Пеньковский пытался показать себя важным руководителем, чтобы держать на расстоянии других членов делегации, но, с другой стороны, был достаточно осторожен и следил, чтобы у них все было в порядке. И тогда по возвращении в Москву о нем должны быть самые хорошие отзывы, что способствовало бы его дальнейшим выездам за границу. Ему была забронирована угловая 566-я комната, выходящая на улицы Портмен и Оксфорд. Остальным членам делегации пришлось жить по двое в номере или в маленьких комнатках на одного.

Пеньковский был не только главой делегации; членам группы было известно, что он офицер ГРУ. Перед делегацией стояла задача приобрести западную технологию по тугоплавкой стали, системам радарного наведения, новым достижениям в области связи и передовым методам производства бетона.

Зарегистрировав в гостинице членов делегации, Винн прошел в номер Пеньковского. Когда Винн вошел, лицо Пеньковского осветилось улыбкой. Пеньковский протянул руки, сжал Винна за плечи и сказал:

— Мне не верится, Гревил. Мне просто не верится^{61}.

Винн сказал Пеньковскому, что первая встреча в Лондоне с представителями американской и английской разведок состоится вечером прямо в «Маунт Роял». После приема в честь приезда и обеда кто-нибудь из англо-американской команды поднимется в его комнату и проводит на встречу в конспиративный номер. Пеньковский согласился прийти вечером на встречу^{62}.

Тем временем в МИ-6 рассматривали содержимое пакета, который Пеньковский вручил Винну в машине. Англичане сразу сообщили тем, кто поведет беседу, что в материалах были даны описания и схемы последних советских ракет и пусковых установок. Возбужденные члены спецгруппы никак не могли дождаться ночи. После ужина с делегацией в «Маунт Роял» Пеньковский, сказав, что идет спать, удалился к себе.

Пеньковский пришел к себе в номер в 21.40. Его настоящая работа была еще впереди. Он прошел по коридору к лестнице на противоположной стороне гостиницы и спустился на третий этаж, где англичане подготовили 360-й и 361-й номера. Пеньковский был готов. Он расправил плечи и постучал. Человек, назвавшийся Джозефом Велком, официально поздоровавшись, пригласил его в комнату. У американца был магнитофон на батарейках, чтобы ничего не упустить из разговора, но, когда он включил его сразу после того, как Пеньковский постучал, магнитофон не работал, и американец решил не тратить время на пустые разговоры. Пеньковский звал его «господин Джозеф». Настоящее имя Велка было Джозеф Бьюлик, и чувствовал он себя так же напряженно, как и Пеньковский. Бьюлик никогда не вел более серьезного дела^{63}.

Бьюлик провел Пеньковского в 360-ю комнату и представил Шерголду, главе английской группы, который назвался Гарольдом Хейзелвудом. Майкла Стоукса, младшего члена группы Секретной разведывательной службы, представили как Майкла Феафилда. Другой американец, Джордж Кайзвальтер, сказал Пеньковскому, что его зовут Джордж Макадам. Почти весь прямой опрос Пеньковского Кайзвальтер производил сам, он же и переводил остальным.

Смежные комнаты 360-я и 361-я выходили во внутренний дворик, где не было слышно уличного шума. Сами встречи проходили в 360-й комнате, небольшой, приблизительно четыре на шесть метров, в которой стояли диван, пять стульев с прямыми спинками и маленький низкий столик, за которым собрались Пеньковский и вся англо-американская команда. 361-я комната предназначалась для инструктажа.

Кайзвальтер, который вел себя так раскованно, что друзья называли его медвежонком, спросил Пеньковского, на каком языке ему удобнее говорить — на русском или английском.

— По-русски мне объясняться намного легче, — сказал Пеньковский. — В 1953 году я окончил Военнодипломатическую академию. В 1955-м поехал в Турцию. Моим рабочим языком был английский. У меня там было много трудностей, и за последние четыре года из-за отсутствия практики я просто забыл язык. Что ж, джентльмены, давайте приступим к работе. Нам предстоит сделать много важного.

Пеньковский был одет в костюм, белую рубашку и галстук. Его рыжие волосы были тонкими и седыми на висках. Весил он около девяноста килограммов, рост — 173 сантиметра, коренастый, пропорционально сложенный, без признаков лишнего веса. У Пеньковского была благородная осанка и поведение офицера высокого звания. Его открытое лицо было умным и живым, излучающим силу.

Кайзвальтер, полноватый, в помятом костюме, постарался подбодрить Пеньковского:

— Вы знаете, теперь вы в хороших руках.

— Да, — ответил Пеньковский. — Я долго размышлял об этом. Я искал эту связь окольными путями и думаю, мне надо вам обо всем рассказать.

Кайзвальтер объяснил, что англичане и американцы получили его первое письмо с планом тайника.

— Вы имеете в виду то письмо, которое я дал двум учителям? — спросил Пеньковский. — Если бы вы знали, сколько седых волос появилось у меня с тех пор, если бы вы только дали знак, что письмо попало в нужные руки. Я так из-за этого переживал.

Бьюлик, чтобы успокоить Пеньковского, протянул оригинал его первого письма и приложенную фотографию.

Кайзвальтер сказал:

— Мы показали это, чтобы убедить вас, и я в двух словах могу объяснить, почему вам не ответили сразу же после получения письма. Мы намеренно не давали вам знать, пока не разработали самый безопасный способ передачи материалов, которые вы хотели нам вручить. Это было сделано исключительно в целях вашей безопасности.

Пеньковского это не успокоило.

— А если по-дружески предположим, что вы мне не поверили? Это было бы самым болезненным и неприятным для меня.

— Нет, все совсем наоборот, — уверил Кайзвальтер.

Пеньковского это не очень убедило, и он продолжал изливать свои тревоги:

— Я постоянно подвергал себя большой опасности. Я ожидал, что буду принят американским представителем — почему именно американским? Поскольку моим хорошим другом был военный атташе в Турции полковник Чарльз Пик, еще я был знаком и с другими американцами, среди которых военно-морской и военно-воздушный атташе. Благодаря их дружбе мне хотелось организовать с помощью полковника Пика некий план на будущее, который я уже разработал, но, к сожалению, незадолго до моего отъезда умер отец жены полковника Пика, и они с женой улетели в Америку на похороны. Ни с кем из других атташе я говорить не хотел, поскольку не был близко знаком. Кроме того, когда я уезжал из Турции, то надеялся туда вернуться. Я думал, что еду в отпуск, но меня обманули и обратно уже не отправили.

Кайзвальтер изложил Пеньковскому ряд оперативных требований, которые надо было выполнять. Первым и наиболее важным соображением безопасности Пеньковского, утверждал он, должно было стать абсолютное исключение любых нелегальных отношений всякого порядка с Гревилом Винном и британским бизнесменом, которого Пеньковский попросил взять документы в Ленинграде. Все контакты должны были ограничиться официальными встречами, связанными только с работой.

Пеньковский внимательно слушал. Затем произнес:

— Вдобавок у меня была связь с одним канадцем, которого нужно заставить держать язык за зубами. Он оказался очень несерьезным человеком.

— Нам известно о нем, — ответил Кайзвальтер. — Он был сотрудником в представительстве торгового атташе при канадском посольстве.

— Я дал ему пакет и попросил передать его в американское посольство, — объяснил Пеньковский. — Я сказал ему, что у него лицо честного человека. Он гражданин Канады, патриот и по-дружески относится к американскому народу. Он взял его и пообещал передать. Прошел день. Канадец увиделся со мной и вернул пакет со словами: «Я не могу это передать; я не знаю вас, а цель моего пребывания здесь — только торговля». А я размечтался, что он передаст пакет. Можете себе представить, насколько я был подавлен, когда ушел от него[12].