

На экране в черном пальто расхаживает Бенедикт Камбербэтч. Намотанный вокруг шеи красный шарф добавляет внешнему виду утонченной элегантности.

Кофейный столик загромождают пустые контейнеры, скомканные фантики, доска для игры «Категории». Недавно Клаудия исчезла на десять минут, а вернулась под звуки мариачи в детском сомбреро и с кувшином «Маргариты».

Стоит сознаться: несмотря на то что она влюблена в Рена, она нравится мне все больше.

— Бадминтон не командный спорт. — Джули, заглядывая мне через плечо, подсматривает ответы. — Лучше внеси бейсбол или баскетбол, Джем.

— Я не разобралась, — отвечаю я, хотя это не совсем правда. Лучше сказать так, чем пояснять, что мне мешает думать маленький таймер, отсчитывающий секунды, как часы Судного дня.

— Я внес боулинг. — Смит хмуро глядит на свой список.

Джули кривит губы.

— Боулинг тоже не командный спорт.

Клаудия поднимает палец.

— Здесь можно поспорить. Посмотри, сколько существует лиг.

Следующие пять минут обсуждаются заслуги боулинга как командного спорта. Раздаются крики, по комнате летают крендели, предлагаются штрафные шоты.

Понаблюдав несколько минут, я наконец-то осмеливаюсь броситься в драку:

— В прошлом декабре рождественский корпоратив у нас проходил в боулинге. Играли принцы против принцесс, суммировались очки. В этом случае боулинг считается командным делом?

— То-то и оно! — Смит благодарно ухмыляется и дает мне пять.

Джули кидает на меня свирепый взгляд.

— И ты, Брут?¹

Клаудия не обращает на нее внимания и бросает кубик, чтобы узнать следующую букву.

— Джули не рассказывала, как вы подружились.

— В театральном лагере, — хором отзываемся мы с Джули.

— Нас связала любовь к музыкальным шоу, — объясняет она.

— И инструктор, от которого несло сигарами. Он больше любил флиртовать с девочками, чем преподавать Шекспира. Это была дружба с первого взгляда.

Джули ухмыляется.

— Еще помогли фейерверки и зажигательная музыка.

— В театральном лагере? — переспрашивает Смит. — Значит, к нашему маленькому стаду прибилась еще одна актриса?

— Да, — выпаливает Джули.

— Раньше я хотела быть актрисой, — поправляю я. — Теперь — нет.

— Хватит, Джем, — закатывает глаза Джули. — Ты не серьезно.

— Серьезно. Я уже тебе говорила, что двести отказов излечили меня от актерского вируса.

Ее уверенность непоколебима.

— Ты передумаешь.

Я качаю головой.

— Я решила выбрать новый карьерный путь. Разрываюсь между страховым агентом и пчеловодом.

— Пчеловодом? — с забавным видом переспрашивает она, выгнув брови.

— Не знаю, слышала ты или нет, Джули Энн Акерман, но мы столкнулись с серьезным пчелиным кризисом. Это катастрофа для экосистемы. Если пчел будет мало, только подумай, сколько растений не опылят, сколько меда не сделают. — Прикладываю руку к сердцу. — При помощи оснащения и инициативы я внесу свою лепту.

Лучшая подруга качает головой.

— Какая ересь.

Я приподнимаю бровь.

— То есть ты хочешь жить в мире без растений? Намекаешь, что ты против пчел?

— Я не против пчел! — смущенно вопит она. — Но это вздор — бросать актерское мастерство и становиться пчеловодом.

— Может, у меня долг перед миром, — настаиваю я.

— Речь не о пчелах и не о твоем долге. — Она хватает меня за руку. — Правда в том, что ты боишься отказов.

— Ну и что? — Я отдергиваю руку. — После недели, которую я пережила, я имею право чувствовать что хочу.

Смит кивает.

— Верно!

— Отказы — это жесть. — Клаудия подносит к губам печенье, покрытое взбитыми сливками, арахисовой крошкой и радужной присыпкой. За последние несколько часов я пришла к выводу, что, несмотря на стройную фигуру, Клаудия обожает вредную пищу. — Стоит забыть о прослушиваниях. Мы должны написать сценарии и сняться сами, как Сильвестр Сталлоне сделал с «Рокки».

— Или Бен Аффлек и Мэтт Деймон с «Умницей Уиллом Хантингом», — добавляет Смит.

Клаудия, пережевывая, смотрит на меня.

— Напиши сценарий о Рене и о том, как ты наткнулась на них с той девицей.

— С официанткой, — уточняю я.

— С официанткой. Ясно. — Она криво ухмыляется. — У меня есть знакомый, который снимает десятиминутные вебизоды. Надо вас свести.

— Не знаю. Как-то прискорбно зацикливаться на бывшем.

Клаудия наклоняет голову.

— Для комедии — нет. Больше похоже на месть.

— Джем, признай, что это отличный материал, — говорит Джули.

— Ты права. Уже слышу, как щелкает хлопушка, а режиссер кричит в мегафон: «Сцена «Слепая подружка». Дубль первый!» — язвлю я.

— Секс продается, — кивнув, умничает Смит.

— Понимаю, но секс даже не пылкий. Оранжево-красный свет свечей не мерцает на гладкой потной коже. По полу не разбросаны лепестки роз. Из проигрывателя не мурлычет Эл Грин. Видео сняли в туалете. Оно больше похоже на записи с тюремных камер, чем на художественное порно. Из освещения только люминесцентные лампы. Из декораций твердая плитка, рулоны туалетной бумаги и дозатор для тампонов. В шкафах на заднем плане наверняка отыщутся вантуз и швабра. Это можно посчитать сексуальным, только если вам по вкусу всякая пошлятина.

Клаудия, хохоча, закидывает печенье в рот.

— То есть во время прелюдии ты не пользуешься чистящими средствами? Многое упускаешь.

— Я люблю отбеливатель, — шутит Смит.

Гогоча, Джули хлопает себя по бедру.

— Я не против очистителей для унитаза.

— Чистящие средства не самое ужасное, — повышаю я голос. — Самое ужасное, что звезда ролика мой парень, а его партнерша не я.

Я на подхвате. Точнее, я актриса второго плана. Роль у меня простая, ее можно разбить на три части.

Шаг первый: войти в туалет.

Шаг второй: увидеть, как возлюбленный занимается сексом с официанткой.

Шаг третий: упасть в обморок.

— От голливудской подружки до голливудской бывшей подружки за пять секунд. Какая банальность. — Мне самой от себя противно. — Знаю, звучит глупо, но мне казалось, что у нас с Реном все по-настоящему.

— Серьезно? — Джули ставит бокал с «Маргаритой».

— Ну да. Я была с ним два года. У тебя другое мнение?

Она наклоняет голову.

— Не знаю, Джем. Раньше говорить не хотелось, потому что ты переживала, но я сомневаюсь, что в последнее время ты была счастлива с Реном.

Провожу языком по острому краю верхних зубов. Из-за слов Джули внутри все сжимается.

— Я была счастлива.

— Правда? Как по мне, тебя попросту все устраивало, а счастье — это совсем другое.

— Я понимаю, что ты делаешь, Джулс.

Она округляет глаза.

— И что же я делаю?

Взмахиваю рукой.

— Ты пытаешься все перекрутить. Пытаешься убедить, что я ничего не потеряла и мне лучше без Рена.

— Получается?

— Без понятия. Наверное.

Перебираю воспоминания. Вспоминаются ночи, когда я просыпалась рядом с Реном, паниковала и думала о том, что я здесь забыла, молчаливые ужины, когда мы играли в телефонах, чтобы не общаться.

Выходит, все это время я себя обманывала? Два года жизни были затянувшейся шуткой? А главный прикол в том, что я нашла Рена в туалете?

— Хоть Рен и привлекательный, он тебя не зажигал, — заявляет Джули, возвращая меня к беседе. — Это тебе ни о чем не говорит?

Сглатываю и отхлебываю «Маргариты».

— Это говорит о том, что меня нельзя зажечь.

— Тебя окрыляют книги и пьесы. Тебе снесло крышу от мистера Дарси и Хитклиффа. Может, вспомним двухлетнее помешательство на фильме «Амели»?

— Это другое дело, — настаиваю я. — Все это вымысел.

— Ну и что? Ты не хочешь испытать то же самое? Не хочешь того, что было у Амели, Элизабет и Кэтрин?

— Кэтрин умерла, — едва слышно напоминаю я.

Джули вздыхает.

— Меня бесит, что ты утратила веру! Раньше ты мечтала о влечении, страсти и переживаниях!

— Наверное, я поменялась. — Я рассказываю о гусенице, которая вместо бабочки становится молью.

— Вдохновляет, — иронично замечает Клаудия и грызет очередное печенье.

— Ты не моль! — изумленно хохочет Джули, вглядываясь мне в лицо. — Знаешь, что тебе нужно?

— Работа? — шучу я.

— Да, но я не об этом. Рен и Эл-Эй вытянули из тебя все силы. Тебе нужно вернуть уверенность в себе.

— Уверенность? А что это?

Она выгибает рыжеватую бровь.

— Мне напомнить о великой разборке с Мелиссой Макси?

Клаудия переводит взгляд то на меня, то на Джули.

— Выкладывайте. Кто такая Мелисса Макси и чем бедняжка заслужила разборку?

Я издаю стон, а Джули начинает рассказ:

— Мелисса Макси не была бедняжкой. Она была злющей, сварливой дьяволицей, которая ходила с нами в драмкружок. Они с Джеммой претендовали на роль Виолы из «Двенадцатой ночи». Само собой, Джемма поставила Мелиссу на место.

— Дурость, сударь, вроде как солнце, всюду разгуливает и везде поспевает светить, — цитирую я пьесу, привнося драматизма.

— Ты поставила ее на место знанием Шекспира и обаятельной улыбкой? — спрашивает Смит.

— А еще синей краской для волос, глазированными пончиками и надувной куклой, — уклончиво откликаюсь я.

— Надувной куклой? — Он принимает озадаченный вид.

— Смысл в том, — с нажимом произносит Джули, — что ты была великолепна. Тебя ничто не останавливало. Ни одна Мелисса Макси, ни один Рен Паркхерст в мире не могли тебя осадить. Знаешь почему?

— Почему? — в унисон выдаем мы.

Она поднимает руки, как проповедник за кафедрой. Не будь она такой серьезной, я бы покатилась со смеху.

— Потому что ты верила в себя, Джемма!

Клаудия наклоняет голову и восторженно хлопает.

— Аллилуйя!

— И у меня, — продолжает Джули, — есть план, как вернуть уверенность.

— Какой же? — интересуюсь я.

— Тебе нужны отношения наподобие бридж-кредита.

В замешательстве я морщу лоб.

— Бридж-кредита?

— Это краткосрочный кредит. Например, если ты не готова к долгосрочному кредиту, эти деньги помогут продержаться, пока ты не перейдешь к следующему этапу, — объясняет Джули, тем самым напоминая, что родители у нее финансисты. — В твоем случае бридж-кредит — это временный парень. Два по цене одного: уверенность в себе и страсть, завернутые в идеальную дешевую упаковку.