Меня заинтересовал короткоствольный карабин, который висел у него через плечо. Это было небольшое по размерам оружие со складным прикладом и с такой изогнутой длинной штукой для патронов спереди и маленькой пистолетной рукояткой сзади.

— Это автомат Калашникова. Хочешь из него пострелять? — спросил он меня.

Какой же южный джентльмен откажется от подобного заманчивого предложения! Мы пошли в тир. Сергей (так звали капитана) продемонстрировал, что из этого карабина можно стрелять по многу раз подряд, и что перезарядка необыкновенно проста — достаешь эту переднюю штуку, которую русские называют магазин, меняешь ее на другую такую же, но полную патронов, и стреляй дальше. Только не стоит держать карабин за нее, патрон может перекосить. Для удержания при стрельбе существует такая штука, которую русские называют цевье.

А еще из него можно стрелять так, что выстрелы следуют один за другим без перерыва, что, конечно, очень важно, если на тебя напало множество врагов. Тогда каждый солдат на какое-то время становится равным трем, а то и четырем стрелкам.

Сперва я попробовал стрелять одиночными выстрелами. Это было восхитительно! Отдача намного мягче, чем у наших ружей, точность не в пример выше, а то, что после пятнадцати выстрелов все еще не нужно было ничего перезаряжать, меня поразило до глубины души. К тому же из-за пистолетной рукояти держать это оружие очень удобно, и рука совершенно не уставала.

— Оливер, попробуй теперь очередью, — предложил нависший надо мной капитан Рагуленко.

Вот здесь, увы, я не был готов к тому, что ствол начал задираться — хотя об этом меня честно предупредили. Вторая очередь — я опустошил при этом магазин до конца — была уже более кучной. Тут надо было лишь приноровиться. Но все равно, если противник идет на тебя плотным строем, то это страшное оружие, и при достаточном количестве патронов вооруженный такими карабинами взвод сможет остановить и рассеять вражеский полк.

— Ну, что скажешь? — спросил меня мой новый друг, когда я вернул ему карабин.

— Эх, будь у нас такое оружие в Войне Севера и Юга, победа была бы за нами… — ответил я.

Увы, Сергей сказал мне, что пока может предложить нам лишь трофейные американские винтовки Ремингтона (Rolling Block Rifle) и Винчестера (модели 1866 и 1873), которые в большом количестве находились на турецких складах и которыми вооружают сейчас Национальную гвардию Югороссии. Ими же русские планируют вооружать как ирландцев, так и нас, если, конечно, не найдется более совершенного оружия, или не наладится выпуск новых моделей.

— Завтра в семь утра я за тобой заеду, — сказал он мне, — посмотришь своими глазами, как мы делаем настоящих воинов из вчерашних крестьян.

На следующее утро мы отправились на полигон рядом с городом. Народ в Национальной гвардии был весьма пестрый. Как мне рассказал Сергей, среди них были греки, сербы, болгары — кто из Константинополя, кто из приграничных районов. Не брали туда только турок.

Все солдаты — Сергей называл их бойцами — были одеты в темно-коричневую форму. Как сказал мне капитан Рагуленко, очень важно, чтобы форма издалека не бросалась в глаза. Солдат, оставшийся незамеченным, имеет шанс убить своего противника раньше, чем тот убьет его.

Когда мы пришли на место, Сергей сказал:

— Оливер, оставайся тут на наблюдательном пункте, отсюда тебе все хорошо будет видно.

— А можно мне тоже поучаствовать? — спросил я. Ибо как понять, насколько хороша их подготовка, если не попробовать все на своей шкуре?

Сергей посмотрел на меня с уважением:

— Оливер, так ты давно уже не воевал. И годков-то тебе не меньше, чем мне.

Но я настоял на своем. Сергей распорядился, чтобы мне выдали такую же форму, как и других гвардейцев, а также винтовку Ремингтона. На форму надевался жилет с множеством карманов, в которых чего только не было — в том числе и трубки с ручкой, которые капитан называл «гранатами». На учения нам выдали деревянные макеты, но мне показали, как выглядит настоящая граната, и как ее использовать. Ничего сложного, никаких фитилей — выдергиваешь из рукоятки шнурок запала и бросаешь. Команды капитан отдавал по-русски, но специально для меня он повторял их и на английском.

Я ожидал, что мы будем маршировать на плацу, но этого практически не было. Вместо этого тренировка началась с бега с оружием при полной экипировке. Потом нас заставили преодолеть полосу препятствий — я уже, конечно, уже не первой молодости, и это было очень непросто, но все равно я смог оценить, насколько это было полезно.

Потом были стрельбы. Я из такой винтовки никогда не стрелял, но это оказалось намного проще, чем энфилды и спрингфилды, хотя, конечно, приходилось перезаряжать винтовку после каждого выстрела. И хоть я и был артиллеристом во время войны, да и стрелял в последние годы только на охоте, но все же показал им, на что способен офицер армии Конфедерации — если первые три выстрела были семеркой и двумя восьмерками, то последующие были девятками и десятками.

— Да, стреляешь ты неплохо, — сказал мне Сергей. — А не хочешь потренироваться с гранатами? Попробуй попасть вон в тот круг.

Здесь у меня точность оказалась не на высоте, и две из трех гранат упали довольно далеко от круга. Только третья оказалась внутри белой окружности. Впрочем, подумал я, если я никогда раньше не играл в бейсбол, то современная молодежь очень любит этот вид спорта, а там важна точность броска. Думаю, что им будет намного проще.

После обеда мы стали работать над формациями. Как ни странно, я ничего принципиально нового не увидел. Ближе к концу войны и мы перешли со стрельбы залпами шеренгами к рассыпному строю, да и короткие перебежки вытеснили атаку в полный рост после битвы при Геттисберге и жутких потерь нашей армии.

Но меня поразило, как это доводилось русскими до автоматизма. У нас обычно сержант проводил инструктаж перед боем, и многие новички погибали еще до того, как, наконец, начинали понимать, чего же от них хотят.

Здесь же в первом же бою эти гвардейцы будут действовать не хуже ветеранов. Если посмотреть со стороны, то передвигающиеся по очереди короткими перебежками фигуры, одетые в сливающиеся с местностью мундиры, были малоприметными. В них будет очень сложно целиться — противник едва успеет взять на прицел одного из них, как тот заляжет, а где-то рядом появится еще один, и все надо будет начинать сначала.

Мой новый друг предложил мне не участвовать в последней пробежке, но я не счел для себя возможным уронить честь армии южан и честно пробежал с прочими гвардейцами до самого конца, хоть это и было нелегко.

После учений капитан Рагуленко сказал, пожимая мне руку:

— Эх, Оливер, попади ты к нам в чуть более нежном возрасте, я б из тебя такого отличного морпеха сделал… Кстати, тебе понравились наши учения?

— Знаешь, — ответил я, — все, кажется, было очень просто, но вот я подумал, что не хотел бы воевать с этими ребятами после двух-трех месяцев подобных тренировок.

Он засмеялся.

— А тебе и не придется с ними драться. А вот когда подойдет черед готовить ваших парней, то я надеюсь, что они продемонстрируют еще большие успехи. Основная проблема греков, сербов и болгар заключается в том, что у них хромает дисциплина. А если все ваши парни такие, как и ты, то мне уже заранее жалко янки. Ну и пес с ними! Ну что, пойдем к нам, отметим твое, так сказать, боевое крещение?

— Знаешь, — честно отказался я, — давай как-нибудь в другой раз. А то знаю я уже, как русские празднуют. А мне нужно сегодня на трезвую голову рассказать обо всем, что я видел, генералу Форресту. Мне кажется, что теперь у нас есть шанс на успех…

8 августа (27 июля) 1877 года, утро. Константинополь,

дворец Долмабахче

Александр Васильевич Тамбовцев

Сегодня ночью из Анкары в Константинополь примчался новоиспеченный эмир Абдул Гамид вместе с сопровождающим его капитаном Хабибулиным и морпехами охраны. Он получил по рации печальное известие об убийстве русского императора и тут же спешно отправился в Константинополь, дабы выразить свое соболезнование новому царю и засвидетельствовать ему свою верность и преданность. Тем более что бывший султан и Александр III в свое время даже подружились, и их связывали гораздо более тесные отношения, чем сюзерена и вассала.