-Я служил рулевым на корабле Конрада. После осады я оставил службу у него и перешел к Мале.

-Как это было?

-Дома разграбили и сожгли, полгорода было стерто с лица земли. - Сказал Обер, глядя в туман пустыми глазами. - Женщин насиловали, мужчин и детей убивали на пороге их дома. Запах смерти стоял повсюду: в замке, на улицах, во дворах. Ты не видел ничего подобного.

-Я был при Гастингсе, - сказал я с внезапной обидой. - Я видел, как тысячи людей погибли в один день от мечей и копий. Ты думаешь, я не знаю, что такое бойня?

В моих ушах снова зазвенели крики товарищей. Я видел, как кровь стекает по склону холма, и после целого дня битвы уже было не важно, кровь ли это друзей или врагов.

Капитан отвернулся.

-Ты живешь мечом, - сказал он. - Это совсем другое.

Меня охватило чувство вины, потому что я не хотел быть грубым с ним. Он видел слишком много для человека - любого человека, чья жизнь не была подобна моей.

-Он должен был сдаться раньше, - сказал я.

В те дни Гийом Нормандский имел репутацию жестокого военачальника, преданного друзьям, но беспощадного к тем, кого считал врагами. Со стороны Конрада было глупо бросать ему вызов.

Обер покачал головой.

-Эта война лишила его разума, - сказал он. - Несколько дней он даже не выходил из своих покоев. Он ни с кем не хотел говорить и вряд ли что-то ел, хотя пил, как лошадь. - Капитан сплюнул за борт в реку. - Когда он наконец пришел в себя, для города было слишком поздно.

Я вздохнул. Даже когда я впервые услышал эту новость, я был зол не на норманнов - в конце концов, как можно жить без войн - а на нашего собственного графа, за измену своему народу, за приглашение врага в Динан.

-И все же, вода приходит и уходит, - сказал Обер. - Пять лет - это большой срок. И сейчас все мы на одной стороне, да?

-Да, - спокойно ответил я.

Конрад был мертв - уже достаточно давно - и вражда между нормандцами и бретонцами похоронена надолго.

Капля дождя ударила меня по щеке, тяжелая и холодная. Последний свет дня почти выцвел, и я уже чувствовал ночной холод, поднимавшийся к бортам корабля вместе с густой пеленой речного тумана. Капли застучали чаще, и я поднял капюшон плаща, чтобы защититься от них. Палуба расцвела темными пятнышками.

-Когда мы остановимся на ночь? - Спросил я.

-Если сможем, будем плыть до рассвета. Или пока светит луна, и мы можем видеть реку. Если повезет, мы как раз на рассвете достигнем Хамбре. Река здесь широкая и достаточно глубокая, не так много илистых отмелей, чтобы чего-то опасаться. Кроме того, я много раз проходил эту реку в прошлом году. Я знаю ее, как собственную жену. - Он широко улыбнулся, и я увидел, что у него не хватает нескольких передних зубов.

Я попытался улыбнуться в ответ, хотя, честно говоря, не чувствовал никакой радости.

-Быстрее! - Обер рявкнул на своих гребцов, потому что они снизили темп, пока мы с ним разговаривали. Он снова поднял барабан и начал бить в него, задавая нужный ритм. - Хватит спать, чертовы ублюдки. Быстрее!

Я посмотрел на Гилфорда, подошедшего ко мне и севшего рядом на какой-то мешок.

-Как себя чувствуют леди? - Спросил я его, поглядывая в сторону кормы, где Элис с дочерью стояли, глядя на текучие воды.

-Как и можно было ожидать, - сказал капеллан, его тон несколько смягчился, - молятся за безопасность виконта.

Он достал из-под плаща маленький хлебец и разломил его надвое - несколько сухих крошек упало на деревянный настил - затем предложил мне половину. Я с благодарностью принял ее и откусил, ощущая на зубах грубые примеси. Песчинка царапала десны, я языком передвинул ее вперед, чтобы вынуть и стряхнуть за борт.

-Как долго ты служишь ему? - Спросил я.

-Много лет, - Гилфорд наморщил лоб. - Тринадцать или четырнадцать, или даже больше, я давно потерял счет. С тех пор, как он впервые приехал из Нормандии.

-Хочешь сказать, что он жил в Англии до вторжения?

Конечно, я помнил, как Уэйс рассказывал об английской матери Мале, но я так же знал, что он дрался при Гастингсе, и потому решил, что лорд Гийом прибыл в Англию вместе с нами.

Гилфорд набил полный рот и жевал, кивая.

Меня весь день мучил один вопрос, сейчас было самое подходящее время, чтобы задать его. Я понизил голос:

-Что имел ввиду Эдгар, когда сказал, что Мале раньше был другом Гарольда Годвинсона? - Капеллан побледнел и оглянулся. - Так это правда? - Спросил я, нахмурившись. - Он знал узурпатора?

Мале был достаточно осторожен, чтобы хранить это втайне. Хотя и сейчас находилось люди и среди англичан и среди норманнов, которые с готовностью признавали, что были близки с человеком, укравшим корону. И, не смотря на это, они были в милости у короля.

-Да, знал его, - сказал Гилфорд серьезно. - Уже в то время, когда я поступил на службу к виконту, они хорошо знали друг друга. Они часто охотились вместе; я помню, однажды летом он даже сопровождал Гарольда в паломничество в Рим. - Он замолчал, лицо снова приняло обеспокоенное выражение. - Но их дружба подошла к концу три года назад. Много лет Мале ездил туда и обратно из Гравилля в свои английские поместья. Но когда король Эдуард умер, а Гарольд принял корону, он вернулся в Нормандию, чтобы присоединиться ко вторжению.

Я задавался вопросом, почему два таких близких друга так быстро стали врагами?

-Почему Мале отошел от Гарольда?

- Признаюсь, было много случаев, когда я не мог понять ход мыслей моего господина, - сказал капеллан. - И это один из них. Наверняка он был против захвата Гарольдом короны, потому что считал его поступок вероломным и беззаконным. Ведь все это произошло после того, как Гарольд поклялся быть верным вассалом герцога Гийома. Но еще раньше их дружба пошла на убыль. Я помню, они много раз встречались в те годы, и каждый раз я замечал рост разочарования или даже обиды в манерах моего господина. Я до сих пор не знаю, что же произошло между ними, что вызвало такую неприязнь.

-Ты поехал с ним, когда он вернулся?

-В Нормандию? - Спросил Гилфорд, словно мой вопрос был полным абсуродм, и меня поразил его тон. - Нет, я остался помогать в управлении его имениями на этой стороне моря.

-Значит, узурпатор не конфисковал их?

-Нет, - сказал капеллан. - Думаю, даже тогда Гарольд надеялся, что они смогут договориться, но для моего господина было слишком поздно. Казалось, в его голосе прозвучало сожаление. - Дружба была разрушена и не могла быть восстановлена.

Я молчал. Гарольд был обманщик, клятвопреступник и христопродавец; у него не было прав на трон Англии. Но даже тогда я не мог не думать: как трудно, должно быть, было Мале отвергнуть столько лет дружбы.

-Он хороший господин, - сказал Гилфорд, оглядываясь на корму, и мне показалось, что он вспоминает Эофервик, оставшийся далеко позади.

С носовой палубы донесся громкий стон; Эдо обхватил голову руками, все остальные смеялись.

Уэйс положил руки на груду камешков, лежавших в центре круга, и потащил их к себе.

-Лучше порадуйся, что мы играем не на серебро, - сказал он, сочувственно похлопав Эдо по плечу.

Женщины на мгновение повернули головы, а затем снова отвернулись к реке. Я немного поговорил с ними днем, заботясь, чтобы у них было достаточно плащей и одеял, чтобы не мерзнуть. Два раза я приносил им еду и вино, хотя они не казались голодными.

Я повернулся к Гилфорду.

-Мятежники не возьмут Эофервик, - сказал я.

Я пытался говорить уверенно, хотя в душе не чувствовал убежденности - не из-за армии под стенами города, а из-за горожан в его пределах. Я не сомневался в способностях Мале, но я не верил, что семисот человек достаточно, чтобы защитить город от внешних и внутренних врагов.

-Мятеж, это только начало, - ответил Гилфорд. - Даже если их и отгонят, летом к нам явятся датчане, и только Бог ведает, что будет потом.

-Если датчане вообще явятся, - заметил я.

-Они придут, - сказал священник.

Он встретился со мной взглядом, и я увидел, каким постаревшим он выглядит, какие у него усталые глаза. Это не была усталость долгого дня, казалось, она коренится у него глубоко в душе.