Позже появились Рохелио с Эрлиндой и Роке с Пабло.

Роке извинился перед Розой: Паулетта перед самым выходом плохо себя почувствовала, и они решили, что ей лучше остаться дома. Роке передал Розе подарок Паулетты: большую серебряную брошь в виде кактуса. Роке тут же приколол его Розе на лацкан элегантного темного костюма.

— Какая красивая брошь! — воскликнула она; расцеловав Роке и Пабло.

— Не красивее хозяйки этого прекрасного магазина! — ответил Роке.

Рикардо с Кандидой пожаловали последними. Рикардо расцеловал жену и, ревниво оглядев потрясающий интерьер, буркнул:

— Ничего… Мне нравится. Молодец…

Он с интересом наблюдал за снующей между гостями, то убегающей в подсобное помещение, то появляющейся Розой.

Он впервые наблюдал Розу «в деле» и, хотя не мог не отнестись уважительно ко всему увиденному, испытывал необъяснимое неудовольствие, свойственное почти всем мужьям, ревнующим жен ко всему на свете.

Весьма не понравился ему долговязый, с подпрыгивающей походкой молодой человек в свитере, джинсах и кроссовках, запанибрата, можно даже сказать, фривольно обращавшийся к Розе, которая не только не ставила его на место, но еще от всей души хохотала.

Рикардо догадался, что это упомянутый Розой дизайнер Клаудио Монтес. Он чувствовал себя здесь как дома, могло показаться, что он — хозяин этого магазина. Впрочем, он действительно мог считать себя именинником: труд, вложенный им в оформление магазина «Дикая Роза», и привлечение к нему внимания прессы превосходили его гонорар.

Рикардо сразу понял, чего стоит его талант и сколь мал гонорар за проделанную работу. И насторожился — не из любви ли к прекрасным Розиным глазкам пошел он на столь невыгодное для модного дизайнера дело.

Рикардо был близок к истине. Конечно, Клаудио при всем внешнем легкомыслии никогда не позволил бы себе поставить Розу в сомнительное положение. Но она действительно нравилась ему своей открытостью, жизнелюбием и нежностью, которые сегодня все реже и реже встречаются в «добропорядочных» кругах.

Кандида, всплеснув руками, тихо сказала:

— Просто чудо! Роза, я никогда не бывала в таких сказочных магазинах! Бедная Дульсина! Она не может все это увидеть! Она просила пожелать тебе успеха…

На телевизионном подиуме диктор вел репортаж об открытии магазина декоративных растений, который, по его словам, явится бастионом экологии в отравленном пространстве федерального штата.

Друзья Розы из «затерянного города», возглавляемые Каридад, как могли помогали гостям. Сама Каридад вместе с Томасой, в дивных больших шалях с национальной вышивкой, обносили гостей маленькими сандвичами и напитками.

Со всех сторон сыпались поздравления Розе, которая, зардевшись, благодарила.

Рикардо усмехнулся, услышав, как она отвечала на вопросы корреспондента одной из газет.

— Таким образом, вы хотите изменить облик наших жилищ?

— Я попробую это сделать.

— Как же?

— Мне кажется, что я могла бы привлечь специалистов…

— Каких специалистов?

— Ну, которые давали бы советы, в каком помещении какие растения нужнее всего…

— Донья Роза, откуда у вас желание заняться именно этим видом деятельности?

— Не знаю, — задумалась Роза. — Может, потому мне захотелось иметь дело с растениями, что в том квартале, где я выросла…

— В каком именно?

— В «затерянном городе» так мало было зелени и нам приходилось играть не в парках, а на грязных пустырях… Верно, Палильо? — спросила она у стоявшего рядом толстяка с розой вместо лица.

— Ага! — ответила «роза».

— В следующем месяце мы с мужем поедем для консультации со специалистами и для отбора новых растений в Ботанический сад в Гвадалахару…

Заметив Рикардо, она, широко улыбнувшись, поманила его, приглашая подойти, но Рикардо, сделав знак, чтобы она обошлась без него, скрылся за спинами гостей.

Близилось начало спектакля.

Гости расселись около одного из подиумов. Погас свет.

С улицы сквозь витрину смотрели на происходящее внутри зеваки, среди которых была Нурия.

На авансцену второго подиума перед занавесом, на котором был нарисован сад в стиле бельгийского сюрреалиста Поля Дельво, вышел дон Анхель. Он обратился к гостям:

— Открытие этого магазина «Дикая Роза» стало возможным исключительно благодаря стараниям его хозяйки сеньоры Розы Гарсиа Линарес, которой помогли средствами ее мать сеньора Паулетта Мендисанбаль и ее супруг сеньор Рикардо Линарес…

Гости захлопали, ища глазами упомянутых героев. Розу нетрудно было разглядеть, так как она стоя наблюдала за происходящим, а Рикардо привстал, раскланявшись во все стороны.

— Мы сожалеем, — сказал дон Анхель, — что сеньора Мендисанбаль не смогла присутствовать на открытии. Впрочем, она присутствует в лице нашей Розы!

Он первым захлопал, а Роза, чуть не подпрыгнув от восторга, снова — безуспешно — стала искать глазами Рикардо.

— Мы решили порадовать вас, — голосом опытного конферансье продолжил дон Анхель, — отрывком из несравненной пьесы «Дочь Раппачини» нашего лауреата Нобелевской премии сеньора Октавио Паса.

Раздались дружные аплодисменты и довольные голоса.

— Для этого мы пригласили, — сказал дон Анхель, — студентов университета. Нам показалось уместным показать на открытии магазина декоративных растений отрывок из этой, с позволения сказать, «ботанической» пьесы.

Занавес раскрылся. В самом его центре стояло дерево, на котором висели раскрашенные Клаудио воздушные шары, изображавшие диковинные ядовитые плоды.

Знала бы Роза, какой сюрприз приготовила ей Дульсина руками Нурии и Малены, следившей за происходящим сквозь щель в перегородке.

Студенты играли с вдохновением.

Нежная Беатрис, заточенная в саду своего отца Раппачини, где росли только выведенные им смертоносные растения, печально сетовала, глядя на злодея отца:

— Я довольна своей судьбой и радуюсь этому саду, этим растениям — с ними мы одна семья! И все же иногда мне хотелось бы, чтобы у меня была… роза — я бы нюхала ее, и жасмин — я бы украсила им волосы, и маргаритка — я бы обрывала ее лепестки, чтобы она не подожгла мои руки…

А Малена, глядя сквозь щель в перегородке, предвкушала скандал, который вскоре должен был разразиться…

Старик Раппачини (его играл студент с приклеенной белой бородой звездочета) отвечал, смешно шепелявя, неразумной дочери:

— Розы, маргаритки, фиалки, гвоздики! Похолодает — и они пожухли. Легкий ветерок — и они облетели! А наши цветы бессмертны.

— Отец! — мечтательно воскликнула Беатрис (ее играла студентка-толстушка, раздавшаяся не от ядов, а от чрезмерного употребления мучного). — В тех садах жужжат бирюзовые жуки и желтые пчелы, в траве стрекочут сверчки и цикады… А в нашем — ни птиц, ни насекомых, ни ящериц, которые греются на изгороди, ни хамелеонов, ни голубей…

Согласно замыслу студента-режиссера в этот момент за деревом появились фигуры, закутанные в ядовито-желтые плащи, с жердями в руках. К концам жердей были прикреплены чучела голубей, в клювы которых были вставлены острые иглы. В задачу фигур входило проткнуть клювами воздушные шары, после чего голуби должны были «замертво» упасть к ногам Беатрис…

«Начинается!» — с волнением подумала Малена в своем укрытии, еще раз мысленно отдав дань восхищения Дульсине, которая предусмотрела даже «обратную» подмену баллона со слезоточивым газом на тот баллон, который всегда стоял в магазине игрушек.

«Сейчас глотнут газика!» — обрадовалась Нурия, наблюдавшая за происходящим с улицы…

Диктор, который вел репортаж из магазина, патетически воскликнул:

— Голуби слетаются к отравленным плодам Раппачини, с которым так и хочется сравнить некоторых промышленников, отравляющих газами жизнь жителям нашего древнего города Мехико!

То, что произошло вслед за этими словами, еще долго рассказывали гости магазина и телезрители…

«Голуби», как ошалелые, набросились на «плоды» сада Раппачини, которые, лопнув, обдали зрителей гнусно пахнущим слезоточивым газом! Люди закашляли. Послышались панические крики. Первые гости ринулись к выходу. Началась давка…