рефлексивности, я, вероятно, зашел слишком далеко и двигался слишком быстро. Я

утверждал, что экономическая теория является неверной, а общественные науки

представляют собой лишь ложную метафору. Это преувеличение. Поскольку

условия, далекие от равновесного состояния, возникают лишь периодически,

экономическая теория лишь периодически становится ложной, и

разграничительная линия между естественными и общественными науками

является не настолько жесткой и не настолько прямолинейной, как я это представил

в процессе написания этой книги. Эти ограничения скорее увеличивают значимость

рефлексивности, чем уменьшают ее.

После того, как концепция рефлексивности определена, представляется, что спектр

ее приложений расширяется. Можно рассматривать эволюцию цен на всех

финансовых рынках в совокупности как рефлексивный исторический процесс. Я

сделал это в Алхимии финансов, когда анализировал Рейгановский Имперский Круг, а после публикации этой книги я нашел другие примеры, такие, как Германский

Имперский Круг, возникший после падения Берлинской стены (лекция,

прочитанная 29 сентября 1993 г. и озаглавленная: "Перспективы европейской

дезинтеграции"). Но есть и опасность зайти слишком далеко в использовании

концепции рефлексивности, в чем я убедился за свой собственный счет.

Существуют продолжительные непродуктивные в этом плане периоды, когда

события на финансовых рынках следуют не рефлексивной модели, а скорее

напоминают "случайные блуждания", предписываемые теорией эффективного

рынка. В таких случаях лучше ничего не предпринимать, чем следовать гипотезе

рефлексивности. Рассмотрение рефлексивности как периодически возникающего

явления, а не универсального условия, создает плодотворную почву для

исследований. Например, возникает следующий вопрос: как разграничить условия,

близкие к равновесным, и условия, далекие от равновесного состояния? Каков

критерий разграничения? Я долго думал над этим вопросом и, кажется, я начинаю

находить ответ на него. Смогу ли я ответить на этот вопрос должным образом —

будет видно из моей следующей книги. Она касается вопроса о ценностях и имеет

отношение к обществу в целом, а не только лишь к финансовым рынкам. Моя

следующая книга, если она когда-нибудь будет написана, будет посвящена теории

истории, а не теории финансов. Я даю пример того, как модель подъем-спад,

свойственная поведению финансовых рынков, может быть применена по

отношению к более крупным историческим процессам (лекция "Перспективы

европейской дезинтеграции").

ВВЕДЕНИЕ

В определенном смысле эта книга является трудом всей моей жизни. Она касается

многих вопросов, представляющих для меня непреходящий интерес, и объединяет

в себе два основных направления моего интеллектуального развития: одно —

абстрактное, а другое — практическое.

Абстрактное возникло первым. Как только я осознал сам факт своего

существования, я начал испытывать страстное желание понять его и я рассматривал

понимание самого себя как центральную проблему, которую требовалось понять.

Познать себя — gnote aucton, nosce te ipsum* — неразрешимая задача. Чтобы

получить нечто похожее на знание, мы должны провести четкое различие между

субъектом и объектом исследования; однако в данном случае они совпадают.

Мысли человека являются частью того, о чем он размышляет; следовательно,

человеку не хватает независимой точки отсчета, с которой он мог бы произвести

оценку, — ему не хватает объективности.

В колледже я изучал экономику. Но я нашел экономическую теорию весьма

неудовлетворительной, поскольку она не могла проникнуть в существо этой

проблемы; более того, она судорожно старалась всячески обойти ее. Экономика

стремится стать наукой. Считается, что наука объективна, но научного подхода

трудно придерживаться, когда субъекту исследования — участнику экономического

процесса — не хватает объективности.

В то время я находился под сильным влиянием идей Карла Поппера о том, что

должен представлять собой научный метод. Я был согласен с большинством его

взглядов, за одним значительным исключением. Он выступал в защиту того, что

называл "единством метода" — утверждение о том, что методы и критерии,

которые применимы к изучению явлений природы, также применимы и к изучению

событий общественной жизни. Я чувствовал, что между ними существует

фундаментальное различие. В событиях, изучаемых общественными науками,

действуют мыслящие участники; в явлениях природы таковых нет. Мышление

участников создает проблемы, не имеющие аналога в естественных науках.

Ближайшую аналогию можно найти в области квантовой физики, где научное

наблюдение приводит к принципу неопределенности Гейзенберга; но в событиях

общественной жизни именно мышление участников отвечает за элемент

неопределенности, а не вмешательство внешнего наблюдателя.

Естественные науки изучают события, которые состоят из последовательности

фактов. Когда в событиях действуют мыслящие участники, предмет исследования

больше не ограничивается фактами, но включает также и восприятия участников.

Причинно-следственная связь не ведет напрямую от факта к факту, а проходит от

факта к восприятию и от восприятия к факту. Это не создавало бы непреодолимых

трудностей, если бы существовало некое соответствие, или эквивалентность,

между фактами и воспри-ятиями. К сожалению, это невозможно, поскольку

восприятия участников соотносятся не с фактами, а с ситуацией, которая зависит от

их собственных восприятии и, следовательно, не может трактоваться как факт.

Экономическая теория пытается обойти этот вопрос, вводя предположение о

рациональном поведении. Считается, что люди действуют, выбирая лучшую из

возможных альтернатив. Но различие между восприятиями альтернатив и фактами

почему-то не принимается во внимание. Результатом служит очень элегантная

теоретическая конструкция, которая напоминает естественные науки, но не

напоминает реальность. Она относится к идеальному миру, в котором участники

действуют на основе совершенного знания, и приводит к теоретическому

равновесию, в котором распределение ресурсов является оптимальным. Она имеет

лишь слабое отношение к реальному миру, в котором люди действуют на основе

несовершенного понимания, а равновесие недостижимо.

Взаимоотношение между пониманием участников и ситуацией, в которой они

участвуют, долго продолжало занимать меня после того, как я закончил колледж. В

первую очередь мне надо было заработать себе на жизнь, но в свободное время я

написал философский трактат на эту тему с примечательным заглавием "Бремя

сознания ". К сожалению, название было лучшей его частью. К тому моменту, когда

я закончил работу, я был не согласен со своей собственной позицией. Я потратил

три года на пересмотр этой работы. Однажды я перечитал то, что написал накануне,

и не смог ничего понять. Это заставило меня осознать, что я зашел в тупик, и я

решил оставить эту работу. Это случилось как раз тогда, когда в моем

интеллектуальном развитии стала доминировать практическая жилка.

Если бы мне потребовалось кратко сформулировать, каковы мои практические

навыки, я использовал бы одно слово: выживание. Когда я был еще подростком,

вторая мировая война преподала мне урок, которого я никогда не забуду. Судьба

подарила мне отца, который имел большой опыт в искусстве выживания, бежав из

плена и пережив русскую революцию. Под его руководством в моем нежном

возрасте вторая мировая война послужила курсом повышенной трудности. Как