Я закрыла коричневую тетрадь и поняла, что мне не давало покоя. Мелкий каллиграфический почерк с завитушками казался знакомым. Где я могла его видеть? Степан не писал писем моему отцу и даже если писал, отец мне их не показывал.
Так ничего и не придумав, я стала вспоминать то немногое, что знала о Фаине.
Мы шли с Андреем по Тверскому бульвару, я держала его под руку. Разодетые девушки на каблучках, проходящие мимо, бросали на него заинтересованные взгляды, но мне было настолько хорошо, что меня это не задевало.
Речь зашла о Степане, — давно заметила, что о чем бы мы не разговаривали, всегда возвращались к обсуждению одной и той же темы.
— Знаешь, на самом деле существовала еще одна причина, почему твои родные избегали говорить о нем, — заметил Андрей. — И причина этому, как всегда, женщина. — его рука слегка сжала мою ладонь.
— Как ее имя?
— Фаина. Ее отец владел несколькими фабриками, и был одним из деловых партнеров Петушинских. К слову сказать, он имел много награждений и среди них право маркировать свои ткани государственным гербом — двуглавым орлом. Высшая честь, которой мог удостоиться промышленник в Российской империи. Мать Фаины происходила из дворянского рода, считалась прекрасной пианисткой, знала несколько языков, рисовала. В общем, Фаина получила хорошее воспитание, была красавицей и умницей.
— И влюбилась в Степана?
— С первого взгляда. Он в семье Петушинских был самым красивым. Весельчак, проказник, шалопай. Совершенно не хотел изучать банковское дело.
— В общем, неудивительно, что он остался в России? Революция казалась ему интересной?
— Да, в семье его считали бунтарем.
Внезапно меня осенило, что в доме Андрея среди старых альбомов, которые он мне собирался показать, могли сохраниться и фотографии Фаины. Мне захотелось на нее взглянуть. Я подошла к телефону и набрала номер бабы Насти. После убийства Андрея дядя Саша уволился из музея. Жили они на пенсию. Жалкое существование. Раз в неделю я привозила им продукты. Сначала они отказывались, но я настояла на своем. Когда я это делала, мне казалось, что нужна кому-то еще.
Дверь мне открыла Варька. Вот кто, мягко говоря, меня не жаловал. А точнее игнорировал. Иногда я даже подумывала подговорить Настю и отказать ей от комнаты. Варька всегда смотрела на меня, словно я собственными руками убила Андрея. Вот и сейчас, пробормотав что-то себе под нос, она повернулась ко мне спиной и, прошагав по коридору, демонстративно захлопнула дверь своей комнаты. Вспомнилось, что когда мы хоронили Андрея, она так рыдала и кидалась на гроб, что Эмиль с трудом ее удерживал.
Еще одной слабой ниточкой моего расследования, которую я тщательно проверила, был парень с внешностью бандита, ухаживающий за Варькой. Артем Кадыров. Если Андрей обмолвился Варьке о драгоценностях, а она проболталась хахалю, Артем вполне мог его убить. Но у Артема оказалось железное алиби: в ту ночь он работал охранником в клубе и не мог оттуда отлучиться.
В квартире пахло свежеиспеченным пирогом.
— Сейчас обедать будем, — баба Настя поцеловала меня в щеку. Я по-хозяйски прошла на кухню и поставила сумку на табурет. — Лиза, ты опять что-то принесла? Я же говорила тебе, что у нас все есть.
Не обращая внимания на ее слова, я стала выгружать продукты на стол. Если бы меня сейчас видел отец, он бы очень удивился. Уборщица, домработница, кухарка освобождали меня от всех домашних обязанностей. В Москве я поняла, что мне нравится ходить по магазинам.
— Лиза, ты похудела, — заметила баба Настя. — Много работаешь?
— У меня всего несколько учениц.
— Ты еще не отказалась от… своей идеи? — она так и не решилась выговорить: «расследования убийства». Мы все старательно избегали этой темы. Наверно, каждому из нас, любившего Андрея, хотелось обмануть себя в том, что Андрей жив. — Домой не собираешься?
— Нет. У меня получилось продлить визу на год. Россия — чудесная страна. Все можно сделать за деньги.
Мы пообедали вдвоем. Варька, когда баба Настя к ней постучала, буркнула из-за двери, что есть не хочет. И я знала почему — противная девчонка не хотела меня видеть. Впрочем, я не расстроилась и с аппетитом, — сама себе, я, конечно, не готовила, — набросилась на домашнюю еду: украинский борщ с пампушками, приправленный сметаной и укропчиком, а на второе румяный пирог с капустой.
— Может вы знаете, где лежат старые фотографии Петушинских? — решилась я спросить у хозяйки после обеда. — Андрей говорил мне, что есть целый альбом.
— Сейчас принесу, — баба Настя тяжело поднялась из-за стола, а я принялась мыть посуду. Старушка появилась на кухне минут через десять, видимо, искала.
Я бережно открыла бархатный коричневый альбом. Где-то здесь должна быть фотография Фаины. Перелистнула несколько страниц и увидела девушку в бальном открытом платье, затянутом в талии. На шее нитка жемчуга, волосы убраны в высокую прическу. Почувствовала, что мне не хватает воздуха. Этого не могло быть! Но я помню эту фотографию.
— Что с тобой? Ты так побледнела? — спросил баба Настя.
— Вы знаете, кто это? — я показала ей фотографию.
— Конечно. Это Фаина. Та самая девушка, которая любила Степана. Из-за него она осталась в Москве. Большевики забрали сначала в тюрьму родителей, а потом и ее. Там бедняжка и скончалась от пыток.
— А почему ее пытали? — спросила я, пытаясь не обращать внимания на мурашки, побежавшие по спине.
— Хотели узнать, где она спрятала драгоценности. Степан всю жизнь не мог себе простить, что не заставил ее уехать. Он все время говорил, что гибель Фанечки на его совести.
— Какие драгоценности?
— Не знаю. Степан рассказывал, что Фаина пришла к нему с этой шкатулкой и умоляла его уехать в Париж. Уж не знаю, что там дальше у них произошло, только этих драгоценностей никто больше не видел.
Я чуть не вскрикнула. Неужели шкатулка, которую мы нашли в подвале, принадлежали не Петушинским, а Гурьевым? И если предположить, что душа Фаины переселилась в мое тело, легко понять, почему в Москве, все мне казалось таким знакомым. Это единственное и разумное объяснение. И я так и не вышла замуж, потому что в каждом мужчине пыталась найти Степана. Наша прерванная любовь не давала мне покоя и в этой жизни.
— Баба Настя, вы случайно не знаете, где похоронена Фаина?
— Нет, милочка. Степан пытался найти могилку, но ему так и не удалось. Да я думаю, что и нет ее. Их же тогда расстреливали тысячами и закапывали всех вместе. Как собак. Ох, и страшное время было. Степан, когда рассказывал об этом, не мог сдержать слез. Так всю жизнь он и не смог забыть Фанечку. Женился, правда, в конце концов. Так Бог вновь забрал мать Андрея.
Я вышла на улицу, и ноги сами понесли меня к знакомому дому. Стоя напротив парадной двери, закрыла глаза. Стук колес экипажа, воздушное платье складками. Мужчина с остроконечной бородкой подает мне руку. Мы смеемся.
Кто-то толкнул меня.
— Чего встала на дороге? — пробурчал мужской голос. Я открыла глаза. По Малой Никитской, торопясь успеть на зеленый свет, двигались автомобили. На противоположной стороне переговаривалась стайка подростков. Шумная Москва жила в своем бешеном ритме. Вот ведь чертовщина. Уж не схожу ли я с ума?
Глава 10
Мы встретились с Эмилем у фонтана и пешком направились по Тверскому бульвару.
— Знаешь, сегодня меня, наконец, вызвали к следователю, — сказал он.
— И что?
— Задавали стандартные вопросы. Давно ли мы знакомы с Андреем? Были ли у него враги? С кем он встречался последнее время? Не могло ли у кого-то оказаться причин убить его?
— Я надеюсь, ты не сказал о тайнике?
— Конечно, нет, — возмутился Эмиль. — С какой стати? Чтобы тебя подставить? Если узнают, что ты не заявила о драгоценностях, тебя затаскают. Клад в нашей стране принадлежит государству, а найденному лишь двадцать пять процентов. Даже если он под твоим домом или на твоем участке найден. Знаешь, там такой следак мутный попался, с ним разговаривать неприятно. Такое впечатление, что ему надо на кого-то убийство повесить, чтобы глухаря не было.