— Когда начнем, лейтенант? — спросил Паркер. Глаза его блестели. Он напомнил Эрнандесу одного из сослуживцев времен войны, матроса морской пехоты. Того парня звали Рэй Валтерс. Он ненавидел японцев и все не мог дождаться, когда же до них доберется. Он тогда спрыгнул на берег первым. Глаза его так же сверкали, на губах застыла напряженная мрачная улыбка. Он улыбался даже тогда, когда японская пуля угодила ему между глаз.
— В соседнем квартале у нас есть несколько машин, — ответил Бирнс, — нужно связаться с ребятами по радио. Начнем, как только все будет готово. Это тебе не на пикнике резвиться. Он сказал, что живым нам его не взять.
— А это точно он? — спросил Паркер.
— Кто знает? Мы получили наводку по телефону. Если это действительно он, то шансов у нас нет.
Из здания, в котором находился бар «Ла Галлина», вышла женщина. Она вела за руку ревущего ребенка, в другой руке держала клетку с птицей. Синий длиннохвостый попугай как бешеный метался по клетке. Женщина остановилась на крыльце, оглянулась через плечо на окна над «Ла Галлиной». Могло показаться, что она вообразила себя на мгновение звездой театра, ступившей под свет юпитеров навстречу нетерпеливо ожидающей ее появления публике и вдруг застывшей в приступе нерешительности. Затем она вышла на середину улицы, стала лицом к толпе, взволнованно шевелящейся позади полицейских машин, и громко прокричала:
— Пепе Миранда! Да, Пепе Миранда там!
— Что, действительно? — спросил Бирнса Эрнандес.
— Похоже на то, Фрэнки.
— Кто дал наводку?
— Не знаю, — отозвался Карелла. — Он выдал информацию и тут же отключился.
— Надо узнать, что там происходит с остальными машинами, — сказал Бирнс.
Он уселся в одну из машин, выставив ноги наружу, и взял микрофон рации.
— Это лейтенант Бирнс, — сообщил он. — У нас все готово. Остальные машины на позициях?
— Ну вот, наконец-то прижмем твоего земляка, — усмехнулся Паркер. — И нам придется его пристрелить. Уж я лично прослежу за этим.
— Он мне не земляк, — возразил Эрнандес.
— Ну разумеется, нет, — согласился Паркер. — Это просто так говорится. Все, что я имею в виду, — что вы оба из Пуэрто-Рико.
— Конечно.
— Черт. Ты ведь прекрасно знаешь, мне все равно, кто откуда — из Пуэрто-Рико или из Китая.
— Конечно.
Паркер вдруг огляделся.
— Ух ты, глянь только на эту малышню, а? Они думают, Пепе Миранда бог.
— Бог он только для того, кто не знает всего, — заметил Карелла, глядя на ребятишек в толпе за машинами.
Там были дети всех возрастов, начиная от едва научившихся ходить до подростков. Некоторые пытались забраться па патрульные машины, но полицейские их тут же сгоняли. Никто из них не вел себя каким-то определенным образом, которого от них ожидали. Одни смеялись, другие просто глазели на окна первого этажа. Некоторые, казалось, вот-вот разревутся. На их лицах ясно читалось любопытство и нетерпение. Каждый из них знал, что сейчас случай из ряда вон выходящий, и, естественно, это возбуждало их. Но они многое успели повидать, эти дети, и реакция их на увиденное всегда была неоднозначной. Они видели внезапную кровь, и каждый нерв в их телах побуждал их закричать при виде человека, расстающегося с жизнью на тротуаре, но страх застревал у них в горле, превращая неродившийся крик в смех бравады. Эти дети стыдились проявлять эмоции, между которыми к тому же весьма расплывчатая граница. Страх оказывался близнецом смелости, слезы и смех были взаимозаменяемы.
— Что ж, скоро он будет мертв, это точно, — сказал Паркер. — Он заплатит за всю чертову головную боль, которую он причинил этому городу.
Карелла, наблюдавший за детьми, заметил:
— От города ему тоже досталось, Энди.
— Еще бы, — согласился Паркер. — А дети, выросшие здесь, какого черта от них еще можно ожидать? Миранда резал людей прежде, чем научился ходить.
— Может быть, никто не позаботился о том, чтобы научить его правильно ходить, — предположил Эрнандес.
— Эй, ты пытаешься меня растрогать, что ли? — спросил Паркер, широко раскрыв глаза. — А я думал, он тебе не земляк.
— Не земляк. Он бандит. Он умрет. Но в этом не только его вина.
— Могу понять твои чувства, — согласился Паркер. — Кровные узы…
— Между мной и им нет кровных уз…
— Я не имел в виду родственные, нет, ради бога. Я знаю, что он тебе вовсе не родственник и все такое. Но согласись, вы же оба испанцы. Это роднит вас, делает братьями, понимаешь, о чем я?
— Нет, не понимаю. Что, черт подери, ты имеешь в виду, Паркер?
— Ох, ну забудь. Если ты собираешься обижаться, то и говорить не о чем. Ты очень чувствительный парень, Фрэнки, вот о чем я. Тебе предстоит покончить с этим, и тут уж тебе ничем не помочь, поверь мне. — Он улыбнулся Эрнандесу и обнял его одной рукой за плечи. — Все, что я сказал — просто у меня такая манера говорить, — означает лишь то, что я убью твоего брата здесь и сейчас. Я выпущу ему в череп дюжину пуль и буду смотреть, как он истекает кровью на тротуаре.
Эрнандес стряхнул его руку со своих плеч:
— Знаешь что, Паркер?
— Что?
— Он больше твой брат, чем мой.
Полицейские принялись выстраивать кордон поперек улицы. Люди усиленно напирали. Ребятишки забирались на заграждение.
Бирнс выбрался из машины и заорал:
— Все назад! Назад! За заграждение! Быстро!
Он торопливо подошел к Эрнандесу, вытащил из заднего кармана брюк носовой платок и вытер вспотевшее лицо:
— Фрэнки, сделай мне одолжение, а? Поговори с ними по-испански. Кто-нибудь обязательно нарвется на пулю, если они подойдут слишком близко. Пусть отойдут за заграждение, ладно?
— Хорошо, — кивнул Эрнандес.
Он подошел к деревянным щитам, на которых большие белые буквы извещали: «Полицейский участок» — и закричал по-испански:
— Внимание! Отойдите подальше, будет стрельба! Всем отойти за заграждение!
Толпа начала нехотя отодвигаться назад.
Зип схватил Куча за руку:
— Ты слышал? Ты слышал, что сказал этот коп? Будет стрельба!
— Раз там Миранда, то, конечно, будет, — едва не захлебываясь от восторга, подтвердил Куч.
— А кто это — Миранда? — полюбопытствовал Папа.
— А ты ничего не знаешь, тупица? — пихая приятеля в бок, возмутился Куч. — Миранда — самое великое событие окрестностей. — Он повернулся к Зипу: — Как тебе нравится этот придурок? Он не знает, кто такой Миранда.
Зип кивнул, не отводя глаз от окон первого этажа. Он пытался разглядеть там хоть какие-нибудь признаки жизни, но так ничего и не увидел.
— Когда он жил здесь, — объяснял Папе Куч, — наш район был знаменитым.
— Я слышал о нем даже там, где жил раньше, — вставил Зип, все еще не сводя глаз с окон первого этажа. — Как-то он побывал прямо здесь. Я сам его видел. Он ехал в большом желтом «кадиллаке».
— Без дураков? — восхитился Куч.
— Клянусь. Я сам его видел. А рядом с ним блондинка. Эх, парень, у нее, видать, крышу от него совсем снесло. Тогда ему еще не было так горячо, как сейчас. Да…
— На «кадиллаке», да? — мечтательно переспросил Куч. — Это по мне. Только дай мне в руки руль, уж я знаю, что с ним делать.
— Ты бы видел походку этого парня, Куч, — продолжал Зип. Отступив от заграждения, он попытался изобразить Миранду. — Настоящее скольжение, понимаешь? Словно ему принадлежит весь мир. Вот как он ходит. Пепе всегда высоко держит голову. Он не боится никого и ничего!
— А тогда на квартире! — восхищенно выдохнул Куч. — Дюжина полицейских не смогла справиться с ним.
— С ним никто не может справиться, — убежденно заявил Зип.
— Да, он по-настоящему классный парень, правда. Ты думаешь, что такому парню наплевать на нас, малолеток? Нет, он всегда хорошо относился к нам, ведь правда? Он и мелочь нам раздавал. А его рассказы? О чем он нам только не рассказывал! Совсем не то, что слышишь от наших предков.
— Это точно, — согласился Зип. — Как только мой старик начинает заводить про свой остров, я теряю контроль. Кого вообще волнует этот дурацкий остров, а? Кого волнует это их радушие? Гостеприимство? Кого волнует, что там солнце светит? А люди закрывают двери, когда мимо проносят гроб? Жизнь здесь! Здесь люди живут!