— Иншалла, — задумчиво повторил вслед за мной Абдул Гамид и провел ладонью по тщательно выбритому подбородку.

Мы немного помолчали. Потом бывший султан спросил меня:

— Мехмед Хаджи, скажите, позволено ли будет новому государству турок иметь свою армию и флот?

— Думаю, что флот ему вряд ли понадобится, — ответил я. — Берега Ангорского эмирата будут омываться лишь водами Черного моря, полным и единственным хозяином которого станет союзный вам русский флот. Возможно, у эмирата будут небольшие патрульные суда, охраняющие его воды и занимающиеся борьбой с браконьерами и контрабандистами. А вот насчет армии…

Я внимательно посмотрел на Абдул Гамида. Тот слушал меня с волнением, даже румянец появился на щеках.

— Без армии, эфенди, никак не обойтись, — сказал я. — Ведь вашим соседом будет Персия, государство, которое на протяжении многих веков воевало с турками. Да и не только Персия. Один Аллах ведает — какие новые государства появятся на территориях бывшей Османской империи. И будут ли они дружественны Ангорскому эмирату?

Поэтому, несмотря на то что Россия и Югороссия заключат с эмиратом договор о дружбе и взаимопомощи, его армия должна быть достаточно сильной, чтобы отразить первый натиск врага. Пока мы не придем ей на помощь.

С другой стороны, новая армия эмирата должна быть многонациональной и многоконфессиональной. Опять возьмем в качестве примера русскую армию. В ее составе есть подразделения, сформированные из мусульман и даже буддистов. И ничего, воюют, причем неплохо воюют. И никому не мешает то, что кто-то из воинов крестится, кто-то совершает намаз, а кто-то поклоняется Будде.

В случае необходимости новая турецкая армия может принять участие в войнах, которые, к сожалению, придется вести России и Югороссии. За это солдаты и офицеры армии эмирата будут получать хорошую плату. К тому же вашим воинам-мусульманам будет приятно участвовать в походе, который, возможно, в самом ближайшем времени совершат русская и югоросская армии против англичан, которые угнетают несчастных жителей Индии. А ведь среди тех немало мусульман…

Абдул Гамид внимательно посмотрел на меня.

— Скажите, Мехмед Хаджи, знает ли то, что вы сейчас мне сказали, ваш начальник, адмирал Ларионов? Или это лишь ваши соображения?

— Виктор Сергеевич думает так же, — глядя в глаза Абдул Гамиду, ответил я. — И он надеется, что новое турецкое государство станет верным другом и союзником Югороссии.

— Да будет так, — торжественно произнес Абдул Гамид, приложив ладонь правой руки к сердцу, — в ненастную погоду надо искать убежище под высоким деревом. Ангорский эмират готов быть союзником новой страны, которая появилась на берегах Босфора. Мехмед Хаджи, я готов дать в этом клятву на Коране…

И вот сегодня я с ним прощаюсь. Жаль… Но я почему-то думаю, что наше расставание не надолго. Как говорят в России, гора с горой не сходится, а человек с человеком… В общем, поживем — увидим…

3 августа (22 июля) 1877 года. Болгария, София

Бывший полковник армии САСШ

Джон Александер Бишоп

Весь вчерашний день отрабатывали план покушения. Ахмет очень грамотно выбрал оба дома. Они практически ничем не отличаются от окружающих строений и стоят не непосредственно у дороги, а во втором ряду. И оба с надстроенным этажом — так, что дорога очень хорошо просматривается из маленьких окошек под самой крышей.

Я решил, что достаточно будет, пользуясь фактором внезапности, убить русского царя и, если получится, то и их принца — ведь про других членов царской семьи мнимые австрийцы сказали «по возможности». А мы не самоубийцы, и нам нужно все сделать за считанные секунды, чтобы можно было бежать — по крайней мере мне. Все остальные члены моей команды должны погибнуть во время покушения, и именно для этого я и сидел сейчас на чердаке второго дома.

Как ни странно, у меня вдруг появились угрызения совести; такого я не помнил уже давно. Но как бы давно я ни знал своих людей, так будет безопаснее. Ведь мы охотились не на мэра заштатного городка в Канзасе, а на самого русского императора. Попади хоть кто-то из моих людей в руки русской охранки, и палачи моментом развяжут ему язык в своих застенках. Более того, хоть мне и полагалась двойная доля, но намного приятнее оставить всю сумму себе, чем получить всего лишь ее четверть.

Я отдавал себе отчет в том, что Ахмет и его люди могут убить и меня. Но я уже успел принять кое-какие предосторожности, а также оставил часть денег из задатка в одном из венских банков. Таким образом, у меня была припасена и палка, и морковка для Ахмета. Потому своего гостеприимного хозяина я особо не боялся.

Смит и Браун уже возились со своей камерой. Смит изображал фотографа, а Браун — его ассистента. Револьверы были спрятаны внутри корпуса камеры. Вчера оба мнимых фотографа несколько часов тренировались в скорейшем извлечении оружия. Это было довольно просто, ведь голова и руки фотографа были скрыты длинной черной накидкой.

Решили, что они будут изображать репортеров-фрилансеров из Канзас-Сити — вряд ли там появятся другие американские репортеры. А если кто и будет, то уж точно не из этого городишки. Их задачей было вмешаться только лишь в том случае, если братья Джонсоны не убьют русского императора и его сынулю. Они должны были бросить оружие и улизнуть через узкий проход между двумя домами, где их встретят люди Ахмета и, по легенде, укажут путь через лабиринт местных домов, а на самом деле просто прикончат на месте. Смит и Браун спросили про одежду, и я велел им сбросить пиджаки при отходе — люди Ахмета якобы снабдят их другой верхней одеждой.

Стейплтон занял позицию в конце квартала — он должен был добить императора или его сына, если они выживут и попытаются бежать. Как и планировалось, он вылил на себя полбутылки местной ракии и благоухал так, что местные, похоже, приняли его за иностранца, ранее работавшего у турок, а ныне спившегося от горя. Таких людей, судя по рассказам Ахмета, в здешних краях было немало. Болгары, которые уже сейчас занимали места вдоль улицы, смотрели на него брезгливо. Но никому и в голову не придет его в чем-либо подозревать. Пьяница — он везде пьяница.

Братья Джонсоны еще вчера перенесли ружья в дом, из которого они будут стрелять, и там же заночевали. Сегодня с утра они должны были заранее переодеться в местную одежду, и сейчас, наверное, уже готовы к операции, хотя до церемонии оставалось еще около двух часов. Там же находились люди Ахмета и Шерман, который играет роль переводчика.

Ведь никто из людей Ахмета не знает английского, а вот на ломаном немецком кое-кто объясниться сможет. После покушения, понятно, их жизнь тоже быстро закончится.

Мы же с Ахметом сказали всем, что приготовим пути отхода, и что люди Ахмета приведут мою команду в точку сбора, где мы их встретим с лошадьми. На самом деле Ахмет переодел меня в местное платье, и мы пошли переулками ко второму дому, который был практически напротив первого. Как велел Ахмет, я изображал глухонемого — болгары, по его словам, будучи православными, жалеют таких людей, и только так никто из прохожих не поймет, что я не местный. Для этого мне пришлось расстаться со своей длинной шевелюрой — когда все ушли, Ахмет первым делом постриг меня под горшок и сам побрил меня; даже если кто-нибудь из моих людей и выживет, их описание не будет соответствовать моей новой внешности.

Сначала я думал стрелять через одно из окон верхнего этажа. Но потом остановился на небольшом окошке в торце чердака. Отсюда я не видел окон второго дома, так что и меня не увидят — ведь никто из моей команды не должен знать, что я нахожусь здесь. Зато был очень хороший обзор Цареградской дороги в том направлении, откуда должен приехать царь русских варваров.

Винтовка, которую для меня добыл Ахмет, была самым настоящим «Спрингфилдом» образца 1873 года. Откуда она здесь, в этой глуши, не знаю — но вещь хорошая, лучше, чем у Джонсонов, да и перезаряжается быстро. Жаль, что не было возможности ее пристрелять. Но я и не собирался расстреливать императорскую семью, а только лишь Смита, Брауна и, по возможности, Стейплтона. Да и то, только если это понадобится. Но это потом. А теперь оставалось лишь ждать.