После паузы он сказал:
— Понимаете… в общем, мои зверушки взбунтовались. Под водой повышенное давление, процесс образования нейтральных атомов из газовой плазмы ускорился. Остановить это уже нельзя. Молнии разогреваются. Видите, они становятся светлее. И очень скоро…
— Взрыв?.. Кравцов кивнул.
— Да. Молний-то мне, в общем, не очень жаль. Это пробная партия. Мы испытывали их выносливость при транспортировке: возили по железной дороге, потом на самолете, на корабле… Они все прекрасно выдержали. А на пребывание под водой они не рассчитаны… Нет, их не жаль. Но вот куда мы денемся?..
— Через сколько времени… взрыв?
— Часа через полтора. Может быть, через два.
— И никак нельзя…
— Никак.
— А если выбросить? Кравцов усмехнулся.
— Думал об этом. Не годится. Представляете, куда их отнесет таким ветром? Могут быть несчастные случаи, даже катастрофы. Они же начинены огромной энергией, в тысячи раз большей… Нет, ни в коем случае!
— Тогда надо утопить!
— Молнии легче воды, они не утонут. И самое главное, под водой они тоже взорвутся..
Я прислушался к реву бури. Шквал прошел, сейчас просто дул крепкий ветер. Но было бы безумием уйти в море на надувной шлюпке. Кравцов тоже так думал.
— Может быть, придет «Гром»? — спросил он.
На это я почти не рассчитывал. «Гром» находился, конечно, где-то невдалеке, да Воробенчик не придет к Сломанной Челюсти при такой погоде. Будет выжидать. Тем более он даже не знает, что молнии должны взорваться.
Я объяснил Кравцову, какой характер у нашего капитана.
— Вы так думаете? — задумчиво сказал Кравцов. — Да… Между прочим, мне трудно с вами согласиться. Знаете, я вот уже присмотрелся к своим зверушкам; у каждой из них тоже свой характер. Есть упрямые, злые, хитрые, изворотливые… Есть спокойные, добрые… И я обратил внимание, что самые хорошие молнии всегда скромны. Они не разбрасывают искры, не жужжат, светят не очень ярко… Но энергии и, я бы сказал, порядочности в них больше, чем в назойливо жужжащих. Давайте все-таки посигналим, а? Вот, послушайте…
Он придумал неплохую штуку. Во всяком случае это давало нам какой-то шанс на спасение. Надо было взять молнию, взобраться на вершину скалы и, прикрывая молнию куском брезента, отсигналить на «Гром». Правда, мы не знали, в каком направлении находится корабль, но молния светила вкруговую, на все тридцать два румба.
…Невесело было выходить из теплой пещеры. За день мы дьявольски устали, а взобраться на крутую скалу трудно и со свежими силами. Признаюсь, у меня вновь мелькнула мысль выбросить эти проклятые молнии, пусть ветер несет их куда угодно. Но я ничего не сказал Кравцову. Да, уж если попадать в беду, то с хорошим товарищем!
Кравцов выбрал яркую молнию, опутал ее сеткой. И мы полезли наверх. Скала была невысокой, метра три с половиной, может быть, четыре. Но я почти ничего не видел. Глаза, ослепленные ярким светом, болели и слезились. Казалось, что все вокруг погружено в какой-то иссиня-черный мрак. Молнию нам пришлось сразу же завернуть в брезент, она слепила.
Эти четыре метра запомнились мне на всю жизнь. Ветер заставлял прижиматься к скале, а скала была острой и колючей. Я до крови ободрал руки, изрезал ноги, ушиб плечо. И если я все-таки взобрался наверх, то только благодаря Кравцову. Он буквально забросил меня на вершину скалы, а я его уже не смог втащить…
Сигнал бедствия: три точки, три тире, три точки… Девять вспышек: шесть коротких и три длинных. Молния рвалась на ветру, я привязал сетку к поясу, потому что руки были заняты брезентом. Вспышки молнии совсем ослепили меня. Глаза резала нестерпимая боль. Мной вдруг овладело безразличие, «Гром» не придет, Воробейчик не решится. Но я сигналил. Три точки, три тире, три точки… Сначала я еще считал сигналы, потом сбился, перестал. Руки работали машинально. Три точки, три тире, три точки…
Не помню, сколько прошло времени. Кравцов потянул меня за ногу. Я обернулся. В море плясала светлая полоса. Это был прожектор. «Гром» шел к острову.
Я сполз со скалы. Кравцов отвязал сетку с молнией и потащил меня вниз, к пещере. Он догадался приложить мне мокрую тряпку к глазам. Боль немного утихла, стала тупой, ноющей.
Через полчаса за нами пришла шлюпка. Я до сих пор не знаю, как ребятам удалось подойти к скалам. Волны гремели так, что не было слышно даже крика. Шлюпку заливало, приходилось вce время вычерпывать воду…
Едва поднявшись на «Гром», Кравцов крикнул: «Капитан, скорее уходите… Молнии должны взорваться!»
Но они взорвались только через час, когда «Гром» был уже в пятнадцати милях от острова. Я сдвинул повязку, которую мне успел наложить доктор, и вместе со всеми выскочил на палубу. За кормой, прорезав темноту ночи, возник ослепительно яркий желтый диск. В первый момент это было похоже на солнце, наполовину скрытое горизонтом. Потом огонь вытянулся вверх, стал сиренево-белым, осветил море и внезапно погас, оставив медленно расползающееся мерцающее красноватое зарево.
Остров Сломанная Челюсть перестал существовать.
…В Баку, перед тем как сойти на берег, Кравцов подарил мне одну молнию из своего чемодана. Подумав, он добавил к ней вторую. Это была его любимица — серая молния.
— Возьмите, — сказал Кравцов. — Она, правда, не мечется, не жужжит. Зато греет.
* * *
С тех пор прошло больше года. Я многим рассказывал эту историю. Но почему мне никто не верит?
Ведь обе молнии до сих пор лежат у меня дома. Я согласен, сейчас молнии стали какие-то подозрительные — не жужжат, не светят и даже не греют. А я тут при чем? В руках Кравцова они все это делали.
Некоторые заявляют, что это никакие не молнии. Я даже обращался к одному ученому лектору, рассказал ему все по порядку, а он улыбнулся и сказал: этого быть не может, это вообще противоречит законам науки. И это он говорит мне, тому, кто собственными руками перетаскал сотни молний и чуть не взорвался вместе с ними!..
Если бы я знал, где теперь Кравцов, я бы доказал, кто прав. Но он как подарил мне свои молнии, так и исчез куда-то. Говорят, уехал в какую-то дальнюю научную командировку. И что обидней всего, так даже остров опровергают. Нет, не то что он не взорвался — остров был и пропал. Но говорят, что молнии здесь ни при чем, а просто было землетрясение.