Теперь же оказалось, что она пожертвовала своей свободой ради мужчины, у которого совершенно нет амбиций. Джеймс совсем не против того, чтобы оставаться на нижней ступеньке социальной лестницы. Муж, видимо, думал, что сын сделает их счастливее. Как будто второй ребенок мог сделать из них настоящую семью! Впрочем, такое было бы возможно, если бы Джеймс достиг того, на что способен. Но муж ее обманул. А ведь он обещал, что добьется успеха, обещал подарить ей целый мир. Вместо этого он унизил ее на глазах у всех, в то время как младшая сестра подцепила себе настоящего козырного валета. А ведь Синтия сама когда-то стремилась заполучить Джонни в мужья. Как же Селесте, этой глупой, безмозглой, лишенной крупицы здравого смысла идиотке удалось захомутать Джонни Паркера? Она что, лучше ее? Селеста! Да она просто-напросто дурочка. У нее мозгов не больше, чем у комара. Ничего, что можно назвать личностью. О внешности и говорить не приходится.

Синтия взглянула на себя в висящее в спальне зеркало. Она представила, как будет смотреть на нее незнакомец. Без ложной скромности можно сказать, что она все еще красива, очень красива… Ей, безусловно, повезло. По внешнему виду большинства женщин можно определить, рожали ли они, но на теле Синтии не осталось никакого явного признака родов. Это радовало. Рано или поздно ей все равно придется искать себе нового мужа.

Какой смысл пытаться сохранить брак? Зачем держаться за такое ничтожество, как Джеймс?

После того как Джонни предложил ей руку и сердце, Селеста жила в постоянной эйфории, и это не укрылось от глаз близких людей. Девушку восхищали открывающиеся перед ней перспективы. Наблюдая за Джонни, сидящим в столовой ее родителей, она буквально светилась от счастья. Ее любовь к этому мужчине была настолько сильной, что порой девушке начинало казаться, будто она принимает материальные очертания.

Селеста видела, что Джимми искренне радуется ее счастью. Какой он все-таки хороший человек! Слишком хороший для ее сестры. Но вслух Селеста этого не произносила. Синтия имела способность заставлять людей невольно думать о ней плохо. Ее никто не любил. Впрочем, это не ее дело. Хорошо, что дети живут не с Синтией, а с ними. Подобно родителям, Селеста видела, что старшая сестра не испытывает особой привязанности к Габби и Джеймсу. Пусть уж лучше живут с бабушкой и дедушкой.

Сегодня воскресенье, и вся семья собралась за обеденным столом. Глядя на Синтию, Селеста вдруг почувствовала к ней жалость. Это было новое, неведомое до сих пор чувство. Раньше она считала, что во многом уступает Синтии. Ее старшая сестра была красива, словно киноактриса. Парни оборачивались, когда она шла по улице. Трудно было расти в тени старшей сестры, чувствуя, что твоя внешность — лишь слабое отражение ее красоты. Окружающие часто говорили об идеально красивом лице и великолепной фигуре Синтии, не понимая, как обижают Селесту. Никто не восхищался ее внешностью. Казалось, люди вообще ее не замечают. Впрочем, младшая сестра понимала, почему дело обстояло подобным образом.

Теперь все переменилось. Джонни любит ее всем сердцем. Ее жизнь превратилась в сказку, и Селеста впервые почувствовала жалость по отношению к Синтии. Брак ее старшей сестры, мягко говоря, не удался. По крайней мере, она несчастлива. Селесту это очень огорчало. В конце концов, Синтия — ее родная сестра. Ей хотелось, чтобы у сестры все наладилось. Пусть она хоть раз искренне, а не притворно рассмеется.

Селеста взглянула на Джонни. Мужчина смотрел на нее с любовью. Девушка перевела взгляд на Габби. Девочка казалась ужасно скованной и нервной. Как можно рожать детей, а потом сваливать заботу о них на других? Теперь Селеста понимала, что Синтия никого по-настоящему не любит. Исключение не составляла даже маленькая дочь.

— О чем ты задумалась, Селеста? — негромко спросила старшая сестра.

Все за столом смолкли, ожидая ответа.

Селеста, засмущавшись, передернула плечами:

— Ни о чем. Так просто.

Неприятная улыбка скользнула по губам Синтии.

— Да, Селеста, вижу, любая мысль умирает в твоей голове от одиночества.

На этот раз младшая сестра не смогла сдержаться и громко сказала:

— Если будешь продолжать в том же духе, умрешь в одиночестве.

Синтия окинула взглядом собравшихся за столом. За первоначальным удивлением последовал взрыв хохота, и она поняла, что Селеста выразила общее мнение.

— Правда глаза колет, да, Синтия?

Во взгляде отца читались презрение и неприкрытая враждебность. И Синтия впервые осознала, как на самом деле к ней относятся в семье. Это было сродни шоку. Она-то думала, что выше их всех и что родня это прекрасно понимает! Синтия взглянула на мужа и увидела радость, светящуюся в его глазах. Впрочем, он даже не смотрел в ее сторону. Синтия поняла, что если не будет осторожной, то скоро Селеста отодвинет ее на задний план.

Но ведь это она — старшая сестра. Именно она вывела себя в люди. Она самосовершенствуется и вообще… Она и дальше будет взбираться наверх. Она не из тех, кто согласится на что-нибудь меньше, нежели самое лучшее.

— Чего ты кричишь, Джеймс? Ты что, дурак?

Джимми смотрел на жену и не в первый раз задавался вопросом, зачем он связал свою жизнь с женщиной, у которой нет с ним ничего общего. Впрочем, в его душе теплилось понимание того, что Синтия вообще не имеет ничего общего ни с кем из живущих на земле. Она была человеком себе на уме, неразрешимой загадкой. Никто ее не любил, никто ей не симпатизировал. Когда-то это его огорчало: Джимми считал, что к Синтии относятся предвзято, и ему ужасно хотелось защитить ее от остального мира. Теперь же он осознал, что если кого и следует защищать, так это его самого, его и детей… Он женился на эмоциональной садистке. Притворяться, что это не так, не имело смысла. За последние месяцы Джимми окончательно убедился, какова его жизнь на самом деле, и это знание его совсем не порадовало. Самому себе он признался, что не живет, а прозябает. Все, что у него осталось, — это жена с ее капризами и истериками. Она лишила его всего: достоинства, самоуважения, детей…

От внимания Джимми не укрылось, как Синтия смотрит на жениха своей сестры. Она прямо-таки изводила себя завистью, видя, какой счастливой выглядит Селеста. Это не на шутку задевало Джимми. Конечно, временами он ненавидел жену, презирал за холодность и вопиющий эгоизм по отношению к окружавшим ее людям, но все же хотел быть любимым ею. Он хотел, чтобы жена смотрела на него глазами, какими она смотрит на Джонни Паркера, но этого, как прекрасно осознавал Джимми, никогда не будет.

Они жили в дорогом музее, и самое печальное заключалось в том, что дом, который он купил по настоянию Синтии, теперь превратился в тюрьму. Они не могли его продать, не могли вернуть свои деньги из-за ее расточительности. Синтия угрохала на обустройство дома столько, что, продав его, они все равно потеряли бы многие тысячи фунтов стерлингов. За дорогущую кухню, которая еще тогда казалась Джимми непомерно претенциозной для половины скромного домика в Илфорде, ему пришлось долгое время выплачивать не меньше, чем за ипотечный кредит. Если добавить к этому купленные в кредит ковры, портьеры, встроенные стенные шкафы, роскошно отделанную ванную комнату с чугунной ванной и новое центральное отопление, то окажется, что он по самые уши в долгах.

— Нет, Синтия, я не дурак. Это я раньше был дураком и позволял тебе покупать в кредит с такой легкостью, словно я печатаю деньги. Но тогда я ужасно хотел, чтобы ты была счастливой, а счастливой ты себя чувствуешь лишь тогда, когда тратишь деньги. Сейчас мы не сможем продать эту хибарку и заработать на этом, потому что кухня от дизайнера и супер-пупер ванная комната, которые высосали из меня все деньги, смотрятся здесь, мягко выражаясь, ни к селу ни к городу! Мы живем в половине доме, в Илфорде, графство Эссекс, а не в роскошном особняке. А еще на нас висят долги. Я до сих пор оплачиваю это никому не нужное великолепие. Так что благодаря твоей дурости нам суждено встретить здесь наше семидесятилетие. Поздравляю!