— Хорошо, — кивнул Александр Александрович, — я подумаю над вашими словами…
4 августа (23 июля) 1877 года, полдень.
Болгария, София
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев
Можно называть это как угодно — посиделки политиков, трехсторонняя конференция, сговор великих держав. Но факт остается фактом: в заштатном номере софийской гостиницы три политика сегодня запросто решали судьбу Европы.
Участвовали в сем действе канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк, глава МИД Российской империи граф Игнатьев и я, представлявший новое, но уже достаточно влиятельное государство — Югороссию.
Речь шла об убийстве российского императора Александра II и о показаниях убийц, пойманных на месте преступления. Согласно им, в подготовке покушения отметилась и Австрия.
Я ознакомил с показаниями американцев Бисмарка — Игнатьев о них уже знал. Железный канцлер перечитал материалы следственного дела, специально переведенные для него на немецкий язык. Потом Бисмарк осторожно положил их на стол и угрюмо посмотрел на меня и графа.
— Итак, господа, что вы предлагаете? — спросил он. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что Австро-Венгрия не испытывает нежных чувств к России, но она не настолько глупа, чтобы нанять каких-то заокеанских бандитов и отправить их на Балканы с заданием убить царя. Нет, тут что-то не то. Впрочем, пока еще следствие не закончилось и все обстоятельства этого страшного преступления не выяснены, об участии Австро-Венгрии в убийстве российского императора, который, кстати, был моим другом, говорить преждевременно.
— Но, господин канцлер, — сказал граф Игнатьев, — вы согласитесь с нами, что австрийский след во всем произошедшем ясно просматривается. И в случае, если участие Австрии в цареубийстве будет доказано, то я не завидую Францу-Иосифу.
— Я понимаю, — хмуро сказал Бисмарк. — Новый император Александр Третий захочет отомстить тем, кто причастен к гибели его отца. И мировое общественное мнение будет на его стороне. Господа, скажите ради бога, что же вы хотите сделать с Австрией? Нельзя же вот так, запросто, стереть с лица земли державу, которой не одна сотня лет…
Мы переглянулись с Игнатьевым. Честно говоря, готовясь к встрече с Бисмарком, мы оговорили некоторые нюансы предстоящей беседы, и теперь готовились использовать наши заготовки.
— Господин канцлер, — сказал я, — мы не настолько кровожадны, чтобы пройтись по Австрии, словно полчища гуннов. Пока в этом нет никакой необходимости. Пусть живет. Но мы должны с вами подумать вот над чем: сможет ли Двуединая монархия сама сохранить себя от распада?
Вам известно, что этот распад едва не произошел в 1848 году, когда взбунтовались венгры, и тогдашний русский император Николай Первый на свою голову спас Австрию. Сейчас ее положение не менее опасное.
— Вы имеете в виду то, что Германия не будет ее спасать от справедливого гнева, — если, конечно, появившиеся подозрения станут неопровержимыми доказательствами? — спросил Бисмарк. — Да, несмотря на ранее заключенные союзные договоры, нашему императору будет очень трудно убедить своих подданных, что им надо с оружием в руках защищать страну, которая запятнана соучастием в убийстве русского царя — кстати, племянника кайзера.
Да и, честно говоря, наш союз с Россией, которому новый монарх, как я полагаю, останется верен, — Бисмарк вопросительно посмотрел на Игнатьева, и тот кивнул в знак согласия. — Так вот, Германия не станет ввязываться в вашу схватку с Австрией и ограничится лишь моральным осуждением кровопролития в самом центре Европы…
Мы переглянулись с Николаем Павловичем. Так, диспозиция обозначена, самое главное мы выяснили, так что надо ковать железо, пока оно горячо.
— Господин канцлер, — обратился к Бисмарку граф Игнатьев, — от имени своего монарха я хочу заверить вас, что Россия не планирует воевать с Австрией. Если, конечно, не будет достоверно доказано ее участие в цареубийстве. Но для этого необходимо провести следственные действия, в том числе и на территории Двуединой монархии. Как вы отнесетесь к нашему предложению создать четырехстороннюю комиссию, которая могла бы проделать всю необходимую работу, а потом вынесли на всеобщее обозрение полученные ею результаты? Тем более что, по мнению наших следователей, эти результаты могут оказаться весьма неожиданными.
Бисмарк на предложение графа натужно улыбнулся. В душе он был рад, что ему не пришлось совершить фактическое предательство и выдать на растерзание русским свою бывшую союзницу. А следственная комиссия — так немецкие следователи тоже примут во всем этом участие, и Берлин будет полностью информирован о том, как идет расследование. В конце концов, комиссия — это еще не война. Ну и если австрийцы действительно нашкодили, не зря же у графа Андраши при последней встрече был вид побитой собаки — явно что-то замышлял и скрывал, стервец, — то тогда немцы могут вспомнить про времена битвы при Садовой. Злодейское убийство монарха не может иметь никакого оправдания.
— Господа, я считаю предложение графа Игнатьева вполне приемлемым, — кивнул он. — Как я понимаю, в состав этой четырехсторонней следственной комиссии войдут представители России, Австро-Венгрии, Германии и… — Бисмарк вопросительно посмотрел на меня, а я кивнул в знак согласия, — Югороссии?
— Именно так, господин канцлер, — сказал я. — Мы примем самое непосредственное участие в расследовании, а для начала я предлагаю направить Австро-Венгрии требование предоставить возможность членам комиссии беспрепятственно проводить все необходимые следственные действия на ее территории. Ознакомьтесь с проектом нашего совместного требования.
И я протянул Бисмарку заранее приготовленную бумагу. Вот что в ней было написано:
«Правительство Австро-Венгерской империи, для успешной работы международной следственной комиссии, расследующей все обстоятельства злодейского убийства российского императора Александра II, и недопущения в будущем каких-либо враждебных действий против Российской империи, должно выполнить следующие требования:
1. Запретить все издания, пропагандирующие ненависть к России и нарушение ее территориальной целостности.
2. Закрыть все организации, союзы и общества, ведущие пропаганду против России.
3. Исключить антироссийскую пропаганду из народного образования.
4. Уволить с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, занимающихся антироссийской пропагандой.
5. Сотрудничать с властями Российской империи и Югороссии в подавлении движения, направленного против России.
6. Провести расследование против лиц, подозреваемых в соучастии убийству в Софии императора Российского Александра II, с привлечением к оному расследованию членов международной комиссии.
7. Арестовать всех лиц, подозреваемых или причастных к убийству в Софии.
8. Принять эффективные меры к предотвращению контрабанды оружия и взрывчатки в Россию и Югороссию, арестовать пограничников, помогавших убийцам пересечь границу.
9. Дать объяснения насчет враждебных к России высказываний австрийских чиновников в период после убийства.
10. Без замедления информировать Российское правительство о мерах, принятых согласно предыдущим пунктам».
На проекте этого документа, больше похожего на ультиматум (я не сказал Игнатьеву, что за основу его я взял именно ультиматум, предъявленный в июле 1914 года Австро-Венгрией Сербии после убийства в Сараево австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда), уже стояли подписи глав внешнеполитических ведомств России и Югороссии — то есть графа Игнатьева и моя.
Бисмарк, внимательно прочитав сей документ, закашлялся и хотел было что-то сказать, но потом, видимо передумав, взял со стола лежавшее там перо и аккуратно поставил на документе свою подпись.
Итак, дело было сделано. Процесс мирного разложения того, что сегодня еще называлось Австро-Венгрией, на ряд мелких и безопасных для России и Югороссии государств был начат, а Бисмарк проглотил свою ложку горькой микстуры. Теперь надо было угостить его чем-нибудь сладеньким.