Глава III. Принципы метода

Гуго Коллонтай i_003.jpg
 польской культуре накануне Просвещения проблемы научного метода приобрели особое значение. Перед просветителями в Польше того времени встали задачи, с которыми в известной мере уже справились более развитые страны Западной Европы, — задачи преодоления засилья схоластики. Без разрешения этих задач невозможно было культурное возрождение страны.

По-иному решалась эта проблема в других европейских странах. Например, во Франции, к этому времени отмечался определенный успех в длившейся издавна борьбе со схоластикой: от Рабле и Монтеня, через Декарта и Бейля к материализму просветителей шел непрерывный процесс, существенной составной частью которого было вытеснение схоластического способа мышления. Уже Декарт нанес решающий удар но схоластическому методу. Эту его заслугу выше всего ценили мыслители Просвещения, хотя они и не совсем соглашались с положениями его философской системы. Вольтер писал о Декарте: «Он ошибался, но но крайней мере в этом был какой-то метод, была какая-то последовательность; он разрушил нелепые химеры, которыми уже две тысячи лет одурманивали молодые умы; он научил своих современников рассуждать и показал, как его собственное оружие обратить против него самого» (102, 111).

Иначе обстояло дело в Польше. Здесь антисхоластическое движение начинается только в 40-х годах XVIII в., одновременно с началом Просвещения. Но это не означает, что оно было простым повторением первичной европейской фазы этого движения. В позитивных выводах оно явилось зрелой попыткой постановки и решения свойственной тому времени в масштабе Европы методологической проблематики. Впрочем, лучше было бы сказать, что в середине XVIII в. наступила эпоха польского Ренессанса, которая сливается с великими течениями Возрождения и Реформации в Европе. Именно Коперник был одним из тех мыслителей, которые на пороге Нового времени приняли решение разрушить средневековую идеологию церкви. Позднее яркие страницы борьбы со схоластикой вписали своим религиозно-философским творчеством «польские братья».

Между периодом деятельности «польских братьев» и началом Просвещения простирается столетие господства иезуитизма и католической церкви, с чем связаны упадок польской науки и нарастающее разложение польского государства. В результате Просвещение должно было заново начинать борьбу со схоластикой, которая в карикатурных формах продолжала существовать в польской философской культуре.

Новая концепция, развивавшая и обосновывавшая принципы широко понимаемого эмпиризма и рационализма, была одним из условий и одновременно результатом социальных процессов, которые вели к освобождению человека от разнообразных зависимостей, сложившихся во времена феодализма. Для того чтобы эта позиция укрепилась, наука должна была освободиться от обременительной опеки теологии и схоластической философии. Освобождение наук все больше приобретало значение теоретического выражения стремлений и запросов новых общественных классов.

На западе Европы творчество Ф. Бэкона и Декарта явилось переломным моментом и одновременно исходной точкой новой методологии. Бэкон, опираясь на положения эмпиризма, выработал принципы индуктивного метода в научных исследованиях, выступая прежде всего против априоризма и бесплодного вербализма схоластики. Декарт развил другую точку зрения, сформулировав принципы антисхоластического рационализма.

Таким образом, схоластика подверглась атаке почти одновременно с двух сторон, и только эта соединенная критика способствовала тотальному разрушению схоластики и зарождению новой методологии. Критика и программа Коллонтая явились как бы попыткой синтеза точек зрения эмпиризма и рационализма в борьбе со схоластикой.

Основные положения любого научного метода логически вытекают из принятых гносеологических и онтологических взглядов. Метод является как бы их отражением; каждое из предписаний метода является в конечном счете выводом и следствием, вытекающими из определенных суждений о мире и познании. Следовательно, метод логически вторичен по отношению к общей теории мира. Однако в случае Коллонтая дело сложилось таким образом, что проблемы метода составили исходную точку формирования его теории познания и всей его философии. Порядок преодоления им схоластики представляется здесь в следующей исторической последовательности: сначала выработка программы новой методологии, обеспечивающей освобождение науки от схоластики, а затем формирование философских теорий и взглядов на мир в ходе реализации этой программы. В этом же порядке мы представим здесь сначала методологические, а затем гносеологические взгляды Коллонтая.

Методологическую программу Коллонтая можно построить вокруг трех главных пунктов: 1) требований автономии разума, 2) постулатов эмпирически понимаемого анализа, 3) идей своеобразного историзма. Рассмотрим поочередно эти пункты, прежде чем перейти к теории познания.

Автономия разума

Указывая на философию Просвещения как на один из теоретических источников социализма, Ф. Энгельс писал: «Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов какого бы то ни было рода они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего» (4, 189). Классическая формулировка Энгельса распространяется полностью и на взгляды Коллонтая. Впрочем, в данном случае он имел выдающихся предшественников. К ним принадлежали прежде всего Станислав Конарский, награжденный в свое время королем Станиславом Августом Понятовским специальной медалью с надписью «Sapere auso» (тому, кто отважился быть мудрым), а также Марцин Свентковский, защищавший в своем сочинении «Prodromus Polonus…» самостоятельность науки от притязаний теологов и церковных властей.

Обращаясь к ранним просветительским идеям, отстаивавшим эмансипацию разума, Коллонтай сформулировал и реализовал научную программу, отрицающую радикальным образом схоластическую и шляхетско-клерикальную традицию в этой области. Уже в начале своей деятельности, набрасывая план обучения на философском отделении Краковского университета, он писал: «При выяснении тайн природы повиновение духа недостойно свободного философа. В этом свободном философствовании судьей должно быть наиболее глубокое чувство истины, а не зависть или укоренившийся предрассудок» (26, 185).

Коллонтая особенно интересовали социальные механизмы возникновения и укрепления в познании ошибок, а также любого рода предрассудков. Обширные размышления на эту тему содержатся в его «Критическом разборе», и хотя они касаются там реальных фактов весьма отдаленной исторической эпохи, однако нацелены против распространенного в его время церковного принципа примата теологии и религии по отношению к философии и науке. Он открыто доказывал, что санкции религии обессиливали человеческий разум и тормозили развитие знания, освящая и увековечивая ошибки. Исследования на эту тему приводят Коллонтая к следующему общему утверждению: «Если какая-нибудь наука возникла на основе наблюдаемых следствий или философских предположений, то она всегда доступна исследованию людей, которые при любой произвольности действий могут достигнуть истину в наблюдениях и доказательность в предположениях. Поэтому основанная на таких принципах наука должна либо быстро прийти в упадок, либо все больше усовершенствоваться. Но если определенные предположения даны божественным авторитетом, то скрывающаяся под ними ошибка не подлежит исследованию, — здесь чему один учит, тому другой должен верить». Ложь и предрассудок «не могли бы приобрести этого авторитета», если бы не правила теократии, не имеющие и «унции рассудка» (33, 562).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: