Наступила глубокая, пугающая тишина, и затем снова раздался слабый, далекий, невнятный шепот. Женщина приникла ухом к дверке, напряженно прислушиваясь. Заннуба внимательно следила за ней, глаза ее горели нетерпением. Вытянув шею, она старалась уловить хоть несколько слов.

Скоро женщина отошла от клетки и сообщила Заннубе повеления шейха.

— Слушай! Шейх говорит, что нужно немного волос. Но только обязательно с середины головы, с самой макушки.

— Чьих волос? — еле слышно пробормотала Заннуба, изнемогая от смущения.

— Как это чьих? — переспросила жена шейха, насмешливо поглядывая на нее. — Того, кто у тебя на уме, конечно.

— Немного волос? — нерешительно переспросила Заннуба.

— С середины головы, с самой макушки, — подтвердила жена шейха. — Смотри не забудь. Будь половчее, поговори с цирюльником, который его стрижет. Подмигни ему, пусть достанет то, что тебе нужно. Послушай еще, сестрица. Шейх говорит, что необходимо сердце удода-сироты.

— Сердце удода? — растерянно повторила совершенно озадаченная Заннуба.

— Смотри не забудь удода-сироты, — подтвердила женщина. — Сердце удода-сироты.

— И это все? Больше ничего не надо?

— Принеси сначала это. Такой амулет никогда не обманет. Шейх говорил из-под земли. Он лучше всех умеет колдовать и творить чудеса. У кого есть такой амулет, все равно мужчина или женщина, найдет то, что ему надо, у себя под ногами.

Заннуба почувствовала себя на верху блаженства и зарделась от радости.

Был яркий, совсем весенний полдень. На ясном голубом небе ни облачка. Солнце, это вечно юное божество Египта, заливало Каир своими жгучими лучами, и только пьянящий ветерок с Нила немного смягчал зной.

Заннуба и Мухсин сидели на крыше, расстелив маленькую циновку у стены соседнего дома, чтобы воспользоваться ее тенью. Эта стена отгораживала их крышу от крыши доктора Хильми.

Заннуба задумчиво вышивала платье. Мухсин, в своем новом костюме, сидел с книгой в руках и рассеянно листал страницы, не обнаруживая особого интереса к чтению. Оба молчали, занятые своими мыслями.

Наконец Заннуба очнулась и решила нарушить молчание. Не отрываясь от работы, она задумчиво спросила Мухсина:

— Что это у тебя за книга?

— Диван[23], — кратко ответил Мухсин, не поднимая глаз.

Заннуба подтолкнула иглу наперстком.

— Какой диван?

Мухсин промолчал. Заннуба вздохнула и сказала, отрезая кусочек материи:

— Горькая моя доля! Если бы я была грамотной! Мне не хватает только уменья читать и писать.

Мухсин поднял голову и с насмешливой улыбкой посмотрел на нее.

— Только этого? — спросил он.

Не замечая насмешки, Заннуба подняла платье и, откинув голову, внимательно рассматривала вышивку.

— Посмотри, Мухсин! — сказала она с удовлетворением. — Завтра оно уже будет готово!

Мухсин взглянул на платье без особенного любопытства, но вдруг вспыхнул и пылко, с преувеличенным восторгом воскликнул:

— Аллах! Как красиво!

Помолчав немного, он смущенно добавил:

— Фасон совсем такой же, как у…

— Саннии, — с гордостью подхватила Заннуба. — Такой же фасон, как у нового платья Саннии Хильми. Точь-в-точь такой же! Ты его уже видел?

Мухсин вздрогнул.

— Видел?.. Кого? — запинаясь, спросил он.

— Ее платье. Новое платье Саннии? Ты еще не видел его? С ума можно сойти! Самая последняя мода! Сейчас ты его увидишь своими глазами. Скоро Санния поднимется на крышу и передаст его мне.

Сердце Мухсина сильно забилось, он недоверчиво взглянул на тетку. Заннуба продолжала, подняв голову и глядя поверх стены на соседнюю крышу.

— Я просила ее еще утром. Не понимаю, почему она опаздывает.

Мухсин встрепенулся.

— Она сейчас сюда придет? — спросил он. — Я хочу сказать… Ее платье… То есть… платье…

Он совсем запутался и умолк, потом опять взволнованно заговорил, не в силах совладать с охватившей его радостью.

— Да, да, тетя! Я обязательно должен видеть образец твоего нового платья. Я хочу на него полюбоваться. Если бы ты только знала, тетя!.. Мне хочется, чтобы ты всегда была нарядно одета. Красивая женщина должна быть нарядной.

— Конечно, — спокойно ответила Заннуба, продолжая рассматривать свое новое платье.

— Правда! — горячо продолжал Мухсин. — Знаешь, тетя, завтра люди будут сходить по тебе с ума. Клянусь великим Аллахом, завтра ты будешь так нарядна, что все скажут: «Посмотрите, какая красавица!»

Заннуба, точно молоденькая девушка, скромно опустила глаза и сказала вполголоса:

— Ну, это уж слишком…

Вдруг у нее мелькнула какая-то новая мысль. Она нахмурилась и машинально принялась за вышивку, сосредоточенно что-то обдумывая.

Мухсин весело болтал, и Заннуба, затаив радость, слушала его комплименты, продолжая думать о другом.

Наконец ей показалось, что она нашла верный путь к достижению своей цели. Повернувшись к Мухсину, она сказала неестественно кротким голосом:

— Ты тоже, Мухсин, клянусь пророком, красивый! Твоя новая куртка и брюки очень тебе идут.

— Правда? — по-детски воскликнул обрадованный Мухсин.

— Клянусь Аллахом, — подтвердила Заннуба, глядя на его волосы. — Но только… Вот жалость!..

— Что такое? — тревожно спросил Мухсин.

— У кого ты стрижешься? — нерешительно осведомилась Заннуба.

Мухсин поспешно стал приглаживать волосы, бросая украдкой быстрые взгляды на стену.

— А что? Что с моими волосами?

— Нет… Ничего… — успокоила его Заннуба. — Только твой парикмахер не очень-то искусный мастер.

— Уста Дасуки?

— Не знаю, кто именно. Но разве нет у нас в квартале другого парикмахера?

— А что такое? — спросил Мухсин. — Этот парикмахер стрижет нас всех, и меня и дядюшек.

— И слугу Мабрука? — насмешливо добавила Заннуба.

— Ну так что? — быстро спросил Мухсин. — Что же тут плохого, что он его стрижет?

Заннуба растерянно умолкла, но через мгновенье вернулась к прежней теме.

— Ничего… Я только хотела сказать, что тот, кто носит такой костюм, как ты, должен стричься у парикмахера, который обслуживает почтенных людей.

Мухсин взглянул на тетку, стараясь понять, что у нее на уме. Он тревожно спрашивал себя, зачем она это говорит. Не упрек ли это? Не намекает ли она на появившееся у него стремление к щегольству? Или, может быть, она хочет сказать, что теперь, в этом нарядном костюме, он уже не такой, как его дяди? Но в тоне Заннубы и в выражении ее лица не чувствовалось упрека.

— Ах… Будь я на твоем месте, — продолжала Заннуба, — я стриглась бы только у парикмахера, который обслуживает богатых, уважаемых клиентов. Ведь ты можешь так одеваться, потому что твой отец богач. Или ты не знаешь, где работает хороший парикмахер? Но это легко узнать. У нашего соседа, богатого помещика, что живет под нами, наверно, самый лучший парикмахер.

Мухсин с облегчением вздохнул, поняв наконец, в чем дело.

— У Мустафы-бека? — улыбаясь, спросил он.

В глазах Заннубы мелькнула тревога.

— А ты, плутишка, знаешь, у кого он стрижется? — нерешительно спросила она.

— Конечно, знаю, — с усмешкой ответил Мухсин, искоса поглядывая на тетку. — Я как-то видел его в большой парикмахерской «Салон совершенства», напротив мечети.

Желая узнать точный адрес, Заннуба переспросила: — Напротив мечети Ситти?.. Значит, на площади, рядом с…

Она не договорила. С соседней крыши послышался нежный, мелодичный голос:

— Тетя Заннуба, где ты?

Из-за стенки показалась прелестная головка с блестящими черными волосами. Заннуба подняла глаза, а Мухсин страшно побледнел. Потом лицо его залилось краской. Он застыл на месте и потупился, уставившись в книгу, которую держал в руке.

— Пойди сюда, Санния, — крикнула Заннуба.

Но девушка увидела Мухсина и смутилась.

— Ах! Нет… — мягко сказала она. — Извините… как-нибудь в другой раз…