Мне хочется, чтобы у Фрэнка отвисла челюсть, чтобы он оторвался от своего мобильника и свалился с кровати, исходя пеной от восторга. Но ничего такого не происходит. От мобильника Фрэнк отрывается только для того, чтобы уткнуться в телевизор. Подойдя к окну, я распахиваю его и обольстительно закуриваю. Посмотри на меня, посмотри, посмотри…
Фрэнк на мгновение отводит глаза от телевизора:
— Ты что, накрасилась?
Как будто он моя мать, а я двенадцатилетняя девочка.
— Тебе не будет неудобно в таком наряде? — добавляет он.
О боже.
«Стейк Паб» — темноватое, обшитое деревом заведение с большим салат-баром. Мы оба заказываем фирменные коктейли «Ураган» по 8 долларов, при этом Фрэнк принимается ставить галочки в меню, будто азартный игрок в Лас-Вегасе.
— Ну-ка, посмотрим, я беру фаршированные грибы, креветочный коктейль, говяжью вырезку… Как думаешь, здесь есть этот беарнский соус? Салат-бар… Возьму, пожалуй, полный набор, это всего два доллара сверху. Не возражаешь, Лейла?
Я складываю цены в уме: грибные шляпки — 8.95, креветочный коктейль — 11.95, вырезка — 25.95! Я никогда раньше не пользовалась этой карточкой и понятия не имею, пройдет ли она вообще, тем не менее энергично киваю головой: «Конечно!» Угощать так угощать, все расходы беру на себя. Иначе придется мотать отсюда, не расплатившись. Я уже ненавижу Фрэнка за то, что он поставил меня в такое положение, что он жмот, что он позволяет женщине, на которую ему скорее всего плевать, платить за его ужин.
Но без бифштекса я себя не оставлю. Заказываю самое дешевое мясо безо всяких закусок и салатов, просто с печеной картошкой и овощами (соте из цуккини).
Приносят заказ. Мой бифштекс жесткий как подошва, не разжевать. Может, сделать вид, что подавилась? Фрэнк то и дело бегает за добавкой: то еще хрустящего хлеба, то овощей с голубым сыром.
— Здорово ты придумала. — Он довольно ухмыляется, а я сижу как на иголках: вдруг кредитка не пройдет? С приближением десерта я нервничаю все сильнее.
Пудинг и ирландский кофе для Фрэнка, для меня — ничего.
— Не хочется сладкого.
Угу, не хочется. Мое единственное желание — набить рот сливочным мороженым.
По пути в туалет я решаю зайти в кассу и расплатиться подальше от столика. Официантка вставляет «Мастеркард» в аппарат, и я, затаив дыхание, жду, когда он защелкает. Девушка начинает вертеть в пальцах авторучку, и мое сердце чуть не выпрыгивает из груди. Я молча стою и жду, жду, жду. Она поднимает глаза и спрашивает:
— У вас есть другая карточка?
— Нет. Но эта должна работать, — заверяю я.
— Иногда у нас бывают проблемы с этим аппаратом. Попробую еще раз.
Пожалуйста, сработай. Пожжжалуйста.
— Лейла?
Знакомый голос. Я сразу узнала его, щеки запылали.
— Дик!
— Хорошо поужинали?
— О да, — восторженно отвечаю я. — Очень вкусно!
Официантку мое мнение совершенно не волнует, у нее другие заботы — карточка не проходит.
А к моим проблемам прибавилась еще одна: Дик застыл рядом. Уж не знаю, что его так поразило: то, что моя карточка не действует, или то, что я сама плачу за ужин, но он отводит меня в сторону и спрашивает:
— Проблемы? Если у тебя карточка не работает, могу одолжить наличных.
Он напомнил мне отца, которому, если подумать, в данный момент я бы очень обрадовалась. Мне страшно, мне стыдно, но я стараюсь сохранять спокойствие.
— Да нет, ничего. У меня тоже есть, — тянусь к заднему карману за несуществующим кошельком.
Положение становится критическим, но тут аппарат разражается музыкой, и я на радостях чуть не кидаюсь Дику на шею. Второй раз за день, между прочим.
— Идиотские аппараты, — улыбается он. И добавляет: — Ты сегодня просто прелесть. Я даже не сразу узнал.
— С такими-то фарами меня трудно не заметить.
Что это я ляпнула?
— Точно, — добродушно смеется Дик и, как джентльмен, меняет тему:
— Что тут стоит попробовать?
— Довольно неплохой бифштекс, рекомендую.
Он наклоняется ко мне, как Реджис Филбин[48]:
— Это ваш окончательный ответ?
— И профессиональный!
— Но ты же всего лишь мелкая сошка… Это не я сказал, заметь. Тебя цитирую.
Черт возьми, неужели запомнил?
— Гм…
— Шучу, шучу. Кстати, после вечеринки у Билли мы с друзьями поехали в «Такому».
— Правда?
— Вкуснее всего в меню был салат.
Я не могу скрыть радости.
— Вы брали «Цезаря» или зеленый с сыром горгонзолой, грушей и поджаренными грецкими орехами?
— Оба, — заявляет Дик, пристально глядя на меня.
Огромные голубые глаза.
— Ну, мне пора, — он почти извиняется. Но не уходит. Пару секунд мы стоим и молчим. Потом, положив руку мне на плечо, он говорит:
— Так здорово, что мы тут встретились.
— Да, здорово.
Дик возвращается к своему столику, и я замечаю, что на нем поношенные джинсы, эффектно сидящие на более чем симпатичных бедрах. Сегодня он выглядит аппетитно, куда только исчез тот пай-мальчик. А с ним не соскучишься: каждый день разный.
Когда я возвращаюсь из дамской комнаты, у нас на столе стоит ведерко с бутылкой шампанского и два наполненных бокала. Все тревоги и переживания последних двух дней улетучиваются. Я улыбаюсь:
— Откуда?
Благородный Фрэнк отвечает:
— Прислал наш общий друг — Дик.
— Дик?! — Я ничего не понимаю.
— Не смотри на меня, — пожимает плечами Фрэнк. — Вон на салфетке записка.
Он неловко сует ее двумя пальцами.
Аккуратные печатные буквы: «Я обещал наполнить твой бокал. Выполняю».
Только теперь я осознаю, какими отвратительными были эти выходные. У меня закладывает нос, на глаза наворачиваются слезы.
— За нас! — восклицает Фрэнк с таким видом, будто жизнь наконец начала налаживаться.
Встряхнувшись, я поднимаю бокал и провозглашаю с наигранной улыбкой:
— Лехаим![49]
Зачем? Ну зачем Дик Давенпорт показал мне, как низко я пала?
На «Западную 12-ю» я возлагаю большие надежды, хотя бы потому, что шеф, Лори, — женщина, а значит, у нас есть что-то общее. В среду, в шесть часов вечера ресторан пуст. Прежде он был модным и «не таким многолюдным». Мне и сейчас он не кажется многолюдным, хотя кто-то вложил немалые средства, чтобы придать ему фальшивый деревенский шарм. В центре каждого стола — букетики сухих цветов, на старомодных подставках — изящные кованые подсвечники с восковыми свечками. Стены кирпичные, пол выложен широкими сосновыми досками.
Лори на кухне приводит в порядок свое рабочее место. Она одна, не считая посудомойщика и помощника. На столе разделочная доска с рубленой петрушкой и несколько пластиковых коробочек с резаным луком, крошеным яйцом, нарубленным луком-шалотом, ломтиками обжаренного перца и тертым голубым сыром. Ничего оригинального. Лори инспектирует каждую коробочку: сует туда нос и пробует содержимое на вкус, определяя, не испортилось ли. Это высокая полная (только что не толстая) женщина с густыми русыми кудрями. По одну руку от нее валяются обрывки целлофановой пленки, по другую — комок теста на рассыпанной муке. Интересно, как она думает успеть к открытию?
— Заходи, заходи! — кричит Лори, заметив меня в дверях. — Ты — Лейла?
— Да. Приятно познакомиться. — Я протягиваю руку, надеясь, что она не станет ее пожимать. Лори вытирает масленые пальцы о заткнутое за фартук кухонное полотенце и хватает мою руку в свою — пухлую, теплую и скользкую.
Посудомойщик моет капусту, предварительно подрезая листья, а помощник режет кубиками морковку, лук и сельдерей. Лори кивает в их сторону:
— Познакомься, Педро и Фелипе.
— Вас только трое? — интересуюсь я.
— Совершенно верно. — Она поворачивается к своим коробочкам и продолжает работу. — Извини, ты не против? Нужно все успеть за полчаса. Пока заказано всего два столика, но будут и другие посетители. Надо подготовиться. Так, еще хлеб в духовку поставить. Ох, черт! Педро, брось-ка ты на минутку эту капусту и выложи тесто на противень.