…— А вот это — совсем другое дело… — отхлебнув прямо из бурдюка, восторженно заулыбался принц. И, кивнув Модару на стоящий рядом с кроватью кувшин, приказал: — Подставь. Перелью. А то пить неудобно…

Выплеснув в окно то, что оставалось в сосуде, сотник помог его высочеству наполнить кувшин и, поклонившись, направился к выходу. Но не тут-то было.

— Слышь, Ялгон, а мы, собственно, когда отсюда выедем? А то барышни страдают, спрашивают, а я ни сном ни духом…

— На улице дождь, милорд! — пожал плечами Модар. — Дороги развезло. Так что пока не знаю…

— А мою карету починили? — вспомнив о причине двухдневной задержки, поинтересовался принц.

— Думаю, что да: новую ось сделали еще вчера, так что дальше можно будет ехать с комфортом…

— Отлично… Кстати, ты принял очень правильное решение — какой смысл передвигаться по бездорожью, если тут меня любят, холят и лелеют? — Ротиз капризно надул губы и, подумав, добавил: — Ненавижу путешествовать в дождь. Как представлю себе налипшую на колеса грязь и перегоны, которые сразу же становятся в три раза длиннее, так начинаю ценить маленькие удовольствия жизни…

— Не такие уж они и маленькие… — усмехнулся сотник, кинув взгляд на увесистую грудь перевернувшейся на спину «красотки».

— Да, пожалуй… — улыбнулся его высочество. И, ткнув пальцем в подставленную под руку ареолу, добавил: — Все. Ты можешь идти. Видишь, девочки просят внимания…

…Сноп искр, вырвавшихся из-под кресала, коснулся фитиля, и тоненький язычок пламени осветил комнату, попасть в которую я мечтал всю свою сознательную жизнь. Дождавшись, пока разгорится свеча, я аккуратно накрыл ее стеклянным колпаком и поставил светильник на стол. А потом, наконец, оглянулся вокруг и ахнул: все стены огромного кабинета оказались увешаны оружием! Причем, в отличие от оружейной комнаты, здесь висели штучные изделия работы лучших мастеров Диенна. Лучшее из того, что попадало в замок в качестве трофеев, подарков или наград, находило место на стенах вокруг здоровенного стола персон на десять и стоявшего на возвышении кресла главы рода. Кистени, клевцы, топоры, посохи, копья и алебарды, луки и арбалеты. А также мечи всех типов и размеров. Растерянно почесав затылок, я сделал было шаг к первому бросившемуся в глаза клинку, но наткнулся на незамеченный ранее манекен, на котором висели кольчуга, наручи, поножи и черно-желтое сюрко[1] с вышитым на нем гербом рода. Решив, что оружие подождет, я в темпе скинул рубашку, надел новенький поддоспешник и, с благоговением сняв кольчугу с манекена, натянул ее на себя…

«Восемь в два.[2] Как у отца… — подумал я, пригладил ладонью короткие, чуть выше локтя, рукава и зачем-то постучал по айлеттам.[3] — Так… Налокотники… Поножи… Сюрко… Все! Теперь бы зеркало…»

Зеркало в человеческий рост нашлось на единственной не увешанной оружием вертикальной поверхности — на входной двери. Заглянув в него, я в первое мгновение слегка опешил: из темного провала на меня смотрел… отец! Правда, в его глазах в принципе не могло быть растерянности. А на левой щеке — шрама от раны, полученной мною в глубоком детстве при падении с дерева.

«Как говорит мама, нашу породу видно издалека…» — гордо подбоченившись, подумал я. А потом, увидев в отражении пару весьма симпатичных мечей, забыл и про зеркало, и про нашу породу…

…Выбрать оружие по руке было непросто — любимых мною коротких парных клинков оказалось столько, что разбегались глаза. Для того чтобы выпустить из рук каждую следующую пару мечей, мне приходилось выдумывать аргументы вроде «нет, вон те вроде бы смотрятся поинтереснее». Хотя внешний вид оружия интересовал меня меньше всего.

— Ну, что, все еще в раздумьях? — то, что голос Кузнечика раздался прямо за моей спиной, меня нисколько не удивило: Учитель всегда появлялся словно из ниоткуда. И точно так же исчезал.

— Да. Мне по руке как минимум пар пять… — кивнул я. — Почти по руке. Вот эти — чуточку тяжелее, чем надо. Эти — легковаты. В этой паре у одного из клинков что-то не так с рукоятью…

— Бери первые. За следующий месяц ты прибавишь еще килограмм десять, и они тебе станут в самый раз…

— Прибавлю? — удивился я.

— Последствия инициации… — учитель потрепал меня по волосам, снял со стены перевязь с метательными клинками и небольшой засапожный нож и положил все это хозяйство на небольшой стол в центре комнаты: — Как я понял, до них ты еще не добрался…

— Ну, время же еще есть?

— Есть? Есть позовут через пару минут… — как обычно, поиграв словами, Кузнечик ехидно усмехнулся и вышел в коридор. — Вон, слышишь шаги на лестнице?

— Вайона? — прислушавшись, спросил я.

— Она… Кстати, внешне ты — вылитый отец… — добавил он и исчез.

— Ронни! Ужин!!! — услышав голос кормилицы, я с сожалением оглядел кабинет, подхватил рекомендованные учителем мечи и ножи и, решив, что все оружие все равно не перепробуешь, неожиданно низким голосом рыкнул:

— Иду…

— Ой… — увидев меня, Вайона всплеснула руками, и по ее лицу вдруг покатились слезы.

— Что случилось? — растерялся я. — Почему ты плачешь?

— Все… Ты уже вырос… — всхлипнула она и, вцепившись в мои руки своими сухонькими пальчиками, притянула меня к себе. — Значит, я тебя вижу последние дни…

— Почему это? — удивленно посмотрев в глаза женщины, которая любила меня чуть ли не сильнее мамы, спросил я. И вдруг почувствовал, насколько ей плохо.

— Ты стал мужчиной… — прикасаясь пальцами к моему подбородку, прошептала она. — Завтра утром ты уедешь в Арнорд… Не на день-два, а на несколько лет… А я… Сколько проживу я? Еще год? Два? Да и для чего мне теперь жить-то? Мне уже пятьдесят две зимы, сынок… Впрочем… не забивай себе голову всякой ерундой — мало ли что может расстроить старую женщину?

— Я без тебя тоже жить не могу, Вайона… — наклонившись к ее уху, прошептал я. — Мне очень повезло: у меня две мамы… И люблю я вас одинаково… А причину жить дальше я тебе, так и быть, скажу — кому, кроме тебя, я могу доверить воспитывать моего сына?

Кормилица отшатнулась и встревоженно посмотрела мне в глаза:

— Кто она? Та белобрысая девчушка из Расколотого Дола? А мама знает?

Я расхохотался:

— Да нет! Я так, к слову… — и, решив отвлечь ее от мыслей о будущем расставании, «задумчиво» добавил: — Хотя, ты знаешь, последний месяц она ведет себя как-то странно…

— Издеваешься, да? — невесть как ощутив, что я шучу, женщина улыбнулась, и в уголках ее глаз мгновенно появились столь любимые мной лучики морщинок.

— Нет… Просто стараюсь отвлечь от грустных мыслей… — признался я. — Ладно, пошли. Кажется, ты собиралась пригласить меня к ужину…

— Ой! Твой отец уже ждет! — Вайона мгновенно развернулась на месте и, вцепившись в мой указательный палец, поволокла меня к лестнице…

Гостиная встретила меня непривычной тишиной. Все обитатели замка, включая пастушка Дени, сутками пропадающего на дальних пастбищах, стояли у стола и ждали. Ждали меня. МЕНЯ!!!

Ощущение близости счастья и каких-то радостных перемен, нахлынувшее на меня, оказалось таким острым, что я чуть было не расхохотался.

— Сын? — наткнувшись на непривычно суровый взгляд отца, я мгновенно забыл про все свои радужные мечты, сделал несколько шагов вперед и под его повелительным взглядом опустился на одно колено.

— Аурон Утерс! — голос отца отразился от разноцветных витражей в узких оконных проемах и заставил меня поежиться. — С этого момента ты — мужчина. Значит, пришла твоя очередь взвалить на свои плечи великую честь — право служить короне и народу Элиреи. Служить не из страха или ради выгоды, а так, как того потребует честь нашего рода и твоя совесть. Детство осталось позади, и теперь каждый твой шаг будет оцениваться по высшей шкале, которая существует на Диенне — по той, которую создали твои предки. Путь, который лежит перед тобой, не может быть легким — судьба привыкла испытывать нас на крепость. Но в тебе достаточно силы и мужества, чтобы с честью пройти его до конца. Сегодня, в день, когда ты сделал первый шаг к тому, что написано у тебя на роду, я бы хотел пожелать тебе только одного — дожить до того дня, когда народ ЗАБУДЕТ твое имя. И станет называть тебя так, как называли твоего деда, прадеда и всех предков по моей линии…