— Пабло, давай чаще видеться! — воскликнула Роза. Из-за выпитого вина у нее немного заплетался язык. Она потянулась через стол, свалив некоторой своей выпуклостью бутылки, обняла брата и расплакалась:

— Пабло, не покидай меня!

Прослезился и Пабло.

— Роза! Я так рад, что ты у меня есть!

На грохот упавших бутылок прибежал бармен.

— Что вы себе позволяете! — крикнул он.

— Пошел вон! — ответил Пабло.

— Тут люди отдыхают! Пьяным здесь не место!

— А зачем вином торгуешь!

— Поговори у меня! — набычился здоровяк бармен.

— Пабло! Двинь ему! А то я сама его прибью, как таракана! — закричала Роза.

Рука Пабло была уже в пути: не раздумывая, он нанес бармену хлесткий прямой в подбородок, отчего бармен под углом в сорок пять градусов поехал задом наперед к стойке, обрушившись на нее всей тяжестью своего, по-видимому, девяностокилограммового тела.

Все это видел тот самый друг Рикардо, который однажды уже лицезрел заварушку с Розой в таверне «Твой реванш».

— Ну и паскуда же эта жена моего друга Рикардо! — сказал он своей спутнице. — Помнишь, какой скандал она тогда учинила в «Твоем реванше»?..

Пабло, схватив Розу за руку, ретировался, бросив по пути крупную ассигнацию в обалденное лицо бармена.

Они долго бродили по парку. Дождь измочил их до нитки. Они сидели у пруда и бросали камешки в воду.

Казалось, им хотелось восполнить утрату времени, в котором они могли быть вместе.

— Пабло, я вдруг представила, какой ты был маленьким, — сказала Роза. — Я бы тебя так любила! Я бы тебя с рук не спускала! Я бы тебе такие кисели-атоле варила!

— Розита, сестренка моя родная! — тихо сказал Пабло, смахивая слезу. — А я бы зубы повышибал всем, кто тебя обижал!

— Значит, и себе тоже? — воскликнула Роза, вспомнив его приставания, когда они еще не ведали, что их связывает родство.

Пабло горько усмехнулся.

— Смерть мамы примирила нас…

Теперь Роза не сомневалась — она беременна.

Счастью ее не было предела. И все же она не решалась сказать об этом Рикардо. Матушка Томаса корила ее за это:

— Этот младенец, который появился в тебе, не одной тебе принадлежит.

— Вот пойду к врачу, проверюсь и тогда скажу ему.

— Кого бы ты хотела, Роза, мальчика или девочку? По мне бы, лучше мальчик.

— Что я, магазин младенцев?! — рассердилась Роза. — Кто родится, тот и родится. Только бы не лягушка.

— Бог мой! Так ведь пора подгузники, пеленки и бельишко готовить! Время быстро пролетит. Оглянуться не успеешь, как придется рожать!

— У Кандиды детского белья на несколько детских садов хватит.

Она рассказала о том, что беременна, Рикардо.

Он сдержанно улыбнулся, и это насторожило Розу.

— Ты не рад, что у нас будет ребенок?

— Роза, конечно, рад. И это известие тем более заставляет меня серьезно поговорить с тобой.

— Снова что-нибудь примнилось?

— Ты ни в чем не хочешь мне признаться?

— Что за манера общаться с родной женой! — вспылила Роза. — Если тебя грызут какие-то сомнения, выкладывай!

— Мне не нравится этот тон, Роза!

— Хорош разговор в тот момент, когда жена рассказывает мужу о том, что забеременела от него!

— Пойми меня, для того чтобы я мог радоваться сполна, я не должен то и дело подозревать тебя!

— Что еще?

— А то, что я постоянно слышу о тебе всякие… — Рикардо замолчал.

— Говори же! Выкладывай, если не трус! — топнула ногой что было сил Роза.

— Хорошо… — сказал, помолчав, Рикардо. — Помнишь тот инцидент… В таверне у Сорайды?

— Опять! — закатила глаза Роза.

— Да, опять, — повысил голос Рикардо. — Один мой друг видел тебя там, и его версия расходится с твоей.

— Значит, слова жены для тебя тьфу! — воскликнула, закипая, Роза. — А вот россказни какого-то твоего сомнительного друга, у которого нет денег на приличный ресторан, так что ему приходится таскаться по дешевым тавернам…

— Ты не имеешь права так отзываться о моих друзьях! — крикнул, побледнев, Рикардо. — Тем более что он видел тебя пьяную с другим кавалером в парке Чапультепек!

— Ты этого дружка своего специально приставил, чтобы он за мной шпионил? — спросила с усмешкой Роза.

— Роза, я с тобой серьезно разговариваю. Как с супругой Рикардо Линареса, а не как с «Дикаркой» из «затерянного города»!

— Ну-ну, давай, выкладывай! — язвительно сказала Роза.

— И этот мой друг видел, — чуть спокойнее сказал Рикардо, — как твой… воздыхатель затеял пьяную драку с барменом, а ты подзадоривала его!

— Не сказал ли тебе твой дружок…

— В отличии от тебя у меня нет дружков, у меня есть друзья! Это понятно?!

— Не сказал ли тебе этот твой друг, что моего воздыхателя зовут Пабло? И еще! Не напел ли тебе этот твой сраный друг…

— Как ты смеешь!..

— А как ты смеешь подозревать свою жену в измене! Если ты такой ревнивый, ступай к врачу! Говорят, ревность признак шизофрении!

— Однако в каком университете тебе удалось почерпнуть столь передовые знания?

— В книге «Психология женщины»!

— Так это про вас, женщин!

— Повторяю! Ревность это твоя проблема!

— Да, моя! Поэтому что я ответствен за тебя! И… за ребенка, который… является… моим.

Нерешительность, с которой Рикардо произнес конец фразы, взбесила Розу:

— Не твой он!

Рикардо побледнел.

— Ах так…

— Этот ребенок от тебя, но не твой он! А мой! Мой! Мой…

Роза теряла сознание, она понимала это и боялась упасть. Сделала несколько шагов в сторону двери и — рухнула на ковер.

Рикардо бросился к жене, поднял ее и понес в ее комнату.

Еле слышно Роза прошептала.

— Тебе не стыдно? — И, закрыв глаза, добавила: — Этот «воздыхатель» Пабло мой брат…

— Дева Гваделупе! Что с ней? — закричала Томаса, увидев Розу на руках у Рикардо.

— Проследите за тем, как она дышит, а я вызову машину «скорой помощи.

Верная Леопольдина в мельчайших подробностях пересказала Дульсине жаркую ссору Розы и Рикардо.

Ее излюбленным местом для фиксирования происходивших в кабинете бесед была вторая дверь, выходившая в полутемный коридорчик, который вел к туалету.

Она всегда узнавала вовремя отпрянуть и, метнувшись в туалет, тихо запереться там, да еще спустить для отвода глаз воду.

Этот маневр был доведен ею до совершенства.

Место с акустической точки зрения было идеальным. Впрочем, острый слух шпионки никогда не подводил, даже если ей приходилось «работать» на известном расстоянии. Можно было с уверенностью сказать, что все звуки дома стекаются в ее уши, чуть оттопыренные, но красивые.

Лишь изредка Леопольдина вспоминала ту пору, когда счастливой девчушкой носилась по холмам в своей родной деревне.

Видя ее в постоянном черном облачении, никто не мог бы предположить, что была она в ту пору веселой хохотушкой, пятой дочерью в семье неудачливого фермера-ранчеро.

Обыденная сельская жизнь рано наскучила ей. А в иную жизнь вступила она, когда ее лишил того немногого и невосполнимого, что есть у всех женщин от рождения, сын лавочника Клементе.

Ей ничуть не было стыдно, когда она вспоминала, как отдала самое свое большое богатство за большущую плитку шоколада, с которой все и началось. Смазливый красавчик Клементе, подарив ей эту плитку, пообещал дать еще одну, но, разумеется, не в лавке, а в овраге за выпасом.

Он был аккуратным, этот Клементе, и захватил с собой подстилку, которую разостлал в густой заросли дрока. Леопольдина не сопротивлялась, она была с детства любопытна. Позволила себя раздеть и сделать с ней то, что так тупо делали кони и быки с лошадьми и коровами.

Небольшую боль она зажевала шоколадом.

Предусмотрительный Клементе обтер ей измазанные шоколадом губы и попросил никому ни о чем не рассказывать. Она была сметлива и сама понимала, что дома, если там прознают о ее шоколадном похождении, ей не поздоровится. Девственность была ее единственным приданным.