— А почему, вообще, обвинения? За что обвинять полуэльфа? Он решил украсить статую нашего Отца-Прародителя своей единственной дорогой вещью! Поступок, достойный уважения! Вот ты, Мелет, говоришь, что свитер мокрый! Ну конечно, полуэльф постирал его перед тем, как надеть на статую нашего Отца! Не заставлять же Прародителя нюхать эльфийский пот! Так ведь, Петя?

— Ни фига! — настроение у меня было хуже некуда, и этот добровольный адвокат мне его не поднял. Отдавать манекену мою "единственную дорогую вещь" я вовсе не собирался. Нашли "жервователя"! Пусть Бафёр делает мне какие угодно знаки, свитер свой я статУе гномского Прародителя не отдам! Так и сказал. Коротко, но доходчиво. Толпа гномов зашумела и весьма недружелюбно.

— Он оскорбил Отца-Прародителя! — опять взревел кривоносый, и нос его покраснел, как от хорошей порции алкоголесодержащего. Кому — что… Кому — сутяжничество интереснее хорошего застолья…

— …на поруки! — подбежавший Лимлин пыхтел как паровоз, и слова вырывались из его глотки с каким-то клокотанием. — Третьего обвинителя нет, так что по законам предков полуэльфа можно взять на поруки! Я и беру!

— Ты так уверен в нем, Лимлин? — это мой добровольный защитник поинтересовался. С прищуром такого опытного барышника на морде лица. Торговец, настоящий торговец, из тех, что зимой снег продадут. — Вольному воля… Поддерживаю!

И, не дожидаясь, пока Кривобородого Крючконоса хватит удар, пояснил:

— Полуэльф — нашему роду вира за Бифера. Как мешок с углем… А что он не понимает, что нашу веру оскорбил, так какой с мешка спрос? С неразумного? С вещи? Я как Король, Предводитель клана и Главный Хранитель Заветов свидетельствую: деяние полуэльфа не может считаться оскорбительным для Отца-Прародителя, яко не от разумного произошло, обаче и не от безумного, но от неведения предмета неразумного!

О как завернул! Умные речи и послушать приятно, особенно если в них ни ухом ни рылом. Этому дай волю, так он докажет, что я мать родную съел, но только из уважения к институту материнства и детства. Надо же! "Обаче"! А где "Дондеже"?

— И, во-вторых, вы что от полуэльфа ждали? — продолжал витийствовать гном, оказавшийся тем самым королем, в чей кабинет меня не пустили, и чья приемная так ненавязчиво походила на приемную "начальника" из пришлых, — Вежливости по отношению к гостеприимным хозяевам? Как пришлые говорят, посади свинью за стол, она и ноги на стол! Не вижу ничего удивительного! Так что нечего делать такие глупые рожи, работать идите!

Ну, гримасы у окружающих были не столько удивленные, сколько яростные, однако все послушно разошлись, услышав слово "работа". Гномы…

Толпа стала потихоньку рассасываться, а король подошел ко мне и моему новоявленному поручителю.

— От тебя, Лимлин, теперь зависит, будет это мешок с углем или мешок с алмазами! В печь его кинуть или в золото оправить! Не подведи!

И Биг-Банана отправился по своим государственным делам вальяжной походкой.

— Что ж ты, Петя, наделал! — укоризненно посмотрел на меня Лимлин. — Теперь, если мы результат на гора не выдадим, нам обоим хана. Тебя и вправду в печку кинут! А результат нужен быстрый, чтобы всем хлебальники заткнуть!

Ничего не ответив гному, я подошел к статуе Основателя-Прародителя, сдернул с нее свой свитер, так и не высохший до конца, и процитировал:

Стишок детский, но с глубоким смыслом! Ты все понял, Лимлин? Обеспечишь условия — будет результат!

— Перво-наперво свяжешься с Глоином! Пусть сходит к приставу Сеславинскому, Ивану Сергеевичу, он мне тыщу золотом должен! Положит на мой счет в Тверском торговом банке, себе за хлопоты сотню возьмет.

— Тысячу? — недоверчиво переспросил Лимлин, — Тысячу новых, золотом?

— Ты не веришь мне, что ли? — оскорбленно вскинулся я, — с чего это вдруг?

— Понимаешь, — Лимлин поскреб в бороде, — ты какой-то странный… Вот хоть на шмотки свои посмотри! Человека, например, всегда по одежде определить можно…

— А гнома? — подначил я этого "аналитика".

— Гнома — тем более! — отмахнулся Лимлин. — Так вот, ежели кто в байковой рубахе — это одно! В куртке из виверны — совсем другое, в камуфляже — третье! Даже если третье на втором, а второе на первом, все равно понятно — кто передо мной! А с тобой непонятно ничего: даже одежда на тебе странная, как ребус.

Если Лимлин хочет сагитировать меня отдать свитер, то напрасно. И все же интересно:

— В чем ребус, объясняйся уж, раз начал.

— Вот смотри, — гном и сам пытался сформулировать беспокоящую его проблему, и это давалось ему с трудом, — сапоги у тебя такие, как эльфы или люди носят. Кавалеристы, при том при всем… Штаны — это вообще! Ощущение, что ты какого-то солдата убил, а штаны смародерил!

Почти верное ощущение, молодец Лимлин… Только признавать это я погожу…

— Свитер твой, слишком уж богат и заметен этот свитер для разведчика, — продолжал гном, — избавиться бы тебе от него! Но нет, ты в него вцепился, аж дым из ушей столбом валит! Тебя шеф практически спас, объявив эту тряпочку даром Прародителю, вывернув всю ситуацию наизнанку! А ты топором! Сплеча! Так профессионалы не поступают!

— Я тебе как профессионал профессионалу говорю: если бы я своих богов продал, да вашему Первопредку свитером своим поклонился, не было бы мне веры, никакой веры мне бы не было! А так хоть понятно, что есть границы, которые я не перейду, есть вещи, которые для меня важнее, чем шкурняки! И значит, есть гарантии! А это уже репутация, деловая репутация! Так что для твоего шефа теперь я понятнее и дороже, чем тогда, когда только появился в вашем вертепе!

Во я загнул, во загнул! Сам смутился…

Лимлин посмотрел на меня с нескрываемым уважением, просветлев лицом и явно поставив "галочку" себе в голове. Хорошо! Пора брать быка за рога!

— Пусть Глоин к Ивану Сергеевичу все же сходит! — продолжил я гнуть свою линию — тысяча рублей на дороге не валяется!

Тысяча всплыла недаром: когда-то давно, сто лет тому назад, то есть двух месяцев не прошло, как пристав городка Сеславина, Иван Сергеевич Бороздин, обещался выслать тысячу золотом за информацию о его дочери, Наташе Бороздиной. Есть у меня такая информация! Мне Наташа в ярославской контрразведке в качество одного из чинов смертный приговор зачитывала, так что пусть папаша платит! Заодно выясним, собираются меня гномы из Горы живым выпускать или у них другие планы. Если согласится Лимлин на то, чтобы его родственник, постоянно проживающий в Сеславине, положил конкретную такую сумму на мой счет, значит, скорее всего, выпустят.

— И пятьсот задатка пусть опять-таки на счет положат, тогда я вексель твой тебе верну! — заявил я задумавшемуся гному.

— Доверенность нужна, — ответил Лимлин, — или ты думаешь, Иван Сергеевич на слово Глоину поверит?

Доверенность — это плохо. Там нужно число ставить… Если сегодняшнее — все агенты Ярославля будут знать, что я жив-здоров, нахожусь у гномов. Не годится. Если неделей или двумя раньше подмахнуть — у тех же гномов руки развязаны. Никто меня тогда с ними не свяжет. И появится у них искушение меня выдоить по-полной и грохнуть по-тихому…

— Не нужно доверенности. Договор между нами был секретный. Пусть Глоин только скажет, что я свою часть договора выполнил, а теперь дело за деньгами.

— Прости, Петя, на какой-то шифр или знак похоже, — с сомнением проговорил Лимлин. — будто ты Ивану Сергеевичу даешь знать о своем пребывании у нас.

— Так это секрет? — притворно удивился я. — Чего так?

— Понимаешь, — засмущался Лимлин, — если другие кланы узнают, что мы полуэльфа принимаем, да он еще над нашим Прародителем глумился…