Обменяв в кассе денежную бумажку на груду жетонов, я опустил их один за другим в щель на приборной панели машины и включил зажигание. Электроль - прекрасная штука, если к тому же хорошо его водить. А я отлично его водил: научили в свое время. Чему меня только не научили! Я вывел его со стоянки, развернулся на площади и нырнул в туннель, который доставил меня на широкую - идеальное покрытие! - магистраль, протянутую прямо по крышам домов. Где-то внизу город жил своей «пешей» жизнью, а здесь, на двухсотметровой высоте, царствовала скорость - всесильная госпожа нашего времени: «Пользуйтесь электролями - они сэкономят вам кучу времени!», «Драг-сода - удобно, дешево, быстро!», «Автоматы Стриббинса - делайте свое время», «Самый быстрый сон - сомниферы Пенна!». Быстро, все быстро: быстро есть, быстро передвигаться, быстро спать, быстро жить, не успеешь оглянуться - поезд уйдет, и ты останешься один на пустой станции, догоняй, пытайся - где там!

Я бросил электроль в центре города, где среди множества световых табло разглядел нужное - Мил-тон-отель. Скоростной лифт доставил меня вниз, и я вышел на широкую улицу - в пеструю толпу, в разноголосицу, в суету и спешку, растворился в ней, потерялся - попробуй найди.

Отель я разыскал быстро: мигающий неон вывески украшал стеклянные двери под бетонным козырьком, а швейцар довершал впечатление благополучия и респектабельности, которое должно было ошеломить восторженного провинциала, не приученного к мягким коврам, таинственному полумраку в просторном холле, светомузыке на белой стене и королю-портье, вручившему мне ключ от царских палат в две комнаты на тридцать втором этаже.

Не знаю, как царь, но я своими палатами остался доволен: стандартные удобства, в меру микрофонов - в приемнике и в настольной лампе, хитрое кнопочное устройство, вызывающее горничную или официанта, включающее телевизор и часы и меняющее цвет оконных стекол - от белого до темно-синего.

Я сделал окно розовым, достал из чемодана заглушки, блокировал микрофоны и пошел в душ.

Не помню, сколько я там плескался - не отмечал времени, - но, должно быть, не менее получаса, потому что, когда вошел в комнату, в пепельнице на журнальном столике лежало четыре окурка. В кресле у окна сидел человек и с усмешкой смотрел на меня. Я узнал его: это был тот самый длинноногий субъект из поезда, мой спутник-соня, безобиднейший из безобидных - ах я кретин, просмотрел-таки слежку…

- Ошибаетесь: я не следил за вами.

- Вы еще и мысли умеете читать? - полюбопытствовал я. - А не только открывать чужие замки?

- Здешний замок любой мальчишка откроет - наука нехитрая. - Он широко улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых зубов - вставные, что ли? - А ваши мысли угадать нетрудно: вряд ли вы не заметили меня в поезде.

Я уже внутренне обрадовался: шпагу в руку - и на дорожку, мой выпад, господа!

- Чему обязан?

- Бросьте, Лайк, я не провокатор и не ищейка. «Новости» за семнадцатое апреля вы не сможете получить в «Семи футах». Энтони провалился, Линнет не знала об этом. Его взяли вчера люди Бигля. Слышали о таком?

О Бигле я, конечно, слышал: один из столпов безопасности. Системы, контроль над снами и всякое такое. Сволочь, не лучше Тейлора. Энтони провалился - Бигль знает свое дело, - это сильно осложняет обстановку: я теряю явку. А тип в кресле и вправду телепат, словно подслушивает мысли.

- Я знал о вашем прибытии и вел вас от космодрома, боялся слежки.

- Почему же не предупредили Линнет? - Я уже почти верил этому усталому человеку - лет под пятьдесят, мешки под глазами, седина, - но все же старался задать вопрос побезобиднее: если он знает пароль, бармена из «Семи футов» и Линнет, то я ничем не рискую, если покручусь вокруг этих сведений.

- Я предупредил ее, но вы уже были в таможне.

- А зачем такая таинственность? Почему мы не могли поговорить в вагоне?

- Вы любите рисковать? Я - нет.

- Кто же вы? Мне надоела эта игра в вопросник.

- Лишних вопросов больше не будет. Я не Тейлор. А мое имя Мак-Брайт. Для друзей просто Джеффри. Профессия - коммивояжер. И еще я ваш связной.

- С кем?

- Со сламом.

Я сделал вид, что не понял.

- С чем это едят?

Мак-Брайт снова засмеялся. Что его так веселило?

- С чем едят? С лазерами. С пистолетами. С листовками. На любой вкус приправа…

Что ж, понятно: сопротивление или подполье, здесь это называется сламом, я знал о нем. У Центра есть свои люди в здешнем сламе. Быть может, Мак-Брайт - один из них: я не любопытен, а мне не сочли нужным сообщить координаты агентов. Правда, шеф говорил о человеке, который, быть может, - он подчеркнул осторожное «быть может» - появится, но потом, позже, когда я акклиматизируюсь в этом раю. А если «позже» уже наступило? Энтони арестовали, явка провалена, и осторожное «быть может» превращается в железное - «непременно».

А раз так, то Мак-Брайт и есть тот самый незнакомец, «приходящий позже». Я уже мог не ломать комедию.

- Вы явились вовремя: я совсем было нацелился в этот проклятый бар.

- А вы сходите туда: прекрасный бар, рекомендую. Вкусно кормят - без всякой химии, гипномузыка. Сходите, сходите, лучшего места для первого вечера не придумаешь. И Линнет захватите: будет с кем танцевать.

- Вы думаете, они сняли слежку?

- Они ее и не ставили. Бедняга Энтони погорел буквально во сне: не терпел сомниферы.

- Значит, бар чист?

- Наконец дошло! Чист, чист, как напиток, который вам сегодня там подадут. Выпейте его за мое здоровье. - Он встал, высокий, сутуловатый, по-прежнему улыбающийся (интересно, будет ли у меня когда-нибудь такая же выдержка?). - Мне пора, не провожайте, не надо, чтоб нас видели вместе. - И уже у двери обернулся, сказал вполголоса: - Меня не ищите, я сам вас найду, когда будет нужно. Линнет скажите только, что я был у вас.

- Некто без фамилии?

- Я же назвался: Джеффри Мак-Брайт. Конспирация - хорошая штука, но Линнет меня знает. И еще вы теперь. Поняли?

Я понял, все понял. Или, вернее, почти все. И, главное, я не один здесь: за спиной у меня Мак-Брайт, видимо, разведчик высокого класса. За спиной у меня Линнет: я ей позвоню сейчас, договорюсь о встрече. За спиной у меня слам…

Что знал я об этой организации? Вероятно, больше, чем заправилы Системы. Да и не знают они ничего, разве только что слам существует. А где, кто, когда, с кем - рады бы изведать, да в коленках слабы; систему конспирации в сламе хоть в учебнике описывай, если будет когда-нибудь такой учебник. Есть, конечно, и провалы - ни одно действующее подполье от этого не застраховано, - но проваливаются люди - пятерки, десятки, сотни, наконец, а слам живет, борется, растет.

Кто они? Красные? Нет, это слово давно стало пугалом в Системе Всеобщего Контроля. Не для властей - увы - для обывателя, который барабанит свои шесть часов на службе, жует химию и запивает химией, смотрит по телевизору мелодрамки, а по ночам видит сны, подсказанные Каталогом.

Официальная пропаганда медленно, но верно делала свое черное дело. Старыми методами? А зачем их отменять, если они по-прежнему действенны. Красные хотят сделать все общим, отобрать у бедного труженика домик, жену, дочку, телевизор, машину? Хотят, хотят! Так опасайтесь их, кидайте в них камни, они ваши враги! Партия давно уже ушла в подполье, но решение объединить всех недовольных в одной организации пришло не сразу. Оно встречало сопротивление даже у тех, кто понимал: при существующем режиме тотального террора и сыска не выжить даже в подполье. И партия сплотила в трущобах, в сламе сотни тысяч людей, которые боролись за свободу и счастье, за право жить и работать по-человечески.

Великая штука - равновесие, конечно, устойчивое равновесие: шар в лунке - старый пример из учебника физики.

Две глыбы - две системы, и живут люди… Устойчивое равновесие? Вздор, оно неустойчиво, пока существуют ложь и насилие, пока жизнь человека в Системе Всеобщего Контроля - ах, процветание, ах, земной рай! - не человеческая жизнь.