И скорее всего, страдая ужасным похмельем.

Потому что… вечеринка в честь Рождества проходит в баре «Черный бриллиант».

Это наша традиция — и полный снос башни. Джейс не экономит на ней, выставляя алкоголь с верхних полок, тонны еды из «Уиллоу», одного из лучших ресторанов Колорадо, и все виды сладостей из «Кондитерской Фло». Это закрытая вечеринка, куда приглашаются только работники, местные, завсегдатаи и члены семей.

Здесь я и нахожусь сейчас и выгляжу, если можно так говорить о себе, совершенно очаровательно.

На мне футболка с надписью «Люблю большие шары», черные джинсы в обтяжку, высокие сапоги и длинные серьги с зелеными шариками-колокольчиками, а поверх длинных, блестящих выпрямленных волос надета красная, отороченная мехом шапочка Санты.

Я на танцполе, отплясываю с Чарли Баттерсом-младшим под панк-версию «Silent Night», которую играют Райан и его друзья-музыканты. Танцевать, правда, под нее нелегко, так что мы с Чарли в основном трясем головами и прыгаем в такт. Когда песня заканчивается, группа переходит к рок-н-ролл-версии «Up on the Rooftop». Хизер танцует, покачивая волосами, у меня за спиной, и пока Райан поет, смотрит на него раздевающим взглядом, словно говоря: «Позже я тебя съем».

Как оказалось, Райан вовсе не хотел встречаться со мной. Он предложил вместе поесть, чтобы узнать, что по моему мнению подумает Хизер, если он предложит отношения ей.

И теперь они начались. Их отношения, в смысле.

Им всего двадцать четыре часа, но пока что они выглядят достаточно крепкими.

Когда песня заканчивается, я обмахиваю ладонью лицо. Мне жарко, во рту пересохло, футболка прилипла к покрытой испариной коже. Я говорю Чарли, что хочу пить, и он, показав большой палец, убегает к родителям.

С головокружительной легкостью в голове я иду через бар… и попадаю прямиком под взгляд Джейса, направленный на меня словно прицел. Стоя за баром в джинсах и темно-синей рубашке, он наблюдает за вечеринкой.

— Привет, — говорю я, подойдя к нему.

Он приподнимает подбородок.

— Еще водку с клюквенным соком?

Я уже выпила две, поэтому захмелела, но ничуть не пьяна.

— Да, спасибо.

Минуту спустя я пью коктейль и занимаюсь своим обычным любимейшим делом: наблюдаю за Джейсом.

— Все хорошо? — спрашиваю я.

Он надолго прикладывается к своему пиву — кажется, я еще никогда не испытывала такую зависть к бутылке.

— Да, все нормально.

— Ты какой-то… молчаливый в последнее время.

Нет, он далеко не Мистер Болтун, но в последние несколько дней держится особняком. С задумчивым и почти созерцательным видом.

Но по-прежнему до безумия сексуальным.

Он лениво пожимает плечом.

— Просто думаю о всяких вещах.

Хмель складывает мои губы в кокетливую улыбку.

— Да? О каких?

Вновь начинается музыка — на этот раз она льется из стерео, потому что группа ушла на перерыв, — и по залу плывет «Baby It’s Cold Outside» Дина Мартина.

Уголок его рта дергается в улыбке.

— О непристойных.

И я чуть не проглатываю язык. Никто в баре так и не обмолвился о Непристойном списке, поэтому я выбросила потенциальный позор из головы, но сейчас…

— Что? — лепечу я, и он наклоняется ближе.

— Я говорю, о всяких интересных вещах.

О. Ну да.

Конечно, он сказал «интересных» — в таком ответе есть смысл.

— Ивс, ты не против задержаться и помочь мне прибраться? Кевин уже ушел, а Хизер и Райан, похоже, немного…

Я следую за его взглядом к дальней стене, к которой прилипли моя соседка и Райан. Они лихорадочно обнимаются и целуются, найдя оптимальное применение омеле вверху.

— Немного заняты, — договариваю я за него.

Джейс фыркает.

— Да.

Хм-м… Провести еще чуть-чуть времени с Джейсом Уинтерсом наедине? Для меня это как досрочный подарок на Рождество.

— Конечно, без проблем.

Он медленно кивает, и его взгляд будто становится ярче, глубже, темнее.

— Хорошо.

Семьи с детьми уходят первыми — в конце концов сегодня канун Рождества. К полуночи в «Черном бриллианте» остаемся только мы двое. Пока Джейс прибирается в зале, я уношу на кухню оставшуюся еду и ставлю ее в холодильник, затем мою посуду и протираю столешницы из нержавеющей стали. Закончив, я возвращаюсь в зал.

Верхний свет выключен, и теперь помещение освещает лишь теплое сияние потрескивающего в камине огня, гирлянда на елке и мерцающие над баром белые огоньки. Веселую музыку сменило мягкое, чувственное мурлыкание Эймоса Ли.

На стойке лежит прямоугольная коробка, завернутая в блестящую алую бумагу и перевязанная изумрудно-зеленым бантом.

— Что это? — спрашиваю я у Джейса.

Он опускает жалюзи, и в баре становится еще уютнее и уединеннее. Кажется, будто в Алпайне — и во всем мире — остались лишь мы. Я и он.

— Это тебе, Иви. Подарок.

Я улыбаюсь — на моей коже танцуют искорки предвкушения. Мы все каждый год дарим друг другу подарки — что-нибудь милое или забавное. Я всегда с нетерпением жду подарка от Джейса. Мысль о том, что выбирая его, он вспоминал обо мне, приводит в экстаз.

Подойдя ближе, он смотрит, как я развязываю шелковый бантик, разрываю бумагу и открываю коробку.

Но когда я заглядываю внутрь, мой желудок делает кувырок, а руки немеют.

Потому что передо мной лежит Непристойный список.

Мои слова, мои фантазии… и имя Джейса, написанное моею рукой.

Внезапно он оказывается прямо рядом со мной и, окружив своим запахом, хрипло шепчет мне в ухо:

— Иви, это правда?

Мое сердце колотится так, что я почти его слышу. Дыхание вырывается короткими, частыми вздохами.

— Что именно?

— Все. То, что там написано — правда?

Одна часть меня хочет растаять от горячего укола стыда, как снеговик в солнечный день. Но другая, более сильная часть хочет рискнуть. Открыться ему, сделать прыжок в неизвестность, обнажить свою душу.

Схватить его за рубашку, крепко поцеловать и сказать, что каждое чертово слово там — правда.

Но вдруг он не чувствует то же самое? Вдруг мне придется работать потом под облаком неразделенной любви? Или хуже — вдруг Джейс уволит меня, чтобы избежать лишних проблем? Что ж… по крайней мере я узнаю наверняка, есть у него чувства ко мне или нет.

И потому я расправляю плечи, вздергиваю подбородок и смотрю прямо в его синие как полночь глаза.

— Да, это правда. Все до последнего слова. Уже очень давно, и если ты…

Джейс целует меня. Жадно, отчаянно, жестко.

Этим поцелуем он клеймит меня. Объявляет своей. Сообщает, что Рождество — время не только дарить, но и брать.

И я готова отдать ему всю себя.

Моя душа воспевает, и я прижимаюсь к нему, обнимая за шею, а его пальцы властно погружаются в мои волосы и удерживают меня там, где он хочет, пока он терзает мой рот.

Он уводит нас к барной стойке, его рот скользит по моему подбородку, зубы царапают кожу.

— Джейс, — выдыхаю я. — Что…

Он прижимает к моим губам палец.

— Ш-ш, детка. Все разговоры потом. Сейчас я хочу слышать от тебя только «да», «еще» и мое чертово имя. Окей?

Меня это полностью, абсолютно устраивает.

И я киваю.

Тогда он останавливается и, несмотря на голодное выражение глаз, улыбается ласковой, нежной улыбкой. И каждая клеточка моего тела вспыхивает радостью и теплом.

Его сильные руки поднимают меня и сажают на стойку, он встает у меня между ног и берет в ладони лицо. Мы снова целуемся, снова впиваемся в губы друг друга — его вкус вновь заполняет меня, заставляя стонать.

Моя футболка улетает на пол, лямки лифчика сдернуты с плеч, и когда мои груди выскакивают на свободу, Джейс, тяжело дыша, на шаг отходит назад.

Меня тянет прикрыться, ведь пышной грудью я похвастаться не могу. Но под его взглядом мои руки остаются на месте. Потому что он смотрит на меня, словно я совершенна.

Словно я дар, о котором он долго мечтал.