ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Одно воспоминание влечет за собой другие. Говоря

о Соколовском, я упомянул, что весь 1837 год я провел

на Кавказе: лето на водах, а осень и зиму в Ставрополе.

Этот год был замечателен разными встречами. Начнем

с Белинского и Лермонтова. Ив. Ив. Панаев в своих

«Литературных воспоминаниях» говорит, что Белин­

ский и Лермонтов познакомились в Петербурге,

у г. Краевского, в то время когда Белинский принимал

деятельное участие в издании «Отечественных записок»,

то есть в 1839 или 1840 году. Это несправедливо 1. Они

познакомились в 1837 году в Пятигорске у меня 2.

Сошлись и разошлись они тогда вовсе не симпатично.

Белинский, впоследствии столь высоко ценивший Лер­

монтова, не раз подсмеивался сам над собой, говоря,

что он тогда не раскусилЛермонтова.

Летом 1837 года я жил в Пятигорске, больной, почти

без движения от ревматических болей в ногах. Туда же

и тогда же приехал Белинский и Лермонтов; первый из

Москвы, лечиться, второй — из Нижегородского полка,

повеселиться.

С Белинским я не был знаком прежде, но он привез

мне из Москвы письмо от нашего общего приятеля

К<етчера>; 3 на этом основании мы скоро сблизились,

и Белинский навещал меня ежедневно. С Лермонтовым

мы встретились как старые товарищи. Мы были с ним

вместе в Московском университетском пансионе; но

в 1831 году после преобразования пансиона в Дворян­

ский институт (когда-нибудь поговорим и об этом за­

мечательном факте) и введения в него розог,вместе

и оставили его 4. Лермонтов тотчас же вступил в Мо­

сковский университет и прямо наткнулся на историю

249

профессора Малова, вследствие которой был исключен

из университета и поступил в юнкерскую школу 5.

Я поступил в университет только на следующий год.

На пороге школьной жизни мы расстались с Лермон­

товым холодно и скоро забыли друг о друге. Вообще

в пансионе товарищи не любили Лермонтова за его

наклонность подтрунивать и надоедать. «Пристанет,

так не о т с т а н е т » , — говорили об нем. Замечательно, что

эта юношеская наклонность привела его и к последней

трагической дуэли!

В 1837 году мы встречались уже молодыми людьми,

и, разумеется, школьные неудовольствия были взаимно

забыты. Я сказал, что был серьезно болен и почти

недвижим; Лермонтов, напротив, пользовался всем здо­

ровьем и вел светскую, рассеянную жизнь. Он был зна­

ком со всем водянымобществом (тогда очень многочис­

ленным), участвовал на всех обедах, пикниках и празд­

никах. Такая, по-видимому, пустая жизнь не пропадала,

впрочем, для него даром: он писал тогда свою «Княжну

Мери» и зорко наблюдал за встречающимися ему лич­

ностями 6. Те, которые были в 1837 году в Пятигорске,

вероятно, давно узнали и княжну Мери, и Грушницкого,

и в особенности милого, умного и оригинального док­

тора Майера 7.

Майер был доктором при штабе генерала Вельями­

нова. Это был замечательно умный и образованный че­

ловек; тем не менее он тоже не раскусил Лермонтова.

Лермонтов снял с него портрет поразительно верный; но

умный Майер обиделся, и, когда «Княжна Мери» была

напечатана, он писал ко мне о Лермонтове: «Pauvre

sire, pauvre talent!» *

Лермонтов приходил ко мне почти ежедневно после

обеда отдохнуть и поболтать. Он не любил говорить

о своих литературных занятиях, не любил даже читать

своих стихов, но зато охотно рассказывал о своих свет­

ских похождениях, сам первый подсмеиваясь над сво­

ими любвямии волокитствами.

В одно из таких посещений он встретился у меня

с Белинским. Познакомились, и дело шло ладно, пока

разговор вертелся на разных пустячках; они даже от­

крыли, что оба — уроженцы города Чембара (Пензен­

ской губ.) 8.

* Ничтожный человек, ничтожный талант! ( фр.) .

250

Но Белинский не мог долго удовлетворяться пусто­

словием. На столе у меня лежал том записок Дидерота;

взяв его и перелистав, он с увлечением начал говорить

о французских энциклопедистах и остановился на

Вольтере, которого именно он в то время читал. Такой

переход от пустого разговора к серьезному разбудил

юмор Лермонтова. На серьезные мнения Белинского он

начал отвечать разными шуточками; это явно сердило

Белинского, который начинал горячиться; горячность

же Белинского более и более возбуждала юмор Лер­

монтова, который хохотал от души и сыпал разными

шутками.

— Да я вот что скажу вам об вашем В о л ь т е р е , —

сказал он в з а к л ю ч е н и е , — если бы он явился теперь

к нам в Чембар, то его ни в одном порядочном доме не

взяли бы в гувернеры.

Такая неожиданная выходка, впрочем, не лишенная

смысла и правды, совершенно озадачила Белинского.

Он в течение нескольких секунд посмотрел молча на

Лермонтова, потом, взяв фуражку и едва кивнув голо­

вой, вышел из комнаты 9.

Лермонтов разразился хохотом. Тщетно я уверял

его, что Белинский замечательно умный человек; он

передразнивал Белинского и утверждал, что это недо­

учившийся фанфарон, который, прочитав несколько

страниц Вольтера, воображает, что проглотил всю пре­

мудрость.

Белинский с своей стороны иначе не называл Лер­

монтова как пошляком,и когда я ему напоминал стихо­

творение Лермонтова «На смерть Пушкина», он отве­

чал: «Вот важность — написать несколько удачных сти­

хов! От этого еще не сделаешься поэтом и не переста­

нешь быть пошляком».

На впечатлительную натуру Белинского встреча

с Лермонтовым произвела такое сильное влияние,

что в первом же письме из Москвы он писал ко мне:

«Поверь, что пошлость заразительна, и потому, пожа­

луйста, не пускай к себе таких пошляков, как Лер­

монтов» 10.

Так встретились и разошлись в первый раз эти две

замечательных личности. Через два или три года они

глубоко уважали и ценили друг друга. <...> 11

По окончании курса вод я переехал в Ставрополь

зимовать, чтобы воспользоваться ранним курсом

1838 года. Я поместился с доктором Майером. Это был

251

замечательный человек как в физическом, так и в ум­

ственном отношении. В физическом отношении Майер

был почти урод: одна нога была короче другой более

чем на два вершка; лоб от лицевой линии выдавался

вперед на неимоверно замечательное пространство, так

что голова имела вид какого-то треугольника; сверх

этого он был маленького роста и чрезвычайно худощав.

Тем не менее своим умом и страстностью он возбудил

любовь в одной из самых красивейших женщин, г-же

M<ансуровой>. Я был свидетелем и поверенным этой

любви. Майер, непривычный внушать любовь, был

в апогее счастья! Когда она должна была ехать, он

последовал за нею в Петербург, но, увы, скоро возвра­

тился оттуда, совершенно убитый ее равнодушием.

Над г-жой Мансуровой эта любовь или, правильнее,

шутка прошла, вероятно, бесследно; но на Майера это

подействовало разрушительно; из веселого, остроум­

ного, деятельного человека он сделался ленивым и раз­

дражительным.

По вечерам собиралось у нас по нескольку человек,

большею частию из офицеров генерального штаба. <...>

Из посещавших нас мне в особенности памятны Филип-

сон и Глинка. Первый (бывший впоследствии попечите­

лем С.-Петербургского университета, а ныне сенатор)

был умный и благородный человек... 12

Глинка был ниже Филипсона своими умственными