— При всем уважении к вам, Эмилка, — выглядело. Хороша картинка! Можете хотя бы приблизительно сказать, в какое время происходил весь этот ужас?

— В самом начале одиннадцатого. В четверть мы были уже во дворе, и я посмотрела на часы.

— Хм… Скорее всего это была Лудвикова. Она шла вниз к ресторану.

— Вы уверены в этом? — удивилась Эмила. — Почему же она опасалась нас?

— Впрочем, это мог быть кто угодно, — пожал плечами капитан, — включая выжидавшего свой час убийцу.

— А вы еще удивляетесь, что мы испугались, — упрекнула Янду собеседница.

— Я уже ничему не удивляюсь. Вы говорите, что в четверть одиннадцатого были во дворе? Что делали потом? Пошли спать?

— Не сразу. Дарек предложил пройти к нему — вы, наверное, знаете, что ночует он в подсобной комнате, где есть электрическая плитка. Позвал меня на чашку кофе. Идея показалась мне замечательной, однако я обнаружила, что у меня кончились сигареты. Согласитесь: кофе без сигареты…

— Только не говорите, что вы пошли снова в ресторан. Это меня доконает.

— Ну что вы. Мы стали думать, у кого можно одолжить. Дарек не курит, но он вспомнил, что Беранек после обеда принес из магазина целый блок сигарет. Как вы знаете, у него появились деньги.

— Но Беранек был в ресторане.

— Да, но мы подумали, что в комнате может быть Яначек, а тот чужое отдаст охотно.

— В то время он больше часа должен был находиться в комнате.

— Но его не было. Мы стучали в окно, потом вошли в прихожую и стали барабанить в дверь каморки Беранека. Но она была заперта, и ключ изнутри не был вставлен.

— Может быть, крепко спал…

— Это невозможно. Мы так шумели, что разбудили бы и мертвеца. Потом нам пришло в голову — было еще не поздно — зайти к Ленке или Руде Гаклу. Оба курят. И мы направились на третий этаж.

— Это уже становится занимательным. Ну, Ленки дома не было.

— Гакла тоже. Мы заглянули в обе комнаты — наверху двери обычно никто не запирает, достаточно, что закрыт вход в замок, — но нигде никого не было. Мы решили: майская ночь…

— Цветущий куст нам шепчет о любви…

— Да, просто пошли куда-нибудь вместе погулять.

— Значит, вы остались в замке одни. Двое бедняг: зеленый «водяной» и бессовестный паренек.

— Что вы себе позволяете! — от возмущения Эмила даже привстала. — Сравнивать нас с кикиморами! — в волнении она схватила бокал и, только поднеся его к губам, сообразила, что он пуст. Янда рассмеялся, и это разозлило ее еще больше. — Если вы Дарека сравниваете с Развратом — ваше дело, хотя это и не очень красиво, потому что он несчастный парень. Но почему меня — с Завистью? Боже мой! — она резко встала и презрительно посмотрела на капитана. — Я — и зависть! Ну-у, попали в точку!

Янда принялся ее успокаивать, убеждать, что это была неуклюжая попытка пошутить.

— Вы отомстили мне за полицейского, — нашла она наконец объяснение дерзости Янды. — Ладно, счет равный.

Мир был восстановлен, и капитан предложил за это выпить. Заказал два виски со льдом. Эмила не возражала, даже попросила побольше льда, так как на улице было жарко. Пока их обслуживали, обсуждали необычно теплую для конца мая погоду.

— Давайте покончим с делом, а потом уже спокойно посидим за бокалом, — предложил Янда. — Что вы делали, когда обнаружили, что совсем осиротели?

— Нам стало как-то неуютно. Понимаете, вначале эти байки о привидениях, таинственные шаги, пустой замок на горе, темнота… Дарек заявил, что выпьет сильное снотворное, чтобы крепко заснуть. Я попросила его и мне дать таблетку.

— Что он и сделал.

— Конечно. Я проглотила таблетку сразу, в его комнате, потому что там в холодильнике была содовая вода. И, представьте, едва дошла до третьего этажа. Я не привыкла к снотворному, к тому же у его таблеток была огромная убойная сила. Я легла в постель, едва успела вздохнуть — в конец.

— Дарек тоже принял таблетку?

— Я же вам говорила.

— Подождите, Эмилка. Вы видели, — Янда подчеркнул это слово, — как он положил ее в рот?

— Минутку… — Эмила подняла глаза к прокуренному потолку. — А знаете, нет… Видимо, принял потом.

— Видимо, — кивнул Янда. — Дарек баловался наркотиками, и его таблетки с огромной убойной силой на него но действуют. Иначе как бы он ночью включал и гасил свет?

— Он это делал? — спросила она недоверчиво, но капитан только пожал плечами. Потом он заявил, что Эмила и Дарек — обманщики. Как после всего этого можно верить чьим-либо показаниям, даже занесенным в протокол?

Щеки Эмилы порозовели, она опустила глаза.

— Понимаете… я… когда это случилось… мы с Дареком договорились…

— Это мне ясно, — махнул рукой капитан. — Вы вдвоем слонялись в тех местах, где позже было совершено убийство. Никто не видел, как вы прошли в замок — и мне ничего не остается, как только поверить вам, так?

Эмила хотела что-то возразить, но ее прервал шум, с которым буквально ворвались в зал иностранные туристы. Они заняли свободные соседние столики и стали громко переговариваться между собой.

— Я пересяду к вам поближе, — предложил Янда, — иначе нам придется кричать друг другу через стол. Хоть рассмотрю вас получше, — добавил он с улыбкой и взглянул ей в глаза.

— Мне до сих пор все случившееся кажется нереальным, — сказала она. — Все. С той ночи — до этого момента.

— Такое всегда кажется нереальным, — произнес он как-то туманно. — Да, повторите, пожалуйста, — это уже относилось к официанту.

— Наверное, мы не должны… — слабо возразила Эмила.

— Не должны. По крайней мере я. Потому что в это время мне нужно было бы подъезжать к вашему институту, где меня нетерпеливо ждут. Прежде всего из любопытства.

— Я тоже любопытна, — Эмила бросила на капитана игривый взгляд. — У вас есть уже… какая-нибудь теория?

— Нет. Что вы, Эмилка, я и теория! До чего бы я докатился… Мне правится, что вы не краситесь. Иначе после тех слез у вас остались бы на щеках размазанные черные полосы. А сейчас только слегка покраснели веки, по это вас не портит. Я выслушал две теории, и обе интересны. Пан Гакл считает, что убийство связано исключительно с воровством. А вот пан Яначек видит это преступление на фоне стен, пропитанных кровью… и так далее. Все это вам известно: эмоции и роковые страсти.

— Я бы склонилась к Яиачеку, — поразмыслив, заметила мила. — Слушайте, я только сейчас вспомнила! Это, действительно, странно. Яначек всех расспрашивал, не догадывается ли кто-нибудь из нас, как выглядело орудие убийства — какой было формы и так далее… Какой-то нездоровый интерес, правда? Но с его теорией о стенах, пропитанных кровью, я, в общем-то, согласна.

— А я считал вас убежденной реалисткой. Кстати, что вы думаете о беспорядке в хранилище? Там, кажется, не все на месте?

— Кое-что уже нашли. Но если что-нибудь действительно пропало, то будет большой скандал. Но это выяснится в самом конце инвентаризации, — она отодвинула пачку сигарет, зажигалку и носовой платок, брошенный на стол, чтобы официант мог поставить перед ней очередной бокал. — Мне кажется, — заметила она с огорчением, — что сегодня меня следует сравнить с кикиморой под названием Обжорство и Пьянство. А вот Луизу де ла Вальер никак не можем найти.

— Луиза!.. — капитан почти крикнул.

— Де ла Вальер, — повторила Эмила печально, по сразу же рассмеялась: — Что вы на меня так смотрите? Если бы вы ее видели!

— Луиза, — повторил Янда на этот раз почти шепотом.

— Ее портрет, понимаете? — Эмила заговорила, как школьная учительница. — Семнадцатый век, масло на холсте, овал размером тридцать девять на тридцать два сантиметра. Я все это знаю уже наизусть. Автор — Пьер Миньяр. Он написал много портретов родственников и друзей Людовика Четырнадцатого. И самого короля писал, разумеется не однажды. Юная Луиза была придворной дамой жены брата Людовика. Происходила она из небогатого провинциального дворянского рода, при дворе не занимала какого-то особого положения, но, представьте себе, король от этого создания был без ума.