— Да, возможно... То есть, конечно, — лейтенант Сволч приосанился и всем видом выразил готовность продолжить беседу с Чатраги.

— Мои познания в военном деле не сравнить с вашими, — продолжал Чатраги, — но я хотел бы обратить ваше внимание на один, не раз уже оправдывавший себя, тактический ход, известный под названием «Троянского коня». В свое время он дал блестящие результаты.

— Это где, в Индо-Китае, что ли? — поинтересовался лейтенант Сволч.

— Совершенно верно, — отозвался Чатраги. — Дело все в следующем: вы оставляете вертолет с десантом в месте, о котором известно, что где-то поблизости прячется противник, и уходите. Через некоторое время появляется неприятель. Увидев вертолет, он подумает, что вы его бросили. Правильно?

Лейтенант кивнул и приготовился слушать дальше.

— И вот в самый решительный момент, когда вокруг соберется как можно больше солдат противника, пришедших посмотреть на трофей, ваши солдаты, которые до этого сидели тихо, как мыши, выскакивают наружу, ведя беглый огонь из автоматов. Ну, как ваше мнение, лейтенант?

Лейтенант Сволч засопел и погрузился в раздумье.

— Я посоветовал бы вам предложить руководству этот план от вашего имени. Это значительно ускорило бы ваше продвижение по службе, — с тонкой, едва заметной улыбочкой сказал Чатраги. — Честь имеем, господин лейтенант Сволч.

Он легонько тронул меня за локоть, и мы пошли, оставив лейтенанта размышлять об операции «Троянский конь».

Настроение после этого у Чатраги несколько приподнялось, но все же, когда мы уже подходили к нашему железобетонному дому, он с явной горечью сказал:

— Право, я не вижу ничего, что давало бы преимущество господину Сволчу перед неопитеком. Скорее даже наоборот.

Полковник Тадэма был в высшей степени хладнокровный человек. За свою жизнь он достаточно понасмотрелся на зрелище льющейся крови, правда, не своей, но это не имело значения. Шесть с лишком футов росту, соответствующий вес и при этом ни унции лишнего жиру — мышцы, сухожилия, кости, ну и мозг, естественно. Но даже этого закаленного мужчину со стальными глазами пробрало до самых печенок, когда два вертолета, битком набитые солдатами, словно канули в воду. Два дня, в течение которых радисты прошаривали эфир, а лейтенанты старались не попадаться на глаза полковнику, прошли в неизвестности и ожидании. На третий день Тадэма вызвал к себе Чатраги. Мы пришли вдвоем.

— А это кто? — полковник пронзил меня взглядом.

— Мой ассистент. Разрешите, я воспользуюсь вашей зажигалкой. — Чатраги, не спрашивая разрешения, развалился в объемистом кресле цвета хаки. Я последовал его примеру.

Пока Чатраги не торопясь прикуривал, потом лениво попыхивал сигаретой за каждым словом, полковник сначала побледнел, потом побурел и лишь после этого лицо его мало-помалу приобрело естественную окраску. Прежде чем начать говорить, он сделал несколько судорожных глотательных движений кадыком, словно ему вдруг стало не хватать воздуха.

— Господин Чатраги, — просипел он, наконец, полузадушенным голосом. — Я пригласил вас сказать, что пришло время действовать. Положение очень серьезное. Два вертолета с солдатами исчезли неизвестно куда. Несмотря на это, мы должны выявить основные скопления сил противника, окружить их и заставить сдаться!

Чатраги слушал рубленые фразы полковника с совершенно безмятежным видом, откинув голову на спинку кресла и полузакрыв глаза. Потом он вдруг встрепенулся, извлек свою неизменную фляжку и, сделав основательный глоток, с отвращением потряс головой. Полковник поперхнулся и начал медленно подниматься из-за стола. «Ну, сейчас будет!» — промелькнуло у меня в голове.

— Дорогой полковник, — завинчивая фляжку, как ни в чем ни бывало спросил Чатраги. — Как вы думаете, куда могли деться вертолеты?

Полковник, опираясь обеими руками о крышку стола, замер в полусогнутом положении, помедлил и опустился на свое место.

— Хотел бы я это знать, — проворчал он. На лице его было написано сильное желание выставить хамоватого Чатраги вон из кабинета, но сделать этого он, видимо, не мог. Чатраги между тем поудобнее устроился в кресле и задумчиво уставился в потолок.

— Я ожидал чего-то подобного, — глубокомысленно заметил он и надолго замолчал.

Полковник нетерпеливо заерзал в своем кресле, кашлянул, но это не возымело никакого действия: Чатраги все так же глядел в потолок.

— Господин Чатраги, вы — крупнейший специалист по неопитекам, — с кислой миной проговорил Тадэма. — Скажите, вы видите какую-нибудь связь между исчезновением вертолетов и этими обезьянами?

Чатраги перевел взгляд с потолка на полковника.

— Одно из двух, — изрек специалист по неопитекам, снова доставая фляжку. — Либо ваши солдаты так увлеклись поимкой неопитеков, что забыли о вас, либо они сами попали в плен к неопитекам, и тут уж, понятно, им тем более не до вас.

— Послушайте, — угрожающе начал Тадэма, снова меняясь в лице. — Мы тут с вами не на конкурсе юмористов...

Но тут уже озлился Чатраги.

— Нет, это вы послушайте! — заорал он, вскакивая с кресла. При этом он так энергично взмахнул рукой, что окатил из фляжки и меня и полковника. Кабинет стал наполняться острым благоуханием выдержанного французского коньяка.

— Не я ли предупреждал вас и всю вашу шайку о том, что с неопитеками обычные средства не годятся! —продолжал кричать специалист, размахивая уже пустой фляжкой. — Если они еще в то время, с голыми руками и ничего почти не зная об окружающей среде, разнесли лабораторию Моллини вместе со всей охраной, то чего от них можно ждать сейчас? Вы хотите применить те же методы, что и против безоружных туземцев в колониях или докеров, вооруженных булыжниками. Но тут вам противостоят существа, любое из которых в десятки раз умнее всего вашего генштаба! Я взывал к вашему благоразумию, я пытался разбудить в вас людей, но вы слишком биржевики, чтобы понять меня. Да, да, все вы трусливые биржевики! Компания боится потерять деньги, генералы боятся потерять дешевые счетные машины, правительство боится запятнать фрак в глазах мировой общественности. Ради бога, без огласки, полицейскими мерами, без шума, да верните нам их по возможности целыми — вот инструкции, которые мы получили! Что вы скажете теперь, дорогой Тадэма? Два вертолета и две сотни людей, и это еще не все! Нет, не все! А этих жертв могло бы не быть, если бы мы с самого начала обработали с воздуха верховья Дизары, чтобы там не осталось ничего живого. Никто не сказал бы нам ни одного плохого слова, даже если бы мы применили там химическое оружие. Люди и неопитеки не могут вместе жить на одной планете, как не возможен симбиоз человека  и возбудителя бубонной чумы!

Только тем, что Чатраги был по своему обыкновению пьян, могу я объяснить эту его вспышку. Он уже давно и неоднократно имел возможность убедиться, что все его подобные попытки обречены на провал.

Когда Чатраги, совершенно обессилев, умолк, полковник, до того равнодушно рассматривавший свои ногти, холодно, с расстановкой произнес:

— Господин Чатраги, нас совершенно не интересует, что вы думаете о неопитеках. Нам нужны только факты и ваши знания, а все эти сомнительные политические выкладки, которые вы с такой горячностью изложили мне, не имеют никакого значения. Оставьте их пока при себе.

Чатраги уже успокоился, к тому же в его фляжке не осталось ни капли.

— Факты? — иронически спросил он. — А что, целых двух вертолетов, до отказа наполненных этими самыми фактами, вам не достаточно?

Тут я убедился, что кому попало полковников не присваивают: Тадэма сохранял завидное самообладание.

— На войне без жертв не бывает, — заявил он, каким-то образом ухитряясь глядеть на нас сверху, хотя мы и сидели на одном уровне. — У нас пока еще слишком мало данных о противнике. Завтра на разведку полетят еще два вертолета. Я лично буду поддерживать с ними постоянную связь.

— Может, лучше вам самому полететь? — спросил Чатраги. — На вашем месте я так бы и сделал.