- И все?
- Все.
- Точно известно, где хранится документ?
- Не совсем, придется поискать.
- Я подумаю над вашим предложением.
- Согласен. Окончательный ответ послезавтра.
- Хорошо.
Толстяк добродушно улыбнулся, взял папку:
- Здесь еще будет дописано немало пикантных страниц, правда?
Курипа не ответил. Он не любил шуток, когда речь шла о серьезных делах.
IV. Пассажир с "Тускарора"
Теплоход "Тускарора" прибыл в советский порт Энск вечером. Морские пути только-только начали заново прокладываться после войны, торговых судов прибывало немного, и "Тускарору", хотя она была обычным грузовым теплоходом, встречали даже с некоторой торжественностью.
На высоком бетонном причале, который фашисты не успели уничтожить при отступлении из Энска, собрались свободные от работы моряки, грузчики и просто зеваки. К последним принадлежал и сотрудник уголовного розыска Воробьев. Он горячо любил море и частенько в свободное время бродил по берегу, считая это лучшим отдыхом для себя.
Удобно расположившись на теплой от солнца чугунной тумбе, к которой крепят причальные канаты, Воробьев курил и с интересом наблюдал, как "Тускарора" осторожно подтягивает к пирсу свое длинное тело. Черный, с белыми надстройками, желтым дымоходом и мачтами, теплоход был прекрасен.
Метрах в пятидесяти от причала на "Тускароре" остановили машину, теплоход начал нерешительно двигаться боком, потом бешено заработал винтом, взбивая мутную пену, и, наконец, прижавшись всем бортом к причальному брусу, жалобно скрипнув, совсем затих.
С берега раздались одобрительные возгласы: капитан мастерски исполнил сложный маневр в незнакомом порту. В ответ капитан снял белый форменный картуз, приветливо помахал им.
Как это часто бывало в то время, когда регулярные пассажирские рейсы еще не открылись, "Тускарора" привезла не только груз. Когда с теплохода спустили трап и таможенники "открыли берег", с борта парохода сошли на причал и направились к автомобилю с иностранным флагом на радиаторе шестеро мужчин, по одежде и поведению которых можно было определить, что это не члены экипажа "Тускарора".
С интересом человека, которому некуда спешить, с профессиональной бдительностью, что за долгие годы стала для него привычкой, Воробьев осмотрел каждого прибывшего, отметив про себя и ту едва уловимую неуверенность, с которой шли они, отвыкнув за время рейса от твердой земли, и размашистые жесты рыжего верзилы, возглавлявшего процессию, и едва приметный шрам на шее невысокого коренастого мужчины, шедшего за рыжим, и манеру выпячивать губу у третьего пассажира и многие другие, незаметные для обычного глаза мелочей, которые автоматически откладывались в его сознании.
Приезжие сели в машину. Она фыркнула и умчалась. Зеваки, собравшихся посмотреть на швартовки "Тускарора", начали расходиться.
Воробьев тоже пошел. Посидел на молу, задумчиво глядя в сероватую даль горизонта; перекинулся несколькими словами с седым дедом, что чинил рваный "паук" - огромный сачок для ловли рыбы; покормил чаек специально припасенной корочкой хлеба. Он пробыл на берегу не менее двух часов и вернулся домой очень довольный отдыхом, забыв об иностранцах, приехавших на "Тускароре".
А иностранцы тем временем отдыхали. Номеров в отеле не хватало, и путешественникам предложили разместиться по двое. Пятеро без возражений согласились, но шестой решительно запротестовал:
- Прошу извинить меня, - вежливо, однако твердо заявил он, - я привык несколько часов в день проводить в молитве. Порой встаю помолиться и ночью. Присутствие постороннего человека в такие моменты для меня невыносимо.
- Мистер Блэквуд, - пытался урезонить его переводчик, молодой краснощекий юноша, которого коллеги фамильярно называли Дима, - потерпите всего несколько дней. Позднее будут свободные номера, непременно будут.
- Нет, - отрезал Томас Блэквуд. - Я могу уступить чем угодно, только не религиозными обязанностями.
Дима повернулся к администратору гостиницы, в присутствии которого происходил разговор, и стал просить его:
- Может, найдете, а, Мирон Михайлович? Не хочет вдвоем жить, и все, хоть кол на голове теши. Говорит, молиться привык… Оно и верно. Когда у человека привычка такая.
Администратор замялся.
- Есть номерок, и…
- Что?
- Меньший размеру, мебель хуже, окно не на море, а во двор.
- Мистер Блэквуд, номер есть, но не такой комфортабельный, как приготовлены для вас.
- О! - удовлетворенно ответил Блэквуд. - Я понимаю, что нахожусь в пострадавшей от войны стране, и на особый комфорт не претендую.
- Пойдем, - сказал Дима.
Носильщик взял вещи Блэквуда. Пробормотал:
- Чемоданы едва поднимешь. И что они туда кладут?
- Чтобы тебе работы добавить - пошутил Дима, - за тысячи километров железо везет.
Поднялись на третий этаж, горничная дала постояльцу ключ.
- Я вам нужен? - Спросил Дима, когда внесли чемоданы и Блэквуд разместился в новом жилье. - Хочу посмотреть, как устроились ваши спутники.
- Пожалуйста, уходите, - сказал Блэквуд. - Жду вас завтра в десять.
- Хорошо, до свидания.
Дима вышел.
Блэквуд запер за ним дверь, снял плащ, сел в потертое плюшевое кресло и, не спеша, с наслаждением закурил.
Синий дым прозрачной полосой тянулся к щели в форточке. Блэквуд смотрел на него, но не видел его - он что-то обдумывал.
На следующий день, точно в назначенное время, Дима вежливо постучал в дверь к Блэквуду. Иностранец уже ждал его. Предложил сесть, угостил ароматной египетской сигаретой. Дима не курил, однако из любопытства взял сигарету, затянулся и, закашлявшись, бросил ее в пепельницу. Между тем Блэквуд объяснял цель своего приезда в Советский Союз.
- Я один из членов Всемирной сектантской лиги. Имею достаток, который позволяет мне не беспокоиться о насущном куске хлеба и полностью посвятить себя делам, которые не дают прибыли здесь, но сторицей окупаются там, - Блэквуд поднял глаза к потолку.
"Ханжа, пожалуй, - подумал Дима. - Сколько иностранцев видел, а такого впервые".
- Лига уполномочила меня собрать сведения о положении сектантов в Европе после опустошительной бури, которая пронеслась по земле. Я побывал во Франции, в Италии, теперь приехал к вам…
Дима слушал с профессионально-вежливым выражением лица. Дела иностранца интересовали его мало. После сигареты першило в горле, хотелось кашлять.
- Я прошу вас помочь мне связаться с местными сектантскими организациями. Они, бесспорно, есть у вас, - закончил Блэквуд.
- Не знаю, - ответил Дима, - никогда не интересовался. Сделаем так. В облисполкоме есть специальный отдел, он, кажется, называется "Отделом по делам религиозных культов". Пойдем туда, и там нам дадут необходимые сведения.
- С удовольствием, - согласился Блэквуд.
- …Вряд ли найдется здесь для вас много работы, - чуть улыбаясь, сказал Блэквуд в облисполкоме летний седеющий мужчина с лучистыми глазами. - Вообще верующих в нашей стране с каждым годом становится все меньше, а сектантов - и подавно.
- Да, я слышал, - кивнул Блэквуд, когда Дима перевел эти слова. - Атеизм у вас делает удивительные успехи… Сколько молитвенных домов в городе?
- Два. Евангелистов и "слуг седьмого дня".
- Где живет пресвитер евангелистов? Надеюсь, мне разрешат с ним встретиться? В присутствии переводчика, разумеется. Я не знаю русского языка.
- Вы можете встречаться с кем угодно - в присутствии переводчика и без него. Адрес главы евангелистов, - работник облисполкома вынул блокнот, нашел нужную запись, - Краснофлотская, шесть, фамилия его Грошенков.
Блэквуд бережно записал адрес, фамилию. Поднялся. Потом, словно вспомнив, попросил через переводчика:
- Скажите, пожалуйста, еще и адрес руководителя секты "слуг седьмого дня". Может, заедем и к нему.