Большой арбайт рыдал. Лицо он прикрыл громадными ручищами, а часть покрывала, застилавшего койку, засунул в рот, чтобы заглушить плач. Из его сомкнутых глаз струились слезы.

Джайлс нахмурился.

— Хэм, — сказал он тихо. Великан не отвечал.

— Хэм! — повторил Джайлс так же тихо, но настойчиво.

Глаза Хэма открылись и уставились на Джайлса не то с удивлением, не то с испугом.

— В чем дело, Хэм? — спросил Джайлс.

Хэм мотнул головой, по щекам его катились слезы.

Какое-то время Джайлс смотрел на него в полном замешательстве. Потом сел на пол рядом с его койкой, чтобы приблизить губы к уху арбайта и говорить совсем тихо.

— Ну вот, Хэм, — сказал он мягко. — Теперь можешь рассказать мне, в чем дело.

Хэм снова замотал головой.

— Нет, можешь, — проговорил Джайлс, и в его ласковом голосе послышалось напряжение. — Что-то тревожит тебя. Что именно?

Хэм постарался подавить рыдания и наконец, вытащив изо рта тряпку, пробормотал одно едва слышное слово.

— Ничего…

— Не может быть, — сказал ему Джайлс. — Взгляни на себя. Ну-ка, говори, что тебя тревожит? Или кто? Отвечай.

— Я болен, — шепнул Хэм.

— Болен? Чем? Какая у тебя болезнь?

Но Хэм снова засунул в рот тряпку и молчал.

— Хэм, — все еще мягко сказал Джайлс, — когда я задаю тебе вопрос, я хочу, чтобы ты мне ответил. Что у тебя болит — живот?

Хэм отрицательно покачал головой.

— Тогда что же? Рука? Нога? Голова?

На все предположения Хэм отвечал тем же покачиванием головы.

— Что это за болезнь? — требовательно спросил Джайлс. — Ты ощущаешь боль в каком-то определенном месте?

Хэм снова потряс головой. Потом закрыл глаза и кивнул. Слезы полились с новой силой.

— Ну так где же? — настаивал Джайлс.

Хэм вздрогнул. Не открывая глаз, он вытащил ткань изо рта.

— Да, — прошептал он.

— Что да? Что болит? Голова? Руки? Ноги? Что? Хэм молча, как прежде, качал головой. Джайлс с трудом подавил нарастающее раздражение. Хэм не виноват, что не способен ничего объяснить. Искать слова должен не этот великан-арбайт с его ограниченным запасом слов, а он, человек из рода Эделей, наделенный возможностью объяснять.

— Скажи мне, если можешь, Хэм, — сказал Джайлс. — Когда это началось? Сразу после того, как мы перебрались в спасательный корабль? Или несколько часов назад? Или ты плохо себя чувствовал на большом космическом лайнере?

И наконец из обрывков разорванных фраз начала складываться картина. Хэм не хотел вербоваться для работы во внешних мирах. Как понял Джайлс, причиной тому были его статус и цель жизни Хэма на Земле. Джайлс только теперь задумался о них по-настоящему.

Арбайтов вроде Хэма взращивали, специально предназначая для тяжелой физической работы. Они были, по сути, особым видом, существующим отдельно от прочих групп рабочего класса. Чтобы они не разочаровались в своей работе, относительно простой и монотонной, на них распространялся генный контроль. С его помощью формировался низкий уровень интеллекта и склонность к покорности. Формально они были, разумеется, свободны, как и другие арбайты. Иногда кому-нибудь из них удавалось даже вырваться из рабочих казарм и завязать постоянные семейные отношения с нормальной женщиной из числа арбайтов, но такие случаи были редки.

В социальном отношении они были беспомощны. Большинство из них проживали свою сравнительно короткую жизнь в обществе сотоварищей, они были более других подвержены болезням, особенно пневмонии, и редко кто из обитателей казарм доживал до тридцати пяти лет.

И Хэму казармы заменяли весь мир, а Джейз, друг, с которым они пили пиво, был для него чем-то вроде семьи. Зачатый в пробирке, выращенный в среде таких же, как он, мальчиков с низким уровнем интеллекта, отправленный в казармы в возрасте тринадцати лет, сразу после достижения зрелости, Хэм был психологически совершенно не готов к тому, чтобы отправиться за много световых лет от дома в компании превосходящих его арбайтов. У Хэма было отнято все, что было для него привычным. Никогда ему уже не вернуться в казарму, где живут его старые друзья. Не доведется ему больше участвовать в дружеских пирушках и столь же дружеских потасовках, в шутках и розыгрышах, не удастся радоваться работе вместе с товарищами. И самое главное, он больше никогда не увидит Джейза.

Потребовалось какое-то время, прежде чем Джайлсу удалось связать воедино бессвязный, прерывистый шепот великана. И тогда ему открылись изъяны в тех сведениях о низшем классе арбайтов, которые он, как и все прочие, принимал на веру, не задумываясь. Предполагалось, что люди типа Хэма в силу своего невежества всегда неизменно жизнерадостны, неизменно храбры, поскольку им не хватает ума, и они никогда не сомневаются в себе. Их размеры и сила внушают им равнодушие к мнению других, более слабых и более умных представителей рода человеческого.

Теперь он понял, что все это неправда. Однако и новое понимание, чувствовал он, еще не раскрывает всей проблемы. Хэма мучило нечто большее, чем несоответствие его натуры тому, что думают о нем другие.

Джайлс продолжал задавать арбайту ласковые, но настойчивые вопросы и в конце концов доискался до более глубоких вещей.

Для Хэма чрезвычайно важен был его сотоварищ Джейз. При этом он размышлял о нем в такой детской манере, что оказывалось совершенно несущественным, были ли отношения, которые Хэм пытался описать, гомосексуальными. Суть в том, что никто никогда не любил Хэма — ни мать, ни отец, ни брат, ни девушка. Только Джейз. А Хэм любил Джейза. Двенадцать лет, проведенных в казармах, они составляли друг другу компанию за пивом. Это, в сущности, означало, что всегда после окончания работы они выпивали вместе.

А затем Хэма внезапно забрали и отправили на корабле в какую-то колонию в чужом мире, и вряд ли там найдется хотя бы один такой же арбайт, как он. Он даже не мог написать Джейзу, это было бы для него слишком сложной творческой задачей — написать нечто большее, чем бесстрастный текст, содержащий простейшие фактические сведения.

И вот, переживая потерю, Хэм все глубже погружался в свое горе, о котором не подозревал никто вокруг. Он не умел обозначить эту терзавшую его боль, но Джайлс, понемногу заполняя пробелы в горестном повествовании Хэма, понял причины ее.

Дело было в том, что Хэм, у которого украли Джейза, отчаянно нуждался в ком-нибудь, к кому он мог бы привязаться. И бессознательно в конце концов привязался к Джайлсу. Джайлс, единственный среди инопланетян и арбайтов высшей касты, составляющих теперь среду Хэма, был крупным, физически сильным мужчиной — обладал признаками, которые Хэм привык связывать с собственными товарищами.

И этой реакции не приходилось особенно удивляться, размышлял Джайлс. Он сопоставил свою жизнь в интернате с жизнью Хэма. Они находились на противоположных концах социального спектра, однако в обоих случаях неумолимая рука обычая и власти подхватила их, сформировала по своему усмотрению и определила для них будущее, когда они были еще слишком молоды, чтобы понимать, что с ними творят. Оба были словно прокляты… Но Хэму все же оставили свободу любить — пусть даже одного из сотоварищей. Когда-то у Джайлса были близкие отношения с Полом Окой, может быть, ближе, чем с кем бы то ни было, но их нельзя было назвать сотоварищами, даже в том обыденном, рабочем смысле слова, который подразумевался в казармах Хэма.

Что же касается девушек… женщин… Джайлсу внезапно пришло в голову, что никто никогда не любил его и сам он никого не любил. Его родители были рядом, во плоти и крови, но возраст и образ жизни отдалили их от него. Братья и сестры, если бы они у него были, воспитывались бы раздельно и стали бы друг для друга вежливыми незнакомцами. Он не страдал от отсутствия привязанностей, которые для Хэма были главной составляющей жизни, он признавал их существование. Но для него любовь была долгом, а долг — любовью. На этом пресекались движения его души, и он не надеялся ни на что большее.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: