— Вы укротитель?

— Oui, dompteur, оuі[21].

— Это вы вчера были в клетке, когда лев катил шар?

— Oui, mon p’tit[22], клетка… лев на шар… Я, я.

— А где же ваш синий костюм с серебром спереди?

— О, синяя костюм быть тут, в шкаф, и красная с золотом, и лиловая с золотом…

Француз вскочил со стула и достал из шкафа три ярких, сверкающих куртки.

— Ух ты!.. — вырвалось у Вашека при виде этакой красоты, и ложечка выпала у него из рук.

— Oui, c’est magnifique [23]. Взять еще масло, — вставил Гамбье, возвращаясь к столу. — Так я dompteur, а ты кто?

— Я буду прыгать, ходить на руках, подбрасывать кого-нибудь в воздух, вот так — гоп! — и все такое.

— О, акробат, trés bien[24], — это тоже хороший metiér…[25] Ты уже работать?

— Нет, папа работает — играет в оркестре, и водит лошадей, и чистит их. А я буду прыгать, когда вырасту… И ездить на лошадях буду и дрессировать их с кнутом!

— A, c’est comme çа![26] Значит, ты еще только хотеть быть акробат… И хотеть быть наездник… — улыбнулся Гамбье.

— Да, — кивнул мальчик, но в ту же секунду у него мелькнула мысль, не слишком ли будничное дело избрал он для себя. Быть укротителем — куда привлекательнее: домик со шкурами, нарядные куртки… Вот он входит в клетку со львами или тиграми, все за него боятся, а ему не страшно, потому что он герой. Да еще и капитан! Помолчав немного, Вашек окончательно решил, что лучше стать укротителем. Но он еще кое в чем сомневался и потому спросил:

— А львы и тигры не кусают вас?

— О, иногда они бывать злые. Вон тот, — Гамбье указал на тигриную голову над кроватью, — тот быть очень злой, тот меня один раз схватить за ногу — смотри-ка!

Гамбье выставил ногу, подтянул штанину своих длиннющих брюк, и Вашек увидел на его икре рубцы.

— А вы что сделали?

— Я? Я его бить по морде, долго бить!

Капитан поднял свой массивный кулак, показывая, как он это делал. И Вашек, весь взбудораженный, представил себе не Гамбье, а себя самого, бьющего кулаком по морде тигра.

— А тигр? — еле слышно прошептал он.

— Юсуф? Пустить нога и удрать в угол!

— Иисус-Мария! — воскликнул мальчик, окончательно решив, что будет только капитаном над львами и тиграми. Он ударил левой рукой по столу, встал и крикнул: — Я тоже буду укротителем! Я убью льва и тигра, все звери будут меня бояться!

— Хо-хо-хо, — загремел Гамбье. — Так, значит, не акробат, a dompteur?

— Донтер! — поспешил кивнуть Вашек, словно вопрос этот и в самом деле был для него решен. Впрочем, ему хотелось выяснить еще одно чрезвычайно важное обстоятельство. И, допивая кофе, он осведомился без обиняков:

— А эти картинки?

— Quoi?[27]

— Откуда у вас эти картинки на груди, на руках и на ноге?..

— Ah, je comprends… çа, n’est-ce pas?[28] — сверкая глазами, капитан распахнул халат и ткнул себя в грудь, где под пальмой, уставившись на плывущий по волнам парусник, лежала синяя женщина с распущенными волосами.

— Et çа?[29]

Он вытянул правую руку, и на ее тыльной стороне Вашек увидел герб с поднявшимся на дыбы львом; справа и слева от льва виднелись буквы «Л» и «Г».

— Угу, — кивнул мальчуган.

— Это tatouage, понимаешь, ta-tou-age![30]

— Татуаж. Понял. Вы так и родились?

— Comment?![31] Не понимать! Что ты хочешь говорить?

— Вы с этим родились?

— Ха-ха-ха… Non, non…[32] Нет, это наколоть, пик, пик, пик. Понимать? Игла — пик, пик, пик, а потом краска. Очень болеть, но капитан Гамбье все выдержать. Хочешь ходить со мной к львы и тигры?

— Хочу, — кивнул Вашек, у которого гора свалилась с плеч, когда он узнал, что татуаж — дело наживное! Он уж было решил, что есть такая страна, где люди рождаются с синими картинками на теле, вроде того как некоторые рождаются с черной или желтой кожей — в Гамбурге им встречались такие. Он предположил даже, что донтерами могут быть только жители этой страны. Но раз это не так, тогда ничто не может помешать ему стать донтером, иглы он не испугается. Сколько они с мальчишками кололи друг друга, или, бывало, пчела ужалит… Все это он вытерпит, лишь бы у него отросла такая же могучая борода, когда он станет капитаном!

Тем временем Леон Гамбье скинул халат и принялся мыться над жестяным тазом, громко отфыркиваясь и сопя. Вашек взял с хлебницы еще одну булочку, сунул ее в карман и, подперев голову руками, стал рассматривать картинки на спине донтера. На одной из них был изображен стрелок; укрывшись за валуном, он целился в оскалившегося, готового к прыжку льва. Позади льва всходило солнце, а над стрелком еще виднелись звезды. Внизу расположилась свернувшаяся кольцами змея с поднятой головой, а по обеим сторонам от нее — два искусно наколотых девичьих профиля. Дальше начинался какой-то лесной пейзаж, но Вашек видел лишь остроконечные верхушки пихт, остальное скрывали штаны. На шее Гамбье сидел кругленький человечек со скрещенными ногами и руками. Слева через плечо протянулся якорь, справа — топор. На левой руке размещалась еще одна змея, но уже вытянувшаяся во всю длину, какая-то надпись в рамочке, сердце с буквами посредине, розочка и птичка. Что было на правой руке — Вашек не мог разглядеть.

«Гм, — оттопырил он губы, сидя в том же положении и продолжая рассматривать татуировку, — так нарисовать и Гонза Блага сумеет. Когда я стану донтером, попрошу его раскрасить меня. Но змею рисовать не позволю. Змея — это глупости. И тетки тоже. Как может тетка попасть к донтеру на кожу? Якорь на плече — куда ни шло. У нас на алтаре тоже якорь. Велю Гонзе нарисовать тигра и льва, тигр вцепится донтеру в одну ногу, лев — в другую. И донтер будет лупить их по мордам. А позади пусть нарисует лошадок, да чтобы стояли в ряд, на задних ногах. Под ними — папу с трубой. Вечером сниму рубашку и скажу отцу: „Гляди, папа!“ Вот он обрадуется, когда увидит себя с трубой!»

Больше всего времени господин Гамбье потратил на умывание и прическу. Не так-то легко оказалось превратить дремучие заросли на лице в красивую, окладистую бороду, расчесанную по моде, а всклокоченную шевелюру — в гладкую, напомаженную прическу с пробором посредине. Совершая туалет, господин Гамбье низким, гудящим голосом, словно нажимая на басы органа, напевал: «Oh, ma chére Marie, vous êtes une belle fleur…»[33] После того как он отложил гребешок, дело пошло быстрее: сорочка, штаны, башмаки, узкая темно-синяя куртка со стоячим воротником и длинным рядом пуговиц. В довершение своего туалета капитан нацепил набекрень диковинную измятую фуражку с длинным и широким козырьком.

— Voilá, mon p’tit, allons[34], ходить в menagerie[35].

Вашек вскочил со стула, схватил шапку и выскользнул за дверь, чтобы поглядеть, как капитан спускает «красная флаг». Стараясь не отставать от великана, он затрусил к пристройке. На пустыре уже никого не было.

Вашек еще не видел зверинца и, войдя туда, остановился в изумлении. Как же это отец забыл про зверинец? Клетки с обезьянами! Козел с синей бородой! Крикливые попугаи! Невиданные звери в клетках! Медведи! Овцы! Тут хватит развлечений не на один день, а отец отослал его к каким-то несчастным карликам. Но в этот раз посмотреть не удастся — донтер саженными шагами двинулся прямо к клетке со львами, и Вашек, разумеется, поспешил за ним. Когда Гамбье появился среди клеток, почти все звери встали, лениво подошли к решеткам и с глухим урчанием принялись тереться о железные прутья.