— Давай к Феглеру.

Машина развернулась и через несколько сот метров остановилась у виллы Феглера. Несмотря на несколько поданных сигналов, никаких движений за воротами не было. Шпеер вышел из машины и подошёл к воротам. Водитель посигналил ещё раз. Наконец за воротами залаяли собаки и по хрусту гальки под ногами, было слышно, как кто-то подходит к воротам. Над ними вспыхнул фонарь, и створки ворот стали медленно раздвигаться. Видимо охрана узнала машину Шпеера и, не дожидаясь команды хозяина, пропустила её на территорию виллы. Когда Шпеер сел в машину, и они стали въезжали в ворота, водитель, чуть повернув голову, сказал:

— Господин Феглер, видимо, только что приехал.

— Откуда ты знаешь?

— Дождь кончился уже давно, а след от машины свежий… Значит кто-то или приехал в гости или это сам господин Феглер.

— Да-а… Складывается такое впечатление, что ты служишь не в том ведомстве.

— Извините, господин Шпеер. Просто я подумал, что вы можете встретить здесь не только господина Феглера.

— Впредь прошу оставлять свои домыслы при себе и желательно ни с кем об этом не делится.

— Ещё раз извините.

Хозяин виллы встретил их у парадного входа. Шпеер поприветствовал его и подал руку.

— Здравствуй, Альберт! — начал первым Феглер. — В последнее время ты редкий гость у меня, а если и бываешь, то только тогда, когда тебе нужны пушки для твоего славного воинства, — Феглер улыбнулся и крепко пожал протянутую руку, — но думаю, что сейчас и они тебе не помогут… Что? Скажешь не прав? — Феглер взял гостя под руку, и они направились к входу. — Ладно! Чёрт с ними, с военными! Проходи в дом!

— Так-то ты встречаешь старых друзей! Не думал, что ты начнёшь с такого монолога!

— Дело не в монологе. Я только что, перед тобой, вернулся из Берлина… Говорят, вы там рассыпались по бункерам? — Феглер вопросительно посмотрел на Шпеера. Тот ничего не ответил. — Да-а-а. Видно дела совсем плохи.

— Альберт! Хватит меня допрашивать! Лучше приготовь горячего кофе… Меня что-то знобит. — После виллы Шахта он действительно почувствовал, как озноб пронизывает всего тело. Он поёжился под плащом и прошёл в дом.

— Проходи к камину. Я сейчас приготовлю.

Феглер пошёл на кухню, а Шпеер направился в зал, где уже горел большой, отделанный под старинный грот, камин. Он мягко опустился в кресло и тепло нагретой от камина спинки, стало приятно растекаться по телу. Он даже не заметил, как дверь неслышно открылась, и в зал вошёл Феглер. За ним прислуга вкатила изящную тележку с целым набором бутылок. Рядом стояло два бокала и ваза с фруктами.

— Кофе сейчас сварят, а пока давай выпьем, — он открыл бутылку и наполнил бокалы. — Так всё-таки, что тебя привело в такое время?

Шпеер взял бокал с коньяком и стал греть его в ладонях. Потом посмотрел вверх на всё ещё стоявшего рядом Феглера.

— Сядь, Альберт! Нам действительно надо сначала выпить, потому что, то, что я тебе скажу, трезвому человеку понять невозможно, — и он залпом выпил бокал. Феглер сделал глоток и поставил бокал на полку камина. — Я приехал к тебе от Бормана. Только что он вызывал меня с Функом к себе.

— А, что, уже вызывает? — по лицу Феглера скользнула ироническая улыбка. Шпеер знал, что Феглер, как и он, недолюбливает Бормана.

— Ну, не придирайся! Приглашал — если тебе так больше нравится… Лучше налей ещё. — Феглер наполнил бокал Шпеера коньяком, но тот пить не стал. — Завтра выйдет приказ фюрера об уничтожении Германии как таковой! — с надрывом в голосе произнёс он.

— Что значит….- уничтожении?

— А то и значит, что приказано будет взорвать или затопить все заводы, мосты, каналы… В общем всё, что будут оставлять наши войска на нашей территории.

— Я надеюсь, что ты в своём уме… или я тебе много налил? — Феглер кивнул в сторону бутылки, и лёгкая усмешка застыла на его губах. По выражению на лице Шпеера он понял, что тот не шутит. — Ты, это серьёзно?

— Да… Кроме этого должна быть изъята вся техническая документация и уничтожена… Я надеюсь, теперь ты понимаешь, что это значит? Думаю, без нашего любимого Мартина здесь не обошлось. — Шпеер сделал глоток из бокала.

— Но ведь ты только что от него! Что он говорит?

— Ты что, не знаешь его!? Это приказ фюрера и всё…, а там разберись, чей он на самом деле!

— Да…, знаю!

Они замолчали. В камине потрескивали поленья, издавая иногда шипящие звуки и отбрасывая отблески пламени на стоявшие на столике бокалы и бутылки. Дрова были явно сырыми и потому, отскакивающие от них угли долетали до кресел, в которых сидели двое погружённых в свои мысли мужчин.

— Я тебе вот что скажу, — первым прервал молчание Феглер, — этого следовало ожидать… Где-то с полгода назад, ещё до покушения на фюрера, на твоём месте сидел Ялмар. Мы говорили тогда обо всём — об оружии, о положении на фронте…

— Наверное, о женщинах. — Шпеер улыбнулся и допил налитый ему коньяк.

— Ты сейчас шутишь потому, что находишься в положении человека, у которого нельзя отнять то, чего у него нет…, а мне приносишь весть о том, что завтра будут взрывать мои заводы, мастерские!.. Что вы там ещё наметили!? — голос Феглера стал резким и громким. Он сам почувствовал это и замолчал. Пауза явно затягивалась. Шпеер встал и стал прохаживаться по залу.

— Не сердись, Альберт! Ты прекрасно знаешь, кем и где принимаются все решения.

— Да! Знаю!.. Но я знаю и то, что мы отвалили вам кучу денек не для того, чтобы получить такой вот результат!.. Ялмар правильно сказал, что мы посеяли в немцах страх и надежду. Что вперёд — я не знаю. Надежды исчезли уже давно, а скоро исчезнет и страх… Наверное, первым симптомом и было покушение.

— Насколько я осведомлён, Ялмар не имеет к этому никакого отношения.

— Кстати, некоторые наблюдения — если они будут тебе интересны… Ни американцы, ни англичане на своём фронте не бомбят наши промышленные объекты… Как ты думаешь, почему?… Значит, на что-то рассчитывают?

— А что там рассчитывать! Все прекрасно знают сколько там ихних денег и просто так вдолбить их в землю им никто не даст… Это, кстати, спасение и для нас.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы пытаемся договориться с ними, хотя-бы о прекращении огня.

— Кто это — мы?

— К сожалению большего я тебе сказать не могу, так как сам не очень владею этим вопросом.

— Да, прав был Фриц, когда бежал в тридцать девятом… Многие тогда посмеивались над ним.

— Ты имеешь ввиду Тиссена?… Ты ведь знаешь, что он в лагере.

— Знаю. — Они замолчали ненадолго, и лишь потрескивание дров в камине нарушало ночную тишину в зале. — Ты что-нибудь предпримешь?… Переговори с фюрером. Вы ведь лучшие друзья.

— После покушения он уже никому не доверяет… Хотя, наверное, ко мне это не относится… От тебя я еду к нему на совещание, но…, наверное, бесполезно.

— Что значит бесполезно? Вы что там, все с ума посходили!? Ты…, представляешь, что будет, если вы взорвёте хотя-бы два-три химических производства?… Да через два-три дня нас не надо будет бомбить! Мы просто сдохнем в собственных постелях и сортирах! Ты, что, не понимаешь этого?… А, то, что мы понаделали на этих заводах!? Там хватит для всей Европы!.. Мы с тобой не на русских просторах и бежать можем только разве… в Африку… Да и там нас не очень ждут.

— Успокойся, Альберт! Я всё это прекрасно понимаю! Ты видно забыл, что я пока ещё рейхсминистр вооружений… Хотя-бы поэтому, я не хочу этого. И не забывай — не сделаем мы — сделают русские.

— Возможно…. но это будут они, а не мы с тобой… Кто ещё знает об этом?

— Пока, никто.

Они проговорили ещё с полчаса и Шпеер стал собираться в обратную дорогу. Уже стоя на крыльце, он молча протянул руку и запахивая плащ, сказал:

— Попробую сделать всё возможное, но я не господь бог. Если ничего не получится, то у нас будет не так много времени. Ты знаешь — Гиммлер долго не раскачивается… А ты свяжись с директорами и объясни им положение дел. У тебя это получится проще… И будь осторожен, — они попрощались и машина Шпеера, выехав с виллы на ночное шоссе, набирая скорость, устремилась в сторону Берлина.