— Привет, Роберт. Как же ты вырос! В последний раз, когда я тебя видел, ты был еще совсем пацаном. А теперь вы только на него посмотрите! Да-а, ты гораздо симпатичнее своего папаши.
— Спасибо, Ллойд.
— Хочешь выпить, Снежок? — спрашивает Чарли.
— Я-то? Рома с черносмородинным.
— Томми, плесни Снежку рому! — кричит Чарли на кухню.
В ответ никакого отзыва. Чуть погодя появляется Томми с блюдцем орешков и с подсоленными хрустящими "колечками".
— Где ром для Снежка? — спрашивает Чарли.
— А разве ему охота выпить? Я ничего не слышал. — Томми садится за стол, с противоположной стороны от Ллойда. Чарли, вздохнув, идет на кухню и приносит стакан с ромом. В грянувшей вдруг тишине становится слышна еще не кончившаяся пластинка "Любителям классики".
— Это что за муть? — фыркает Роберт.
— Мелодичная музыка. Что, не устраивает? — спрашивает Чарли.
— Мне жаль этого дурака, — говорит Роберт, цитируя коронную фразу какого-то телеведущего.
Роберт подходит к проигрывателю, снимает пластинку и ставит другую, которую прихватил с собой, и прибавляет звук. Вой электрогитар заполняет комнату.
Лавина звуков.
— Господи ты боже мой… Что это? — спрашивает Чарли.
— Группа "Не идущие в никуда", — объясняет Роберт, тряся головою в такт.
— Ну и дрянь, — говорит Чарли. — Это что, твой обожаемый панк-рок?
— Мощно, — одобрительно бормочет Майк, — очень мощная энергетика.
— Бездарно до безобразия, — добавляет Чарли.
— А мне нравится, — говорит Томми. — Бодрит, сразу тянет съездить кому-нибудь по морде.
— О, господи, — с тоской произносит Чарли.
— Только не панк-рок. Это "Ой!"[79].
— Ой? — переспрашивает Томми.
— "Ой!" Ну да, типа "уй!" или "хей!", — объясняет Роберт.
Томми блудливо хохочет. Чарли встает и, отодвинув Роберта в сторону, снимает пластинку и ставит Мела Торме[80].
— До сих пор в ушах звенит, — ворчит он.
Томми тасует карты.
— Хорошее у вас тут местечко, — говорит ему Ллойд.
— Так во что играем? — коротко вопрошает Томми.
— В "сбрось туза"? — предлагает Роберт.
Чарли качает головой:
— Это детская игра, Роберт. У нас тут не рождественская вечеринка.
— "Смотри в оба", — предлагает Ллойд, высасывая что-то застрявшее меж зубов.
— А может, правда, сыгранем в "сбрось туза"? — веселится Майк.
— Никаких детских игр, — строго говорит Чарли. — Для разминки предлагаю "понтун".
— А во что вы обычно играете? — спрашивает Майк тоном директора школы, решившего поиграть с шестиклашками.
— "Понтун". "Стад-покер". Иногда в "малый джин".
— Давайте начнем с покера. Пойдем вразнос, до последнего пенни, — говорит Томми, изобразив свой фирменный крокодилий оскал.
Ему хочется почувствовать себя прожигателем жизни, готовым пойти ва-банк, все или ничего. Он играет без оглядки, очень рисково. Чарли более осторожен, распределяет ставки, кладет в банк мелкие суммы, поэтому никогда много не проигрывает, но почти ничего и не выигрывает.
— Понтун. Поехали, — говорит Чарли.
— Уговорил, — говорит Ллойд, — Для разминки сгодится.
— Минутку, — говорит Роберт.
Он достает кошелек и вытаскивает четыре пятерки. Посредине стола образовалась горка из разноцветных бумажек.
— А "понтун" — это то же самое что "блэк-джек", да? — спрашивает Майк, тоже доставая портмоне. — Значит, "vingt-un"[81].
Чарли замечает, что у него там толстая пачка двадцатифунтовых банкнот. Какого же черта этот папенькин сынок вечно ходит в обносках? И еще Чарли раздражает, как этот пижон произнес "вэнт-ан", с французским прононсом.
— Как ни называй, все едино: "двадцать одно". Объявлять до пятнадцати. Четырнадцатое сгорает. Можешь выкупить банк, иначе тебе ничего не обломится. Выигравший берет все. Минимальная ставка пятьдесят пенсов.
— В принципе ясно, — говорит Майк, забирая одну пятидесятифунтовую бумажку и выкладывая мелочь.
— И учти еще одну вещь, — говорит Чарли.
— Какую? — настораживается Майк.
— Снежок колдун, он использует приемы "вуду".
Ллойд усмехается, обнажив потемневшие от щедро приправленного смородинным соком рома.
— Просто я умею играть, парень. — Ллойд загадочно улыбается.
Роберт закуривает сигару и даже не закашливается. Атмосфера почти благостная, никто еще не рычит и не бесится, все сюрпризы игры еще впереди.
В "двадцать одно" играют почти час. Роберту разок удается сорвать банк, остальным остается только дружески хлопнуть его по плечу. Ллойду и правда чертовски везет, у него в прикупе тридцать фунтов, он действует чаще по наитию, чем по расчету, но умеет использовать любой перевес в свою пользу, он кожей чувствует счастливый шанс, знает, откуда лучше тянуть. Томми действует непредсказуемо и нерасчетливо: когда расклад весьма и весьма посредственный, швыряет большие суммы. Ему нравится сам процесс, ему плевать, что за один круг он может просадить двадцать фунтов. Майк Сандерленд играет будто по учебнику карточной игры: ставит по мелочи, повышая ставки только при очень хорошей карте, полагаясь и на чутье, и на удачу. Вскоре всем становится ясно, что игрок он весьма неплохой. Чарли верен себе: осторожничает, долго обдумывает каждый ход, стараясь все учесть, боится попасть впросак, никаких рискованных комбинаций, только расчет. Ставки делает минимальные, даже когда ему идет хорошая карта. Никогда — больше пяти фунтов, которые, как правило, в конце концов отыгрывает. Довольно часто берет прикуп, но всегда — понемножку.
— Я смотрю, сегодня определенно не твой день, — констатирует он, глядя на отощавшую пачку денег в руках Томми, когда тот выуживает очередную купюру для размена.
— Молчи, зануда, — огрызается Томми, — тошно смотреть, как ты мелочишься. Я по крайней мере получаю удовольствие. В жизни порою приходится идти на риск.
— Это не жизнь, — возражает Чарли, — это всего лишь игра.
— Не вижу особой разницы, — говорит Томми.
— А что, разве не так? — вдруг подает голос Ллойд. Взяв зубочистку, он старательно выковыривает из десны крошку от печенья.
— Что-что? — спрашивает Роберт.
— Ведь так оно и есть, — говорит Ллойд. — Твой папаша даже в карты играет с оглядкой. В этом вся его натура. Минимум риска, только если уж совсем некуда деться.
— Я могу и рискнуть, — говорит Чарли, задетый за живое. — Только, по-моему, это глупо.
— А по-моему, — говорит Ллойд, — ты просто баба.
Томми, упорно не замечавший Ллойда, вдруг снисходит до одобрительного смешка, хоть и довольно сухого.
— Да, сдается мне, что бутылочка у него в магазине маловата, коротковата, — ухмыляется Томми.
— С бутылочкой у меня все в порядке, в самый раз, — огрызается Чарли, искоса глянув на Томми.
Наступает неловкое молчание, Чарли начинает торопливо сдавать карты.
— Чарли сказал мне, что ты никак не можешь найти работу, — говорит Майк.
— Да, — отзывается Роберт, глядя на стопку карт, лежащую перед ним.
Майк сокрушенно качает головой:
— Какой-то кошмар. Я имею в виду нашу безработицу. Это результат целенаправленной политики. Чтобы в конечном итоге урезать людям зарплату. Правительству безработица только на руку. Это ослабляет профсоюзы, дает этим деятелям возможность грабить рабочего человека.
— Это точно, — соглашается Роберт, беря со стола карты.
— Ну и как, есть хоть какие-то перспективы? — сочувственно спрашивает Майк.
— В общем, да, у меня на примете несколько местечек, — говорит Роберт и тут же замечает скептическую мину на лице Чарли. Это приводит его в бешенство. — Кстати, я сейчас хожу на курсы.
79
"Ой!" — одно из течений в рок-музыке, попытка вернуть музыку "панков" к "раскрепощенному" состоянию. Этот стиль называют "панк-роком третьей волны", "панк-82", "уличный панк"; первоначально — музыка "детей рабочих", название — от выкриков музыкантами ритмичного "ой!" в начале каждого припева.
80
Мел Торме (1925–1999) — американский певец, мечтал быть джазовым певцом, но популярность завоевал исполнением эстрадных песен
81
"Двадцать одно" (фр.).