Чарли поднимается и вытирает рот розовым полотенцем, вспомнив, что в рекламе в такое же заворачивают щенка. Интересно, почему? Он спускает воду. Потом берет щетку и старательно чистит зубы, с удовлетворением ощущая, как мятный вкус пасты заглушает горечь. Потом несколько раз проводит расческой по густым черным волосам.

Он думает о своей жизни в тесном пространстве этой квартиры, где он постоянно истекает потом. О том, как сегодня его сын одной фразой окончательно их обесценил, и жизнь, и квартиру. Он думает о том, каким Роберт был, когда только родился. Беззащитным и тепленьким. От него пахло детской присыпкой и кровью, совсем чуть-чуть. А теперь не он, а Томми зашвыривает его к себе на плечо, не он, а Лоррейн щекочет его, заставляя заливаться счастливым смехом.

Он лезет в карман за сигаретами. Но пачка пуста. Блок, подаренный ему Морин, он отнес в бывшую комнату Роберта. Чарли тянет в сон, к тому же он все еще немного пьян, хотя его всего вывернуло наизнанку.

Он поворачивает ручку и входит в комнату. В ней почти темно. Чарли подносит руку к выключателю и вдруг замечает в углу две двигающиеся тени. Какое-то время он ждет, чтобы глаза привыкли к темноте. Сначала он никак не может понять, что происходит. Что это тетя Лоррейн делает со своим племянником? Почему он закрыл глаза и так тяжело дышит? И почему его тетя стоит на коленях, ритмично двигая головой, то вперед, то назад? Чарли решил, что она что-то уронила и теперь ищет, но потом вдруг понимает, в чем дело… До него доходит смысл этой чудовищной пантомимы.

Стиснув зубы, Чарли закрывает дверь и спешит назад в ванную, его снова начинает выворачивать наизнанку.

Морин, сморщившись, прикусывает язвочку, на этот раз угнездившуюся на самом кончике языка, язвочка маленькая, но очень болезненная. Тело Морин сегодня злейший ее враг. Оно не хочет подчиняться уходу и упражнениям. Оно не желает обретать более или менее сносный вид. Оно кровоточит, потеет, источает запахи. Оно вышло из-под контроля, и Морин ненавидит его за это безвольное упрямство, за это упрямое безволие. Бородавки на пятках заставляют Морин прихрамывать. Утром она обнаружила у рта новую морщину, тонкую, как волосок младенца, но уже заметную. Ее тело, когда-то такое крепкое и упругое, притягивало мужчин, позволяло делать с ними все, что ей, Морин, было угодно. А теперь оно издевается над ней, заставляет стыдливо сжаться, угрожает разрушить саму ее личность.

Но она не уступит, ни за что. Она его укротит. Жизнь вытолкнула ее на обочину, это так, но собственное тело обязано беспрекословно ей подчиняться. Главное — сила воли. Где твоя сила воли, Морин, не смей раскисать! Прикрикнув на себя, она стискивает зубами вторую язвочку, на щеке, ощущая привкус сукровицы. Боль заставляет ее собраться, проникнуться величием цели. Нет, Морин Бак так просто не сдастся! Ни ее душа, ни этот розовый мешок с костями и дряблыми, обросшими жирком мышцами.

Только что закончилось занятие по аэробике в их районном спортивном клубе. В зале зеркало во всю стену. Морин внимательно следила за своими прыжками, наклонами, махами, сравнивая себя с остальными женщинами. Сравнение было далеко не в ее пользу. Почти все эти женщины гораздо ее моложе и еще не знают того, что известно ей. А ей доподлинно известно, что увядание и дряхлость неизбежны и неотвратимы. Сила тяжести все сильнее прибивает нас к земле, к этому неумолимому магниту. В данный момент Морин находится в ванной, на полу свалено в кучу ее снаряжение для пробежек. Надо быстренько пропустить костюм через стиральную машину, а просушить и прогладить можно после работы.

Работа. Морин смотрит на часы. Она через двадцать минут должна быть в "Чародейке". Она страшно благодарна Мари-Роз за то, что та все-таки ее уломала. У нее теперь даже есть свой кабинет, это ее владения. Теперь она не просто ведет канцелярские книги, подсчитывая ежемесячную наличность. Теперь она помогает рассчитывать налоги с прибыли, следит за налогами на добавочную стоимость, звонит в налоговую инспекцию и очень ласково разговаривает со всесильными мужчинами, с могущественным начальством. Она подшивает квитанции, оформляет счета, раскладывает по коричневым конвертикам зарплату. Ее влияние за пределами домашнего пространства постепенно растет. Империя Морин очень мала, но она реальна, ее реальность можно почувствовать. Иногда Морин приходит в голову, что ее жизнь с Чарли какая-то выморочная — в сравнении с часами, которые она проводит в парикмахерской.

Работа там — это настоящая реальность, и оплачиваемая к тому же.

Ну все, можно отправляться, осталось только снять с вешалки плащ и взять лежащую рядом со стойкой для зонтиков тоненькую папку. Из-за бородавок на пятке Морин прихрамывает, но сегодня ей гораздо легче. Обычно, как только она выходит на улицу, боль почему-то становится менее острой, а как только она переступает порог салона, исчезает вообще.

Морин смотрит на себя в зеркало. Модные кремовые расклешенные брюки, ярко-розовый блузон, коричневые босоножки на низеньком каблуке. Плащ очень приличный, купленный в универмаге "Бритиш хоум сторз". Что ж, пожалуй, ей удалось найти золотую середину — вид вполне деловой, но не слишком официальный.

Она подходит к двери, но в этот момент раздается звонок. Морин смотрит на часики. Если это миссис Джексон пришла поболтать, то придется извиниться… Однако, открыв дверь, Морин видит на пороге Кэрол в ядовито-розовой пушистой кофте, жакете и черных кожаных брюках. Волосы крашеные, оранжевого цвета, но лицо без косметики. Вид у нее несчастный. Вся сжалась, будто ей очень холодно, хотя погода сегодня довольно теплая.

— Здравствуй, Кэрол.

— Миссис Бак, простите, что я вас побеспокоила.

Морин не знает, как ей быть: не хочется показаться невежливой, но и опаздывать тоже не хочется.

— Кэрол, я как раз убегаю на работу. Прости, но я не могу тебя сейчас пригласить.

— Ой, что вы, что вы! Я только хотела спросить, нет ли у вас телефона Роберта…

— Роберта?

— Да. Я… я пробовала ему звонить. Но там, кажется, отключен телефон.

— Я и не знала, что вы до сих пор дружите.

— Да так… общаемся иногда. Мне нужно до него дозвониться.

— А почему такая спешка?

В ответ — молчание. Карол сует руку в карман жакета и вытаскивает нещадно скомканную пачку дешевых сигарет.

— Он кое-что у меня забыл. Я хотела ему отдать.

— Забыл? Так, значит, он к тебе заходил?

Кэрол зажигает сигарету. Морин снова смотрит на часы.

— Да, заходил.

— Странно, что он не зашел домой, хотя бы поздороваться. Знаешь, Кэрол… не могла бы ты прийти попозже, вечерком?

— Я только… Может, вы знаете… может, у него номер поменялся или… ну мало ли…

— Вряд ли. Мне он ничего такого не говорил. Кэрол, я должна идти.

Морин выходит и захлопывает дверь. Кэрол, зябко поеживаясь, отходит в сторонку.

— Тебе нездоровится?

— Нет-нет. Все в порядке.

Она вымученно улыбается.

— Ну что ж, тогда…

Деликатно обогнув Кэрол, Морин направляется к выходу.

— А его адрес у вас есть? — Кэрол идет рядом.

— Я никогда у него не была, лапонька моя. Откровенно говоря, он никогда меня к себе не приглашал. Я только знаю, что это где-то а районе Бэттерсипарк. Ну и еще… что у него голубая дверь. Он прислал мне фотографию. Но он такой… нет, адреса он мне не дал. Он такой смешной. Любит всякие тайны. Слушай, если он мне позвонит, я скажу ему, что он забыл у тебя… А что он забыл-то?

— Что? Часы свои.

— Часы? Вот не знала, что Роберт все-таки купил часы. Он вечно твердит, что люди слишком зациклены на времени.

— Да? Ну, значит, это не он забыл, а кто-то еще…

— А если даже и он, то никакой катастрофы нет, как-нибудь поживет без них недельку-другую, а?

Сказав это, Морин прибавляет шаг. До начала работы всего пять минут, а она страшно не любит опаздывать. Слава богу, бородавка на пятке стала меньше, может, удастся совсем вывести. А неловкое молчание Кэрол уже просто невыносимо.