Кроме того, сэр Роберт был одним из ближайших паладинов короля Гийома, отслужив ему больше десяти лет после битвы при Варавиле. Я считал странным, если не сказать больше, что нашлись засранцы, столь яростно возмущавшиеся человеком, служившим Гийому верой и правдой так долго. С другой стороны, их было немало, и я понимал, что все они озабочены лишь собственным продвижением, а не благом королевства.

-Сегодняшняя ночь похожа на ту, когда мы взяли Майен пять лет назад, - вдруг сказал Жерар. - Помнишь?

Я сражался в столь многих битвах, что большинство их них было размыто в моей памяти, но я помнил кампанию. Она затянулась до поздней осени, а, может быть, даже и до зимы. Я был уверен, потому что помнил мешки с зерном нового урожая, которые мы захватывали во время рейдов, и я помнил, как темнели и падали листья с деревьев вдоль дороги. Но, как ни странно, картины битвы за сам город не приходили на ум.

-Я помню, - ответил Эдо. - Это было в ноябре, мы тогда взяли последний город в той войне. Мятежники отступили и укрепились за стенами.

-Точно, - согласился Жерар. - Они рассчитывали на долгую осаду, но герцог Гийом знал, что они хорошо обеспечены. - Он откусил кусок от своей краюшки, потом вытер рот грязным рукавом. - А нас было четыре тысячи голодных ртов посреди разоренной долины, где даже мыши не поймать.

-Так что у нас не было выбора, кроме как атаковать, - сказал Эдо. Улыбка вспыхнула на его худом лице. - Да, я помню. Мы напали в тот же вечер и взяли город еще до того, как их господин изволил приготовиться к бою. - Он засмеялся и посмотрел на нас.

Я покачал головой; пять лет - это долгий срок. В то время мне было двадцать зим, и как у всех юнцов, голова моя была занята мыслями о славе и военной добыче. Я рвался убивать; я даже не пытался притормозить и разобраться, за что и почему воюю, просто выполнял приказ.

Фулчер рядом со мной зевнул и зябко поежился.

-Чего бы я ни дал, чтобы оказаться сейчас под боком у моей подружки.

-Я думал, ты отправил ее обратно в Лондон, - сказал я.

-Вот именно, - ответил он. Он сделал глоток из своего бурдюка. - Я сказал ей, давай оставим в покое нортумбрийцев в их никчемном захолустье. На этой земле нет ничего, кроме холмов, деревьев и овец. - Я не расслышал в его смехе веселья. - И дождя.

-Это земля короля Гийома, - напомнил я ему. - И сэра Роберта, раз он стал графом.

-Это значит, нам никогда не выбраться из этой дыры.

-Да скоро ты увидишь свою женщину, - сказал я, устав от его нытья.

-Тебе легко говорить, когда твоя Освинн ждет тебя в Дунхольме, - продолжил Иво.

-Ну, конечно, если кто-то другой о ней не позаботился уже, - добавил Это, ухмыляясь.

Если бы я не был таким сонным, я бы придумал, что ответить, но вместо этого я просто посмотрел на него. Я не был настолько молод или глуп, чтобы возомнить, что я люблю Освинн, или она любит меня; она была из Англии и едва ли могла сказать пару слов по-французски или по-бретонски, я же почти не говорил по-английски. Но все равно она была моей женщиной, и я молил Бога о ее безопасности. Возможно, Эдо шутил, но в такую ночь, как эта, когда вино и медовуха текли рекой, я знаю, как высоко может встать мужской член, и как трудно победителю в захваченном городе справиться со своей похотью. Для них сегодня найдется немного женщин: только те, что пришли на север с армией. Солдатские жены и подруги. Женщины вроде Освинн.

Была своего рода дикая красота в ее волосах, которые она носила распущенными, а глаза казались такими темными и манящими, что притягивали к себе взгляды мужчин, где бы она ни появилась. Не раз мне приходилось силой клинка доказывать ее добродетель. Я опасался оставлять ее одну и поэтому заплатил Эрнесту и Можэ, и еще паре парней из моего отряда, чтобы они воздержались от грабежа и охраняли дом, который я занял для нас. Оба были опытными вояками, сражались под моей командой еще при Гастингсе, и я был уверен, что найдется мало желающих бросить им вызов. И все же я с нетерпением ждал утра, когда я смогу вернуться к ней.

Я проглотил последний кусок хлеба, зашнуровал мою седельную сумку и перекинул через плечо ремень щита.

-По коням, - скомандовал я, взобрался на спину Ролло и выдернул копье из земли. - Едем дальше.

Мы продвигались по-прежнему на запад. Здесь недавно были сильные ветра, и нам несколько раз пришлось объезжать поваленные деревья. Несколько раз тропа исчезала в камнях, и нам приходилось поворачивать, чтобы найти ее снова. Мы не знали этих краев и сильно рисковали заплутать в лесу.

Но враг должен был слышать нас. Они поймут, что надо держаться подальше от дорог; скорее всего, они уходят малыми группами. Англичане могли находиться меньше, чем в ста шагах от нас, когда мы проезжали мимо.

Я чувствовал, как в груди разгорается гнев. В этом лесу мы были нужны не больше, чем собаке "здрасте", сэр Роберт послал нас только для того, чтобы показать прочим лордам, что он не теряет бдительности. И все же, если мы вернемся до рассвета без оперативных данных, мы бросим вызов его власти и подвергнем сомнению свою верность сюзерену.

Я стиснул зубы и ехал молча. Я был с Робертом с четырнадцати лет (в те времена он был немногим старше меня нынешнего) и прекрасно был знаком со щедростью лорда, который хорошо лечил верных людей от ран и хорошо награждал их серебром, оружием и даже лошадьми. Это от него я получил Ролло, на котором сейчас ехал: сильный, выносливый и надежный конь, который прошел со мной несколько компаний и множество сражений. А главное - сэр Роберт давал своим самым преданным вассалам землю, и я, как один из тех, кто вел его отряды в бой и не раз спасал его жизнь, скоро должен был получить достойную награду. Я был терпелив, как и должно, и благодарен за все, что получал от него, и за все эти годы у меня редко находилась причина для возмущения. Но сегодня я морозил задницу в мокром лесу, вместо того, чтобы пить мед с остальными лордами у очага в общем зале.

От этих мыслей меня отвлек звон церковного колокола.

-Что это? - Спросил Эдо.

В ударах колокола не было никакого ритма, только беспорядочное столкновение разных звуков. Звуки летели через реку со стороны города, и я нахмурился; первой мыслью было, что какие-то счастливчики так нажрались, что полезли на колокольню. А потом звон прекратился так же внезапно, как и начался.

Я натянул поводья, и Ролло остановился. Он фыркал, его дыхание превращалось в пар в холодном воздухе. Ночь была тихая, и все, что я мог слышать, это мягкий стук дождевых капель по земле и скрип веток на ветру. И тогда звон начался снова: долгие равномерные удары, долетающие, казалось, до самых дальних холмов.

Желудок болезненно сжался. Я уже слышал раньше такой колокол.

-Надо возвращаться в город, - сказал я. Я потянул повод и, неуверенный, что меня услышали остальные, крикнул: - Возвращаемся!

Я вонзил пятки в бока Ролло. Он поднялся на дыбы, я наклонился вперед, и как только он поставил передние копыта на землю, мы взлетели вверх по склону, откуда недавно спустились. Копыта стучали, земля гудела. Я гнал его все быстрее, не оглядываясь на скачущих за мной. Вверху дождь хлестал сильнее, он просачивался сквозь кольчугу, туника и штаны прилипли к телу. По сторонам мелькали деревья, а я все смотрел на восток, за реку, пытаясь разглядеть Дунхольм, но за переплетением древесных стволов и ветвей не видел ничего.

Зов военного рога раздался над холмами, воющий звук дважды пронзил ночной воздух. Сигнал тревоги.

Внезапно земля ушла из-под ног, и я мчался вниз по склону в сторону реки. Мы приблизились к опушке; теперь все три каменных арки моста находились в поле зрения. Ветер дергал меня за плащ, он дул с севера и нес с собой ритмичный гул: такой звук могли издавать сотни копий, которыми барабанят в щиты. Звук, с которым я слишком хорошо был знаком. Впервые я услышал его при Гастингсе, когда стоял у подножия холма и смотрел вверх на тысячи англичан, выстроившихся со своими щитами и оружием вдоль гребня; каждый из них вызывал нас идти к ним и умереть на острие их копий.